Марина услышала скрип половицы в прихожей и подняла голову от судков с солёными огурцами. В доме она умела различать каждый звук – вот Виталий берёт ключи с комода, вот надевает куртку, вот проверяет карманы. Привычные звуки тридцатилетнего брака.
«Схожу за хлебом», – крикнул он из коридора.
«Бери два батона», – отозвалась она, не отрываясь от банок. Завтра приедут внуки, а она всё никак не могла закончить с заготовками. Руки уже болели от закатывания, но останавливаться нельзя – зима длинная, а огурчики домашние всегда лучше магазинных.
Дверь хлопнула. Марина взглянула на часы – половина седьмого. До закрытия магазина ещё полтора часа, торопиться некуда. Виталий наверняка зайдёт к Семёнычу во двор, поговорят о рыбалке, о политике. Мужики всегда найдут о чём потрепаться.
Она закатала последнюю банку и вытерла руки полотенцем. На кухне стоял пар от кипящих кастрюль, на столе громоздились стеклянные ряды – огурцы, помидоры, салат из кабачков. Трудилась всю неделю, но результат того стоил. Дочка Оленька всегда просила передать баночку-другую, а внук Мишка просто обожал бабушкины солёности.
Время шло. Марина успела прибрать на кухне, сложить пустые банки в кладовку, даже телевизор посмотрела. Новости, как всегда, невесёлые. Она переключила на сериал, но следить за сюжетом не получалось – мысли всё время возвращались к тому, что Виталия нет уже два часа.
«Наверное, встретил кого-то», – подумала она, но беспокойство начинало подтачивать изнутри. Обычно он предупреждал, если задерживался.
Зазвонил телефон. Марина бросилась к трубке, но голос в ней был незнакомый.
«Вам звонят из больницы номер семь. Вы жена Виталия Петровича?»
Сердце ухнуло вниз. Марина схватилась за стену.
«Что случилось? Авария?»
«Нет, нет, ничего серьёзного. Небольшой сердечный приступ, но состояние стабильное. Можете приехать, он просит».
Руки тряслись, когда она набирала номер такси. В голове крутились обрывки мыслей – про таблетки, которые он забывал пить, про то, что давно надо было заставить его обследоваться. Сорок лет строил мосты, таскал тяжести, а теперь сердце даёт сбои.
В больничном коридоре пахло лекарствами и тревогой. Виталий лежал бледный, но улыбнулся, когда она вошла.
«Напугался меня», – Марина погладила его по руке. – «Думала, хлеба ждать».
«Прости. Шёл от магазина, и вдруг как кольнуло здесь», – он показал на грудь. – «Хорошо, что рядом аптека была, фармацевт скорую вызвала».
Врач оказался молодым парнем, но говорил уверенно.
«Перенапряжение, стресс. На работе как дела?»
Виталий отвернулся. Марина почувствовала, что муж что-то скрывает.
«Нормально всё на работе», – буркнул он.
«Ну хорошо. Несколько дней понаблюдаем, потом домой. Режим, диета, никаких нервов».
Домой они вернулись через три дня. Марина суетилась вокруг мужа, готовила лёгкие супчики, следила, чтобы принимал лекарства. Виталий был тише обычного, часто сидел у окна, смотрел во двор.
«О чём думаешь?» – спросила она, садясь рядом.
«Да так. О жизни».
«Что о жизни? Доктор сказал, что всё будет хорошо, если беречься».
Он повернулся к ней. В глазах была какая-то странная решимость.
«Мариша, а ты никогда не думала, что мы живём не так?»
«Как это не так? Нормально живём. Дети выросли, внуки есть, квартира, дача».
«Не то я имею в виду. Ну, как будто по накатанной колее. Работа – дом – дача – работа. А где мы сами?»
Марина нахмурилась. После больницы Виталий стал говорить какие-то странности.
«Мы и есть сами. Что ты придумываешь?»
«А когда мы в последний раз куда-то ездили? Не на дачу картошку копать, а просто так, для души?»
«Да зачем нам ездить? Дома хорошо».
«А когда мы в последний раз разговаривали не о бытовых делах? О том, что нас волнует, что думаем?»
Марина встала, пошла на кухню. Разговор ей не нравился. После сердечного приступа у людей часто бывают странные идеи, врач предупреждал. Пройдёт.
Но не проходило. Виталий стал покупать какие-то книги, сидел в интернете, изучал туристические сайты. Марина злилась молча. Пенсия маленькая, а он деньги на ветер пускает.
«Смотри, какие красивые места в Карелии», – показывал он ей картинки на экране.
«Красивые. И что?»
«Давай съездим. Хоть на неделю».
«Ты с ума сошёл? Деньги где брать? И потом, внуки на каникулы приедут».
«Оленька может и без нас справиться. А деньги есть, на похороны откладывали».
«Виталий!»
Он замолчал, но через несколько дней снова заводил разговор о поездках, о том, что надо жить, пока есть силы.
Настоящий скандал случился, когда он заявил, что увольняется.
«Как это увольняешься? До пенсии ещё пять лет!»
«Не хочу больше. Сил нет тратить жизнь на то, что не приносит радости».
«А на что жить будем?»
«Найдём что-нибудь. Я руки не потерял, мастер хороший. Частные заказы, ремонты».
«Ты спятил! Стабильная работа, социальный пакет, а ты что-то выдумываешь!»
Марина кричала, плакала, но Виталий стоял на своём. На следующий день принёс заявление об увольнении.
Недели шли в напряжении. Марина не разговаривала с мужем, только по необходимости. Он пытался наладить отношения, но она отворачивалась. Как можно было так поступить с семьёй?
Однажды утром Виталий сказал, что идёт в магазин за хлебом. Марина кивнула, не поднимая глаз от газеты. Пусть идёт, ей всё равно.
Время тянулось. Час, второй, третий. Марина сначала раздражалась, потом забеспокоилась. Неужели опять с сердцем что-то? Она уже собиралась звонить в больницы, когда услышала шаги на лестнице.
Дверь открылась. Виталий стоял на пороге с небольшим чемоданом в руке.
«Где хлеб?» – машинально спросила она.
«Забыл». Он поставил чемодан и посмотрел на неё. – «Мариша, я не могу больше так жить».
«Что ты несёшь? Какой чемодан?»
«Еду в Карелию. Один. На месяц».
Марина встала. Ноги подкашивались.
«Как это один? Ты что, бросаешь меня?»
«Не бросаю. Просто хочу понять, кто я такой, когда не папа, не дедушка, не муж, не работник. Просто Виталий».
«А я тебе кто? Тридцать лет вместе, дети родила, дом вела, а ты...»
«Ты мне очень дорога. Но я задыхаюсь, понимаешь? После больницы понял, что могу умереть, так и не поняв, зачем жил».
Марина смотрела на мужа и не узнавала его. Этот человек говорил такие слова, каких старый Виталий никогда не произносил.
«Что я детям скажу? Соседям? Что муж в пятьдесят семь лет свихнулся и бросил семью?»
«Скажи правду. Что он поехал искать себя».
«Какую правду? Это не правда, это эгоизм!»
Виталий подошёл к ней, хотел обнять, но Марина отстранилась.
«Я не хочу, чтобы ты страдала. Но я больше не могу притворяться».
«Кем ты притворялся? Мужем? Отцом?»
«Счастливым».
Это слово ударило Марину сильнее всех предыдущих. Она опустилась на диван.
«Значит, со мной ты был несчастлив?»
«Не с тобой. С жизнью, которую мы построили. Понимаешь разницу?»
Она не понимала. Что плохого в их жизни? Семья крепкая, дом полная чаша, дети выросли хорошими людьми. О чём ещё мечтать?
«А если я тебя не пущу?»
«Всё равно уйду. Поздно или рано. Лучше честно, чем потом мучить нас обоих».
Марина заплакала. Тихо, без рыданий, просто текли слёзы.
«Что будет дальше?»
«Не знаю. Может быть, пойму, что всё это глупости, и вернусь. Может, пойму что-то другое. Но попробовать должен».
«А я?»
Виталий сел рядом, взял её руки в свои.
«А ты подумай о себе. Когда последний раз делала что-то для души, а не для семьи? Когда мечтала о чём-то своём?»
Марина вырвала руки. Злость накатила волной.
«Мне не нужны мечты! Мне нужна нормальная жизнь!»
«Тогда я не смогу в ней участвовать. Прости».
Он поднялся, взял чемодан. У двери обернулся.
«Я буду звонить. И если захочешь поговорить, я всегда отвечу».
Дверь закрылась. Марина сидела в тишине и пыталась понять, что произошло. Ещё утром у неё была обычная семейная жизнь, а теперь...
Зазвонил телефон. Дочка Оля.
«Мам, как дела? Папа как?»
«Нормально», – соврала Марина. – «Всё нормально».
Она не могла рассказать дочери правду. Не сейчас. Надо сначала самой понять, что делать дальше.
Вечером Марина ходила по квартире и смотрела на вещи мужа. Его кружка на кухне, тапочки у кровати, стопка книг на столе. Всё осталось на месте, а его нет.
Она взяла одну из книг – что-то про психологию личности. Когда он успел это купить? Полистала страницы, прочитала подчёркнутые строчки: «Кризис среднего возраста – это не болезнь, а попытка души найти новый смысл».
«Нашёл душу», – сказала она вслух и захлопнула книгу.
Но ночью не спалось. Марина лежала и думала о словах мужа. Когда она в последний раз делала что-то для себя? Вспомнила – давно хотела записаться на курсы английского языка, но всё было некогда. Потом хотела научиться рисовать, но руки не доходили. А ещё мечтала съездить к сестре в Сочи, но Виталий всегда находил причины отложить.
«Странно, – подумала она. – Он уехал искать себя, а я тут сижу и тоже начинаю о себе думать».
Утром позвонил Виталий.
«Как ты?»
«Плохо», – честно ответила она.
«Прости. Знаю, что причиняю боль».
«Где ты?»
«В поезде. Еду в Петрозаводск».
«И что там будешь делать?»
«Не знаю пока. Походить, подумать. Поработаю где-нибудь, если найду работу».
«А деньги?»
«Взял компенсацию за отпуск. На первое время хватит».
Марина молчала. Хотела сказать, что он дурак, что все над ними смеяться будут, что это несерьёзно. Но почему-то говорить не хотелось.
«Мариша, ты есть?»
«Есть».
«Я не хочу делать тебе больно. Просто не могу иначе».
«Знаю».
«Может быть, и ты подумаешь о том, чего хочешь от жизни».
После разговора Марина долго сидела у телефона. Потом встала, подошла к зеркалу. Посмотрела на себя внимательно, как давно не смотрела. Пятьдесят четыре года, седые волосы, усталое лицо. Когда она успела так постареть?
Вспомнила себя молодую – яркую, мечтательную. Хотела стать журналистом, путешествовать, писать о разных странах. Но вышла замуж, родила детей, и мечты куда-то ушли. Не исчезли – просто отодвинулись на задний план.
А теперь дети взрослые, и время появилось. Только привычка жить для других оказалась сильнее желания жить для себя.
Марина подошла к компьютеру, который Виталий купил в прошлом году и на котором она умела только в интернет заходить. Набрала: «Курсы английского языка для взрослых».
Результатов было множество. Она выбрала ближайшие к дому, переписала телефон.
Потом набрала: «Художественные студии». Тоже много вариантов.
И ещё: «Туры в Сочи для пенсионеров».
К вечеру у неё была целая страница с телефонами и адресами. Марина смотрела на записи и думала, что Виталий прав – они действительно жили по накатанной. Работа, дом, дача, заготовки на зиму. А где радость? Где открытия?
На следующий день она позвонила на курсы английского. Голос в трубке был приветливый.
«Конечно, можете начать в любое время. У нас есть группа для начинающих, как раз для вашего возраста».
«А не поздно мне учиться?»
«Что вы! У нас дамы и постарше ходят. Одна в семьдесят два года начала, теперь внукам стихи на английском читает».
Марина записалась на пробное занятие. Потом позвонила в художественную студию. Там тоже были рады новой ученице.
Вечером снова звонил Виталий.
«Как дела?»
«Записалась на английский и на рисование».
Молчание в трубке.
«Серьёзно?»
«А что, нельзя?»
«Можно, конечно. Просто... неожиданно».
«Для меня тоже неожиданно».
«И как ощущения?»
Марина подумала.
«Страшно немного. И интересно».
«Понимаю».
«Ты как там?»
«Снял комнату в частном доме. Хозяйка пожилая, добрая. Завтра пойду по объявлениям, поищу работу».
«Не замёрзнешь?»
«Не замёрзну. Там тепло».
После разговора Марина поняла, что злость на мужа начинает проходить. Остаётся обида, страх, непонимание, но злость уходит. Может быть, он действительно не мог иначе.
Курсы английского оказались удивительным миром. В группе было человек двенадцать, в основном женщины её возраста. Все пришли по разным причинам – кто-то хотел помочь внукам с уроками, кто-то собирался путешествовать, кто-то просто всю жизнь мечтал знать иностранный язык.
Преподавательница Анна Сергеевна была молода, но терпелива. Она не смеялась, когда ученицы путались в временах, и радовалась каждому их успеху.
«Язык – это не только слова, – говорила она. – Это новый способ думать, новый взгляд на мир».
Марина с удивлением обнаружила, что у неё есть способности к языкам. Слова запоминались легко, произношение давалось лучше, чем одногруппницам.
В художественной студии было сложнее. Руки не слушались, краски расплывались, рисунки получались детскими. Но было что-то завораживающее в том, как белый лист бумаги превращается в картину.
Преподаватель Михаил Иванович, пожилой художник с седой бородой, подходил и поправлял.
«Не бойтесь ошибиться. В искусстве нет неправильных решений, есть только неуверенность».
Дома Марина развесила свои первые работы на кухне. Получилось наивно, но искренне. Она смотрела на рисунки и не могла поверить, что это сделала она.
Виталий звонил каждые несколько дней. Рассказывал, что устроился в небольшую строительную бригаду, что работы хватает, что хозяйка дома угощает домашними пирогами. А ещё говорил, что ходит в библиотеку, читает книги, которые раньше не успевал читать.
«А ты как? Как курсы?»
«Хорошо. На английском уже целые предложения говорю. А вчера натюрморт рисовала – яблоки с грушами».
«Покажешь, когда вернусь?»
«А ты вернёшься?»
«Не знаю пока. А ты хочешь, чтобы вернулся?»
Марина задумалась. Месяц назад ответила бы не раздумывая. Сейчас не знала, что сказать.
«Хочу, чтобы ты был счастлив».
«И ты тоже будь счастлива».
Прошло ещё две недели. Марина постепенно привыкала к одиночеству. Утром шла на работу, вечером – на курсы, по выходным рисовала или делала домашние задания по английскому. Жизнь стала насыщенной по-другому.
Однажды в студии познакомилась с женщиной по имени Света. Та тоже была одна – развелась год назад после двадцати пяти лет брака.
«Сначала думала, жизнь кончилась, – рассказывала она. – А теперь понимаю, что она только началась».
«И не страшно одной?»
«Страшно. Но это хороший страх. Страх перед неизвестным, а не перед повторением одного и того же дня».
Света предложила съездить в выходные в Суздаль, на пленэр.
«Михаил Иванович организует поездку, будем рисовать архитектуру. Поедешь?»
Марина хотела отказаться – далеко, незнакомые люди, да и деньги тратить жалко. Но потом подумала о словах Виталия, о том, что надо жить, пока есть силы.
«Поеду».
Поездка оказалась чудесной. Древние церкви, золотые купола, осенние краски природы. Марина рисовала и чувствовала, как что-то внутри неё оттаивает, оживает.
Вечером в гостинице она позвонила Виталию.
«Представляешь, я в Суздале. Рисую соборы».
«Серьёзно? И как?»
«Красота невероятная. Жалко, что раньше не видела».
«А я тут на Онежское озеро ездил. Тоже красота».
Они говорили об увиденном, и Марина поняла, что впервые за много лет у них есть о чём поговорить, кроме бытовых дел.
«Мариш, а помнишь, мы в молодости мечтали по золотому кольцу проехаться?»
«Помню. Всё собирались и не собрались».
«А теперь ты едешь. Без меня».
В голосе была грусть.
«А ты по Карелии ездишь. Без меня».
«Да. Получается глупо как-то».
«Или правильно. Каждый идёт своей дорогой».
«Может, дороги где-то пересекутся».
«Может».
После поездки Марина почувствовала, что изменилась ещё больше. Коллеги на работе стали спрашивать, что с ней случилось – стала какая-то другая, более живая.
Дочка Оля приехала в гости и удивилась, увидев рисунки на кухне.
«Мам, это ты нарисовала?»
«Я».
«Не знала, что у тебя есть способности».
«И я не знала».
«А где папа? Что-то его не видно».
Марина вздохнула. Придётся рассказывать.
«Он уехал. В командировку. Длительную».
«Куда уехал?»
«В Карелию. Работает там».
Оля нахмурилась.
«Что-то странно. Почему он мне не звонил?»
«Занят очень. Новая работа».
Дочка не поверила, но расспрашивать не стала. А Марина поняла, что не может вечно скрывать правду.
Вечером позвонила Виталию.
«Оля приезжала. Спрашивает про тебя».
«И что ты сказала?»
«Что ты в командировке. Но долго так нельзя. Надо детям рассказать правду».
«Я готов. Когда захочешь».
«А что ты им скажешь?»
«Что мы решили пожить отдельно. Разобраться в отношениях».
«А если спросят, разводимся ли?»
«Не знаю пока. А ты знаешь?»
Марина задумалась. Два месяца назад развод казался катастрофой. Сейчас не казался.
«Тоже не знаю».
«Значит, пока живём как живём».
«Значит, так».
Прошла ещё неделя. Марина рисовала дома портрет – пыталась нарисовать себя. Получалось плохо, но она упорно работала.
Зазвонил домофон. Спускаться не хотелось, но звонили настойчиво.
«Кто там?»
«Это я».
Голос Виталия. Марина замерла.
«Ты?»
«Можно подняться?»
Она нажала кнопку. Сердце билось как сумасшедшее. Что он скажет? Зачем приехал?
В дверь постучали. Марина открыла. Виталий стоял на пороге с тем же чемоданом, с каким уезжал, но выглядел по-другому. Загорелый, посвежевший, в глазах живость.
«Привет».
«Привет. Проходи».
Он прошёл в комнату, огляделся. Взгляд задержался на рисунках.
«Это твои работы?»
«Мои».
«Хорошие. Особенно этот натюрморт».
«Спасибо».
Они стояли и смотрели друг на друга. Два месяца расставания изменили их обоих.
«Как дела?» – спросил он.
«Нормально. А у тебя?»
«Тоже нормально».
«Зачем приехал?»
«Соскучился. И понял кое-что».
«Что понял?»
«Что искать себя хорошо, но одному скучно».
Марина села на диван. Виталий сел рядом, но не близко.
«И что теперь?»
«А теперь не знаю. Ты изменилась».
«И ты изменился».
«В хорошую сторону?»
«Не знаю пока. Посмотрим».
Виталий улыбнулся.
«Честный ответ».
«А ты хочешь остаться?»
«Хочу. Но не как раньше».
«А как?»
«По-новому. Чтобы у каждого была своя жизнь, но и общая тоже была».
Марина подумала. Два месяца назад она хотела, чтобы всё вернулось как было. Сейчас понимала, что возврата нет и не должно быть.
«Попробуем», – сказала она наконец.
«Попробуем».
Виталий протянул руку, и она её пожала. Как будто знакомились заново.
«А хлеб ты так и не принёс», – сказала она.
«Завтра схожу. Обязательно».
Они засмеялись, и Марина поняла, что давно не слышала его смеха. И своего тоже.