Мы сидели на кухне, пили чай из старых чашек с отбитыми краями, которые я все собиралась заменить, но руки не доходили. За окном моросил октябрьский дождь, и в квартире было сыро и неуютно. Лена молчала уже минут десять, только иногда поглядывала на меня странным взглядом.
— Что случилось? — наконец не выдержала я. — Ты как-то не так на меня смотришь.
Лена поставила чашку на стол и вздохнула так, словно собиралась с духом перед важным разговором.
— Надь, а ты знаешь, где был твой Виталий вчера вечером?
— Где был? — переспросила я, чувствуя, как что-то холодное шевельнулось в груди. — На работе задержался, у них там аврал какой-то. А что?
— Он был в кафе на Пролетарской. С женщиной.
Я засмеялась, но смех получился какой-то деревянный:
— Лен, ну что ты говоришь? Может, с коллегой поужинал, по работе обсуждали что-то.
— Надя, — Лена взяла меня за руку, — они целовались. Я сама видела. Проезжала мимо на автобусе, увидела его в окно. Сначала не поверила, думала, показалось. Попросила водителя остановить, вышла. Точно он.
Мир вокруг меня словно покачнулся. Двадцать три года брака, двадцать три года я верила каждому его слову. Да, последнее время мы стали отдаляться друг от друга, но разве это повод?
— Опиши женщину, — попросила я, сама не понимая зачем.
— Блондинка, лет сорока, может чуть меньше. Красивая. В красном пальто. Надь, мне так не хочется тебе это говорить, но...
— Но что?
— Он выглядел счастливым. Таким я его не видела уже очень давно.
Эти слова ударили больнее всего. Потому что я знала — Лена права. Дома Виталий уже давно ходил мрачный, отвечал односложно, все вечера проводил у телевизора или в телефоне. А теперь выходит, что эмоции у него есть, только не для меня.
— Я пойду, — сказала Лена. — Извини, что пришлось тебе это сообщить. Но ты моя подруга, я не могла молчать.
После ее ухода я долго сидела на кухне, глядя в окно. В голове было пусто, словно вся информация еще не успела усвоиться. Потом начали всплывать детали. Новая рубашка, которую он купил на прошлой неделе. Участившиеся задержки на работе. То, как он стал тщательнее следить за собой, купил новый крем после бритья.
Вечером Виталий вернулся как обычно, поздоровался, прошел в ванную. За ужином молчал, уткнувшись в телефон.
— Как дела на работе? — спросила я.
— Нормально, — буркнул он, не поднимая глаз.
— Вчера долго задерживался?
Он наконец посмотрел на меня:
— А что, проверяешь? Да, задерживался. До девяти сидели, отчет доделывали.
Соврал, не моргнув глазом. И это тоже было больно — понимать, как легко он это делает.
Следующие дни я жила в каком-то подвешенном состоянии. Присматривалась к каждому его слову, жесту, пыталась найти подтверждения или опровержения тому, что рассказала Лена. Подтверждений было множество. Он стал еще более отстраненным, часто засиживался в ванной с телефоном, даже спать стал ложиться позже меня.
В пятницу не выдержала, позвонила Лене:
— Лен, а ты точно его не с кем-то перепутала?
— Надя, родная, я его двадцать лет знаю. Не перепутала. Слушай, может, поговоришь с ним напрямую?
— И что скажу? Что за ним следят?
— А что, будешь терпеть дальше? Надь, ты же видишь сама — он весь не здесь. Живет с тобой, но думает о другой.
Эта фраза засела в голове. Думает о другой. Значит, все эти годы, когда мы вместе ужинали, смотрели фильмы, обсуждали планы на отпуск — он мечтал о ком-то еще?
В субботу утром, когда мы пили кофе на кухне, я решилась:
— Вить, нам нужно поговорить.
— О чем? — он даже не поднял глаз от газеты.
— О нас. О том, что происходит в нашей семье.
— А что происходит? Все нормально.
— Нет, не все. Ты стал другим. Отстраненным. Мне кажется, у нас проблемы.
Он наконец отложил газету и посмотрел на меня с раздражением:
— Надя, не придумывай проблемы на ровном месте. Устал я просто, работы много.
— Только работа? Точно?
— А что еще должно быть?
Я смотрела на его лицо и понимала — он не признается. Будет отпираться до последнего. И что тогда? Устроить слежку? Нанять детектива? Это же абсурд.
— Просто мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.
— Ничего я не скрываю, — он встал из-за стола. — У тебя слишком много свободного времени, вот и фантазируешь. Лучше бы дома порядок навела, а то хлам везде.
Хлам. Я посмотрела вокруг — квартира была идеально чистая, как всегда. Он просто искал повод переключить разговор, свалить вину на меня.
Неделю я мучилась, не зная, что делать. Подруга Марина советовала нанять частного детектива:
— Надь, нужны доказательства. Без фактов он тебя просто газлайтингом замучает.
Но мне не хотелось превращаться в шпиона в собственной семье. Хотелось, чтобы муж сам все рассказал, честно, по-человечески.
В среду вечером, когда он снова задержался на работе, я не выдержала и поехала к нему в офис. Охранник сказал, что весь их отдел ушел в пять, как обычно.
Дома мы снова поругались. Я прямо спросила, где он был, он снова соврал про аврал. Когда я сказала, что была в офисе, он разозлился:
— Ты меня проверяешь? Совсем что ли? Был у Сереги, помогал ему с ремонтом. Не доложил, извини.
— Позвони Сереге, пусть подтвердит.
— Да ты офигела! Я что, отчитываться должен за каждый шаг? Надоела со своими подозрениями.
И ушел к себе в кабинет, хлопнув дверью.
Той ночью я почти не спала. Лежала и думала — что дальше? Можно ли жить с человеком, который врет тебе каждый день? И стоит ли бороться за отношения, если он сам их не ценит?
Утром встала с твердым намерением все выяснить. Виталий завтракал, собирался на работу.
— Вить, последний раз спрашиваю — у тебя кто-то есть?
Он поперхнулся кофе, но быстро взял себя в руки:
— Да что с тобой? Какая-то мания преследования началась. Нет у меня никого. Ты у меня есть, разве этого мало?
— Тогда почему ты врешь про задержки?
— Да не вру я! — он повысил голос. — Просто иногда хочется побыть одному, подумать. Посидеть в кафе, прогуляться. Дома же ты сразу с расспросами: где был, что делал. Задушила своим контролем.
Значит, виновата я. Классическая схема — обвинить жертву.
— Хорошо, — сказала я. — Больше не буду спрашивать.
Он облегченно выдохнул и ушел на работу.
А я поехала к Лене. Рассказала обо всем, она качала головой:
— Надь, он же тебя за дуру держит. Думает, что ты поверишь любой его ерунде.
— А что мне делать? Доказательств никаких нет, кроме того, что ты видела.
— Давай поедем сегодня к тому кафе. Проверим, покажется ли он там снова.
Я отказалась. Не хотела превращаться в сыщика. Если муж изменяет — это его выбор. А мой выбор — как на это реагировать.
Вечером я приготовила его любимое блюдо — жаркое с картошкой. Накрыла красиво стол, зажгла свечи. Решила дать нашим отношениям еще один шанс.
Виталий пришел в восемь, удивился:
— А что за торжество?
— Просто так. Хотела, чтобы у нас был хороший вечер.
Мы поужинали, говорили о всякой ерунде — о погоде, новостях, соседях. Он даже расслабился, стал таким, каким был раньше — внимательным, заботливым. На какое-то время мне показалось, что все наладилось, что Лена могла ошибиться, а задержки действительно связаны с работой.
Но потом зазвонил его телефон. Виталий посмотрел на экран, и лицо его изменилось — стало мягким, даже счастливым. Он быстро сбросил вызов.
— Кто звонил?
— Коллега один. Потом перезвоню.
Но я видела — это было не рабочее выражение лица. Так смотрят на имя любимого человека.
Через полчаса он сказал:
— Надь, извини, мне нужно выйти. Дело срочное возникло.
— Какое дело в девять вечера?
— Серега попал в аварию, в больницу увезли. Нужно съездить, посмотреть, что да как.
Я кивнула. А когда он ушел, набрала номер Сережи. Тот ответил с первого гудка, голос бодрый:
— Надь, привет! Как дела?
— Серж, ты где?
— Дома. А что?
— Ты не попадал в аварию?
— Нет. А что случилось?
Я попрощалась и положила трубку. Все стало окончательно ясно.
Виталий вернулся за полночь, довольный и расслабленный. Сказал, что с Сережей все в порядке, просто сотрясение легкое.
— Как он себя чувствует? — спросила я.
— Нормально. Врачи говорят, завтра выпишут.
— А я звонила ему сегодня. Он дома был.
Виталий замер:
— Когда звонила?
— После того, как ты ушел. Хотела узнать, в какой больнице лежит.
Несколько секунд он молчал, и я видела, как работает его мозг, придумывая новую ложь.
— Его уже выписали. Быстро оказалось.
— Значит, три часа вы что делали?
— Сидели, разговаривали. Он был напуган, просил побыть с ним.
Врать он научился мастерски. Если бы я не знала правды, почти поверила бы.
— Понятно, — сказала я.
На следующее утро встала рано, приготовила завтрак. Виталий спустился, сел за стол.
— Вить, — начала я, — хочу тебе сказать одну вещь. Я знаю про твою женщину.
Он подавился кофе:
— Какую женщину?
— Блондинку в красном пальто. Лена видела вас в кафе на Пролетарской.
Лицо его побледнело, но он все еще пытался выкрутиться:
— Это... это коллега. По работе встречались.
— Коллеги не целуются при встрече.
— Надя, ты все неправильно понимаешь...
— Я все правильно понимаю. Вопрос только один — ты хочешь сохранить семью или нет?
Он долго молчал, смотрел в стол. Потом поднял глаза:
— Не знаю.
Эта честность оказалась страшнее всей лжи.
— Расскажи мне о ней.
— Зачем?
— Хочу понять, что я делала не так. Что она может дать тебе такого, чего не могу я.
Виталий вздохнул:
— Надь, ты ничего не делала не так. Просто... просто мы с тобой стали чужими. Живем рядом, но не вместе. А с ней... с ней я чувствую себя живым.
— Сколько это продолжается?
— Полгода.
— Ты ее любишь?
— Да.
Это "да" прозвучало тихо, но окончательно. Я поняла — бороться бессмысленно. Нельзя заставить любить себя, нельзя удержать того, кто уже ушел душой.
— Что ты хочешь делать дальше? — спросила я.
— Не знаю. Мне нужно время подумать.
— А мне нужна определенность. Я не буду жить в подвешенном состоянии, ждать, пока ты решишь, кого из нас выберешь.
— Надя...
— Нет, Вить. Или семья, или она. Третьего не дано.
Он снова замолчал. Я дала ему время, ждала. Наконец он сказал:
— Я не могу без нее. Прости.
Эти слова должны были причинить боль, но вместо боли я почувствовала странное облегчение. Наконец-то честность. Наконец-то ясность.
— Спасибо за откровенность, — сказала я. — Лучше поздно, чем никогда.
— Надь, я не хотел, чтобы так получилось...
— Получилось. И что теперь?
— Не знаю. Разведемся, наверное.
— Наверное?
Он посмотрел на меня внимательно:
— А ты как к этому относишься?
— Знаешь, Вить, сначала я хотела бороться за нашу семью. Думала, можно все вернуть. Но теперь понимаю — бороться надо было раньше. А теперь поздно. Ты уже сделал выбор.
— Значит, согласна на развод?
— Согласна.
Мы еще немного поговорили о практических вещах — квартира, имущество, как все оформить. Разговор получился странно деловой, словно мы обсуждали не распад семьи, а какую-то сделку.
Потом Виталий ушел на работу, а я осталась одна на кухне. И впервые за много дней почувствовала покой. Закончилась неопределенность, кончились ложь и подозрения. Да, больно. Да, страшно думать о жизни одной. Но честность лучше, чем фальшивое благополучие.
Я позвонила Лене, рассказала, как все прошло.
— И как ты? — спросила она.
— Странно, но нормально. Даже легче стало.
— Он мог бы и побороться за семью.
— А зачем? Если любит другую, то какой смысл? Лучше уж честно расстаться, чем мучить друг друга.
— Ты сильная, Надь. Не все женщины способны так спокойно отпустить мужа.
— Не отпустить, а освободиться. Это разные вещи.
Вечером Виталий пришел с сумкой. Сказал, что пока поживет у друга, а завтра начнет искать съемную квартиру.
— Хочешь, я уйду, а ты останешься? — предложила я.
— Нет, оставайся. Это больше твой дом, чем мой.
Он собрал вещи быстро, без сентиментов. На пороге остановился:
— Надь, прости меня.
— Не за что, — ответила я. — Ты имел право выбирать. И выбрал.
— Ты не злишься?
— Нет. Обидно, что не сказал сразу. Но злости нет.
— Может, мы сможем остаться друзьями?
— Посмотрим. Пока рано об этом говорить.
Он ушел, а я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Двадцать три года совместной жизни закончились. Завтра начнется что-то новое, незнакомое.
Страшно? Да. Но и интересно. Давно я не чувствовала себя свободной в выборе. Не нужно ни под кого подстраиваться, ни с кем договариваться. Можно жить так, как хочется самой.
Я прошла по квартире, и она показалась мне больше обычного. Словно стены раздвинулись, когда из дома ушла ложь.
На кухонном столе лежала записка от Виталия: "Спасибо за все хорошее. Будь счастлива."
Я смяла ее и выбросила. Прошлое закончилось. Пора думать о будущем.