Прошло несколько недель, и странности только усиливались. Тимофей всё так же уходил в лес без объяснений, а возвращался с мешками, из которых Даша доставала туши для засолки. Он уверял её:
— Вот, Дашутка, очередной кабанчик! Засолишь, чтобы к зиме было мясо.
Но Даша уже научилась различать запах и вид —мясо ей казалось подозрительно знакомым: не диковинной дикой дичью, а нежным, почти домашним свиным мясом. Поросята, а не кабаны.
В тишине избы она молчала, сжимая губы и терпя внутрь, боясь упрекнуть Тимофея или спросить прямо. Сердце её дрожал от страха — не знала, что скрывает этот человек, но чувствовала, что лучше не вызывать его гнев. В душе нарастало тревожное чувство опасности — словно тень висела над ними, и любое слово могло разрушить хрупкий покой.
Даша пыталась сосредоточиться на работе: она тщательно разделывала мясо, солила и укладывала в бочки, стараясь не смотреть в сторону тех мест, куда уходил Тимофей, не задавать лишних вопросов и прятать страх глубоко в сердце. Но с каждым днём её внутренний холод лишь рос, и мрак тайн в доме становился всё гуще.
Даша неспешно прогуливалась по базару, смотрела на прилавки с овощами и утварью — пыталась отвлечься от тревог, но сердце не находило покоя. Вдруг к ней подошли знакомые — мама Марфа и тётка Раиса, которые только что узнали от заезжего торговца весть. В их глазах читалось серьёзное беспокойство.
— Дашенька, — заговорила мать, схватив дочь за руку, — только что вернулся коробейник, он привёз страшную новость. В деревне недалеко от нас... случилось ужасное — убили целую семью. Дом разграбили, никто не выжил.
Раиса добавила, чуть дрожа от волнения:
— Люди говорят, что это был жестокий замысел, всё произошло ночью. Никто не знает точно, кто и почему, но слухи разносятся быстрые. Нужно быть осторожной, Даша.
Мать снова тихо сказала, глядя прямо в глаза дочери:
— Я предупреждала тебя, кошка моя, там что-то не чисто у Тимофея. Эта история — знак. Возвращайся домой, к нам, где тебя любят и где ты будешь в безопасности.
Даша чувствовала, как внутри всё сжимается, но голос её был твёрд и полон любви:
— Мамочка, я люблю Павла и верю в них обоих. Я выбрала свой путь. Даже если страшно, я не могу повернуть назад.
Взгляд Марфы наполнился слезами, но она поняла — у Даши собственная сила и мечта, которые ничем не перебить.
Наступила морозная зимняя ночь под Рождество, когда горели первые свечи на окнах, и кругом царила тишина, прерывистая только хрустом снега под ногами. Даша с предвкушением собиралась остаться на ночь у Светланки, ее подружки — там планировалось гадание, таинственный ритуал, который давал надежду заглянуть в будущее. Накануне она предупредила Тимофея Григорьевича, что не вернётся минимум до послезавтра.
— Тимофей Григорьевич, — сказала она уверенно, — я у Светланы буду, не беспокойтесь. Вернусь через пару дней.
Мужчина кивнул, не задавая лишних вопросов, но в его глазах проскользнула тень тревоги.
Однако в ночь встречи её планы неожиданно рухнули — подруга неожиданно позвала её уйти с ней к другому дому, где требовалась помощь ухаживать за больной племянницей. Светлана не могла остаться, и Даша, хоть и расстроенная, вернулась обратно в избу Тимофея.
Зайдя тихо внутрь, она остановилась, почувствовав, что что-то изменилось. В полумраке у печи сидел мужчина — худой, с небритыми щеками, одежда была грязной и поношенной, волосы растрёпаны и взлохмачены. В мгновение сердце Даши бешено застучало — это был он. Павел. Живой, хотя и измождённый, словно тень прежнего себя.
— Павлушка! — выдохнула она, бросаясь к нему навстречу, — это ты?
Даша замерла, глядя на истощённого и грязного Павла, и в её сердце расцвела надежда — но её радость быстро сменилась тревогой. Павел встал резко, напряжённо посмотрел на девушку, глаза его сверкнули гневом и усталостью.
— Ты… — жестко произнёс он, — зачем пришла? Я не хочу видеть никого. Прошёл тот светлый день, Дашутка. Уходи.
Не дожидаясь ответа, он быстро повернулся и поспешил к выходу, исчезая в ночной темноте. Даша осталась одна, охваченная смятением и болью этого внезапного отторжения.
С тревожным сердцем она обернулась к Тимофею Григорьевичу, который сидел у печи, спокойно, словно этого всего и не было.
— Тимофей Григорьевич, что происходит? Почему Павел так зол, почему он не рад меня видеть? Что с ним?
Мужчина не поднимал глаз и с холодным тоном ответил:
— Это не твоё дело, Дашутка. Тебе нужно заниматься своим — солить мясо и не лезть в то, что тебя не касается.
Даша почувствовала, как внутри растёт непонимание и страх. Она смотрела вслед Павлу, а потом на Тимофея, осознавая, что тёмные тайны, окружавшие этих мужчин, только начинают распутываться — и ей предстоит узнать гораздо больше, чем она ожидала.
Даша стояла в полумраке избы, все ещё слыша удаляющиеся шаги Павла, разбитые и резкие, словно отголоски боли и отчаяния. В голове её рвались тысячи вопросов, словно клубок, который теперь надо распутать — но как?
«Как он сюда попал?.. Почему он такой… измученный, худой, весь в грязи? Где он прятался всё это время, если сумел вернуться тайком?» — думала она, сжимая руки в кулаки от бессильной тревоги. В душе рвалось непонимание: как мог этот сильный и добрый юноша, которого она знала, превратиться в такого разбитого человека? Что с ним случилось в рекрутской службе? Какие тяготы и испытания он вынес? Попал ли он туда вообще?
Сомнения плотно обвивали её сердце: «Стоит ли кому-то доверить эту страшную правду? Мать? Тётке? Ведь что, если это навлечёт ещё больше опасности на него, на меня и на всех, кто рядом?» И страх — осознание, что вокруг зреет какая-то тёмная тайна, из-за которой Павел скрывается и от неё, от тех, кто любит.
Её душа сжалась от безысходности: «А если он больше не тот, кто был раньше? Если в его глазах теперь нет той надежды и света? Как же так получилось? И смогу ли я выдержать добиться правды, не потеряв себя?..»
Но в глубине осталась искорка — желание помочь, защитить, быть рядом, несмотря на холод и отчуждение. Она понимала: молчать дальше — значит смотреть, как любовь тонет между тайнами и страхами.
«Я должна узнать всё, что могу, — подумала Даша, — но осторожно, чтобы не навредить никому… И, возможно, однажды найти способ вернуть его прежнего. Или хотя бы понять, что скрывается за этой тенью.»
Пока всё вокруг казалось зыбким и непрочным, единственным якорем оставалась её любовь и желание бороться с неизвестностью, чтобы сохранить хоть каплю света в этом густом мраке.