Утро, как обычно, началось с того, что Игорь что-то швырнул. Это был омлет. Тарелка разлетелась на три куска, омлет — на шесть. Один кусок прилип к ножке стола, другой — к тапку Игоря. Третий… лучше не уточнять.
— Ты его чем солила? Своими слезами? — раздражённо спросил Игорь, поддевая вилкой то, что осталось на тарелке.
(Он говорил так, будто пробует еду в ресторане, где порция стоит как полмесячная пенсия, а не дома, на кухне с облезлой кафельной плиткой.)
— А что, слишком много? — спокойно уточнила Вероника, хотя в животе уже бурлило.
— Мало, Вероника. Настолько мало, что я уже представил, как у меня развивается дефицит натрия. Ты меня медленно убиваешь. — Игорь вздохнул трагично, как будто она принесла ему яд, а не завтрак.
Ну да, конечно. Я — ядовитая женщина, и вот мой страшный план: недосаливать ему яйца. Конец свету, срочно вызывайте прокуратуру, — подумала Вероника, но вслух ничего не сказала.
Она давно заметила: Игорь любит начинать утро с претензии. Это у него вместо зарядки. Мелкое, ехидное замечание — и день пошёл. Пять лет назад это были фразы типа: «Ты опять не помыла яблоки» или «Почему полотенце криво висит». Сейчас — полноценная тирада с обвинениями в покушении на его здоровье.
— Игорь, — Вероника поставила чашку с кофе перед ним, — тебе не кажется, что ты слегка… перегибаешь?
— Перегибаю? Я просто хочу, чтобы в моём доме был порядок и уважение. — Он сказал это с такой интонацией, будто держит речь перед войсками, а не женой.
— В твоём доме? — переспросила она, прищурившись.
— Ну… в нашем, конечно. — Он кашлянул, отвёл взгляд.
О, любимая тема — «наш дом», подумала Вероника. Квартира досталась ей от тёти, но Игорь всегда говорил «наш», будто так перепишет документы силой слова.
— Знаешь что, — она села напротив, скрестив руки, — я вот думаю, может, нам пора как-то… пересмотреть этот формат?
— Какой формат? — нахмурился он.
— Формат, в котором я живу с человеком, который ведёт себя, как учитель труда, которому случайно попали в руки власть и соль.
Игорь замер, потом засмеялся, но смех был без веселья.
— Вероника, ты хочешь скандала с утра?
— Нет, я хочу омлет без допроса, — парировала она, глотнув кофе. — Но, кажется, это слишком амбициозно.
Он резко встал, отодвинув стул так, что он скрипнул по линолеуму.
— Ты неблагодарная, вот кто ты! — повысил голос Игорь. — Я, между прочим, содержу нас!
— Да ладно! — Вероника фальшиво изумилась. — Содержишь? Ты забываешь, что я зарабатываю не меньше. И квартиру я купила задолго до тебя. Так что содержишь ты максимум свои тапки.
Он шагнул к ней, нависая. Вероника ощутила запах его одеколона — тот, который он любил, а она терпеть не могла.
— Говори тише, — процедил он.
— Почему? Чтобы соседи не услышали, что ты — домашний тиран?
Он сжал кулаки. И на секунду она подумала, что он может сорваться. Но он лишь зло выдохнул и пошёл в коридор, бормоча что-то про «истеричку».
Вероника осталась на кухне. Впервые за много лет она не чувствовала привычной вины. Было другое чувство — тёплое, уверенное. Пора.
Она допила кофе, глядя на осколки тарелки на полу, и подумала: Может, этот омлет — моё знамение? Если уже даже завтрак разваливается на куски, значит, пора перестраивать всю жизнь.
Вечер того же дня. На кухне пахло куриным супом, а в воздухе витал запах надвигающегося шторма. Вероника, в спортивных штанах и растянутой кофте, помешивала суп, хотя есть она его не планировала. Суп был скорее формальностью, как дежурная улыбка на встрече с неприятным человеком.
Игорь сидел за столом, листал телефон. Лицо у него было довольное, самодовольное даже.
— Ну что, твои бухгалтерские подружки опять ныли про пенсии? — спросил он, не отрываясь от экрана.
— Они не ноют, они обсуждают, как прожить на те копейки, которые нам собираются платить, — спокойно ответила Вероника, раскладывая хлеб.
— Пфф… Да это всё от безделья. Умели бы крутиться — и не жаловались бы. — Он хмыкнул, как человек, который уверен, что всё понимает о жизни, хотя его максимум — уговорить соседку дать в долг дрель.
— Да-да, конечно, — кивнула она. — Особенно та, что ухаживает за мужем-инвалидом и получает 18 тысяч. Просто не умеет «крутиться».
— Вероника, не начинай, — он резко поднял взгляд.
— Я и не начинала, — пожала плечами она. — А если бы и начинала, то, поверь, у меня был бы куда интереснее сюжет, чем твои монологи про «наш дом» и «женское предназначение».
Игорь со стуком отложил телефон.
— Вот что ты пытаешься доказать? Что я плохой муж?
— Нет, Игорь, это ты успешно доказываешь сам. Каждый день. — Она посмотрела на него и вдруг поняла: бояться-то уже нечего.
— А знаешь, — он прищурился, — мне иногда кажется, что ты специально провоцируешь. Чтобы я сорвался.
— Я тебя? Провоцирую? — Вероника усмехнулась. — Игорь, ты сам с собой прекрасно справляешься. Тут я вообще лишняя.
Он резко поднялся и подошёл к плите.
— И что, по-твоему, мне теперь делать? Уйти, да? — Он сказал это тоном, будто это её мечта, а для него — трагедия века.
— Именно, — кивнула она, продолжая мешать суп.
— Ты серьёзно? — Он растерялся, хотя пытался выглядеть угрожающе.
— Более чем. Квартира моя. Документы на неё у меня в тумбочке. Брачный договор ты подписал. Закон на моей стороне.
— Ты… ты ненормальная! — выдохнул он.
— Возможно. Но зато свободная ненормальная, — парировала она, выключая плиту.
Он схватил кастрюлю, будто собирался вылить суп в раковину, но Вероника перехватила его руку.
— Только попробуй. Это для меня, а не для тебя.
Они стояли, уставившись друг на друга. Его глаза метали молнии, её — холодный свет.
— Ты что, решила, что можешь меня просто выгнать? — процедил он.
— Нет, Игорь. Я решила, что могу жить без тебя. Это разные вещи.
Он отступил. Сел обратно, но уже не как хозяин, а как человек, у которого под ногами начал рушиться пол.
— Думаешь, потом не пожалеешь? — тихо спросил он.
— Думаю, пожалею только о том, что тянула так долго.
И в этот момент она поняла: всё. Дороги назад нет. Завтра она поставит точку. А сегодня — пусть суп остынет.
Утро началось тихо, подозрительно тихо. Вероника проснулась раньше обычного, сделала себе кофе и села в кресло у окна. Вчерашний разговор с Игорем вертелся в голове, как надоевшая песня.
Он вышел из спальни, зевая, в тех же трениках, в которых ходил последние три дня.
— Доброе утро, — пробормотал он, словно ничего не было.
— Доброе, — кивнула она. — Слушай, нам надо поговорить.
— Опять? — Игорь закатил глаза. — Может, ты просто приготовишь завтрак?
— Нет. Сегодня я приготовила кое-что получше. — Вероника положила на стол папку с документами.
Он нахмурился.
— Что это?
— Напоминание, что квартира — моя. И заявление о разводе.
— Ты с ума сошла? — Он даже не притворялся спокойным. — Я же сказал, что могу измениться!
— Ты говоришь это уже пятый год. Единственное, что изменилось — я. И теперь я тебя не боюсь.
Он шагнул к ней, но она не отступила.
— Вероника, ты не понимаешь… У меня нет куда идти.
— Это твоя проблема, Игорь. Моя — перестать жить в аду.
— Ты правда хочешь, чтобы я ушёл? — спросил он, глядя в упор.
— Нет. Я хочу, чтобы ты ушёл сейчас.
Она взяла его спортивную сумку и начала складывать туда вещи. Он стоял, как вкопанный.
— Ты даже не дашь мне времени подумать?
— Пять лет — это мало, по-твоему?
Его голос дрогнул:
— Ты пожалеешь…
— Может быть. Но лучше жалеть о свободе, чем сожалеть, что прожила жизнь под твоим контролем.
Она открыла дверь.
— Пожалуйста, Игорь. Иди.
Он ещё секунду смотрел на неё, потом схватил сумку и вышел. Дверь захлопнулась.
Вероника осталась стоять в коридоре. Сердце билось быстро, но в груди уже было другое — тёплое, тяжёлое и спокойное. Она прошла на кухню, взяла чашку кофе и впервые за много лет почувствовала вкус — без привкуса страха.
Сегодня началась моя новая жизнь. Без него. И с собой.
Конец.