Предыдущие главы:
Конец августа 1961 года. Укомплектованы классы первого курса. И бывшие кандидаты в курсанты, и только что сдавшие экзамены военнослужащие срочной службы, стоят в общем строю 21 роты.
Сегодня последний день, когда форма на нас самая разная. Большинство в матросской одежде, с погонами балтийского флота, но есть и СФ и ЧФ. Несколько человек в армейской форме. До прибытия курсантов 4 курса, которые будут у нас младшими командирами, обязанности старшины роты выполняет Саша Сысоев, старшина команды с эсминца, отслуживший на нем почти 4 года.
Саша выглядит несколько старше нас, в солидном для курсанта 1 курса звании, главный старшина, выше среднего роста, симпатичный, с крупными, мужскими, чертами лица. Он единственный из курсантов нашей роты член партии. В соответствии со званием главный старшина, ему полагается не бескозырка с лентой, а «шапка с ручкой» настоящая морская фуражка «мичманка».
Все мы, отслужившие, как минимум, почти год, уважительно относимся к нему и его званию. Тем более, что Саша действительно, достоин уважения. Он спокоен, выдержан и, понимая, что как одноклассники мы все равны, не пытается изображать начальника, и требует только того, что действительно необходимо.
Саша Сысоев родом из донских казаков. И, по его открытости, уже все знают, что он с хутора Парамонова. Любит пошутить, и не обижается, когда его «подденут». Мой дружок, Рыжий, почувствовал это, и уже, иной раз, злоупотребляет его терпимостью.
Старшиной 221 класса Беспяткин назначил Мишу Туровца. Он тоже пришел с корабля, был командиром отделения, старшина 2 статьи. Миша – белорус из Минска. Красавец с кудрявой головой и ослепительной улыбкой, большой любитель девушек. Но из-за его мужской неотразимости, они любят Мишу еще сильнее.
Выбор старшины класса был сделан командиром роты удачно. Туровец, несмотря на веселый и открытый характер, умел управлять классом без крика и нервов. Хотя далеко не все из нас были такими, что воспринимали приказания без дебатов и рассуждений типа «а почему я?».
Старшиной 222 класса Михаил Александрович назначил Гену Шатаева. Гена перед поступлением в училище был воспитанником музыкального взвода, с военной службой был знаком с детских лет. В оркестре играл на саксофоне. После стажировки он, один из не многих, вернулся в училище в воинском звании старшины второй статьи. Кроме него, за время корабельной практики стали старшинами 2 статьи Славик Понамаренко, Витя Волобуев и Толя Будкин.
Старшинское звание позволило командиру роты, при составлении списка курсантов, допущенных к несению службы дежурными по роте, включить их туда. В этот же список попали и избранные на комсомольских собраниях комсорги классов. В нашем классе комсоргом стал Валера Богданов, высокий круглолицый москвич, гимнаст и умница.
Остальные, не имеющие старшинских званий и не приобщенные к комсомольским постам должны были нести службу дневальными. Мы уже обжили наш общий кубрик на третьем этаже спального корпуса и стоим, после утреннего осмотра, в коридоре, где командир роты ставит нам задачу на сегодняшний день.
Во-первых, сразу после завтрака с 9 до 9.30, получить в учебном фонде библиотеке книги по списку. Часть книг в общее пользования класса, часть книг по индивидуальным абонементам, для себя.
Во-вторых, на вешалках, в ротной баталерке, оставить первый срок и хромовые ботинки, которые будем использовать в увольнении или по торжественным случаям. В учебное время носить форменки с брюками второго срока. На приборку и хозяйственные работы одевать синие рабочее платье. На ногах яловые, рабочие ботинки.
Форму одежды объявляют при построении. Остальное обмундирование надо сдать на хранение Марии Ивановне. В прикроватных тумбочках разрешается хранить только средства гигиены. Допускается присутствие предметов ухода за обмундированием: щетки и рыбины для чистки латунных пуговиц, блях, и якорей, осидол (специальная жидкость, позволяющая доводить латунь до цвета золота), сапожные щетки и гуталин, уложенные в пакет.
В-третьих, привести в порядок форменную одежду. Пришить курсантские погоны с якорями, курсовые знаки на форменки первого и второго срока, мягкие погоны на рабочее платье. Бушлаты и шинели понадобятся не скоро, поэтому их оформлять во вторую очередь.
В-четвертых, получить у Марии Ивановны, на весь семестр, тетради, чертежные принадлежности и логарифмические линейки.
Имущество и книги перенести в классы и подготовить помещения к началу занятий.
Если все объявленное сделать успеем, то после ужина можно будет организовать увольнение до 24 часов. На увольнение построится с курсантскими знаками отличия.
Все это Михаил Александрович объявляет нам спокойным, тихим басом, не оставляющим сомнений, что все надо будет сделать, так как он сказал. И заканчивает: «Есть вопросы? Нет вопросов! Старшина! Ведите роту на завтрак!»
Сысоев отвечает: «Есть!» И командует: « Рота! Слушай мою команду! Налево! Справа по одному на выход вперед, марш! Туровец! Построить роту внизу для перехода на камбуз!»
Через пару минут мы стоим в колонне по три, по отделениям и взводам, а Миша Туровец, орлом поглядывает, как он быстро всех построил.
Последним выходит Саня Сысоев, одобрительно оглядывает строй, взмахом руки направляет Туровца в голову колонны и командует: «Строевым, шагом марш!» Мы первый курс, и нам положено все передвижения по дворам делать только строевым шагом. Да и ходить можно не везде. Ближний путь в столовую через хозяйственный двор. Но этот путь запрещен.
Колонна сворачивает налево и, обойдя торец лабораторного корпуса, выходит на лабораторный двор, засаженный по центру вековыми, в обхват, тополями. Здесь тоже можно идти только определенным путем, между первым корпусом и линией деревьев.
Строевого шага хватило только до первого поворота, но Саша человек умный, пока нет начальников, зачем изображать рвение. Но когда вышли на прямой путь по лабораторному двору, увидели вдалеке капитана 1 ранга Вострикова.
Сысоев его тоже заметил и суровым голосом командует: «Строевым»! Мы своё дело знаем и лабораторный двор заполняют мерные звуки умеющих передвигаться строем бойцов» «Смирно! Равнение налево!» - кричит Саня, лихо выбрасывая кисть руки к козырьку «мичманки». За 4 года службы ходить он тоже научился, поэтому отбивает строевым шагом, как на параде.
«Хорошо идете, товарищи курсанты!» - громко отвечает нам не уставным приветствием Востриков. Это тоже своего рода игра: вы хорошо идете, и я к вам по дружески. Мы это понимаем и с, рвением, орем в такт маршу: «Служим Советскому Союзу!»
В столовой нас ждут накрытые столы. Разносолы не ахти какие: пшенная каша, белый хлеб, сливочное масло и чай с сахаром. Но все оформлено безукоризненно. Столы накрыты на 4 человека. Белейшие крахмальные скатерти. Сложенные уголком льняные салфетки, заправленные в специальные мельхиоровые кольца, Фаянсовые супницы, тарелки и бокалы, с синими якорями, вилки, ножи и чайные ложки, лежащие на специальных подставках.
Все комплекты выполнены в одном стиле. Чайники, с горячим чаем, стоят на отдельных столиках, что бы не портить общий стиль. Они массивные, алюминиевые. Рассказывают, что еще недавно и чайники были изящнее, но мы этого не застали.
Скажу, забегая вперед, что деградация столовой культуры в училище прошла на моих глазах. Первыми исчезли подставки под ножи и вилки, следом за ним сгинули салфетки с кольцами, потом пропали супницы, которых заменили алюминиевые бачки.
После демобилизации мне почти не приходилось бывать в курсантской столовой, но я помню, что когда зачем-то заглянул туда, меня поразило общее убожество. Скатертей уже не было, а посуда была алюминиевой.
Большую часть нашего пребывания в училище я сидел за столом в компании Сани Сысоева (Санек), Миши Туровца (Мишель), и Саши Игнатова (Рыжий). Главной утренней забавой Рыжего было поскорее схватить чайник, и поместив все четыре чайные ложки в бокал кому-нибудь из нас, разлить чай по бокалам. Это называлось помыть ложки.
У нас хватало ума не обижаться на его шалость, а только изображать деланное возмущение, по случаю, отвечая ему тем же.
Саша Сысоев, несмотря на свой старший возраст, был человеком очень эмоциональным. Особенно, когда заводили разговор, о чем-то его искренне заинтересовавшем. Тогда он, с удовольствием пересказывал собеседнику взволновавшую его коллизию и второй и третий раз. Рыжий заметил эту его слабость и не упускал возможность поиздеваться.
«Санек! Расскажи, как ты Марии Александровне свои яловые сапоги сдавал, это интересно»! - говорит Рыжий, заранее смакуя представление. Санек, не чувствуя подвоха, начинает, с увлечением, рассказывать, как он приехал в отпуск на хутор Парамонов, а его отцу, старому казаку, глянулись яловые сапоги сына, выданные ему на эсминце.
В училище они не нужны, и Санек должен был их сдать по аттестату. Искали, что ни будь на сдачу, но нашли только старые голенища. Саня решил, что сойдут и голенища, и в училище пытался их сдать вместо сапог, благо срок носки прошел.
Дело дошло до Беспяткина. «Где сапоги?» - спросил Михаил Александрович «Сносились до голенищ!»-говорит Саня. « А ноги то целы?» - спрашивает Беспяткин. «Ноги?»- задумчиво вопрошает Саня, «Надо посмотреть!» «Иди, посмотри, за одно, сапоги сдай, а голенища возьми на сдачу!»
И в тот момент, когда Санек доходит до пересказа заключительного диалога, рыжий картинно поднимает три пальца над головой и перебивает Санька громким «Три!» «Что три?»- недоумевает увлеченный рассказчик. Рыжий, торжественно обводит глазами аудиторию, и произносит презрительно: « Три раза одно и тоже рассказываешь!»
«Фу, ты Шурик, сам же просил рассказать!»-негодует Санек. « А я думал, ты что-то новенькое расскажешь!»- нагло издевается Рыжий и, вполне удовлетворенный, встает из–за стола.
Сразу после завтрака, строем, в колонну по три, по западному, лабораторному, парадному и восточному дворам идем в библиотеку. В учебном фонде получаем необходимую литературу. Хотя для каждой роты определено свое время, и общая литература, выдаваемая на класс, заранее приготовлена, все равно образуется очередь.
Больше всего времени занимает заполнение индивидуальных формуляров. Я взял весь рекомендуемый набор: Первый том Пискунова по высшей математике, первый том физики Зисмана и Тодеса, учебник по общей химии Глинки, учебные пособия по начертательной геометрии и по технологии металлов училищного издания. Уставы, учебники по истории КПСС, тома Ленина, Маркса, Энгельса и т.д. получаем в общее пользование.
Среди и т.д. несколько работ Сталина и Мао. Нагруженные книгами, уже без строя, идем в наш класс и начинаем распределять книги по местам. Для обще классного набора книг предусмотрен емкий стенной шкаф с несколькими полками.
Миша Туровец назначает ответственным за хранение Валеру Буйникова, того, кто будет закреплен на большую приборку в классе. Предупреждает, чтобы книги общего набора из класса не выносили и объявляет солидарную ответственность за них. Буйникову приказывает переписать их инвентарные номера, для облегчения поиска «потеряшек».
Остальные книги распределяем по вместительным конторкам.
Расписание занятий на семестр уже вывешено на втором этаже, напротив канцелярии факультета. Заведует канцелярией Агнесса Евсеевна, женщина средних лет с добрыми глазами и очевидно семитской внешностью. К курсантам она была всегда внимательна и заботлива и уже ко второму курсу помнила каждого по фамилии.
Я знаю случаи, когда она по собственной инициативе ходила к преподавателям на кафедры договариваться о пересдаче зачета с оценкой, так как без этого курсант терял право на получение красного диплома.
Она была не замужем, жила с сестрой в Левашово, где они имели половину частного дома. Помню, когда уже в 80 годах, мне представилась возможность купить пол дома во Всеволожске, она меня отговорила, ссылаясь на свой опыт.
Зачетные и экзаменационные ведомости, отпускные билеты, разного рода справки, все это оформлялось через нее быстро и без проблем. Вывешивание расписаний занятий на семестр тоже была ее обязанность.
В первом семестре мы должны были изучать высшую математику, физику, общую химию, начертательную геометрию, технологию металлов, морскую практику и историю КПСС. Уставы и строевые занятия у нас должны были проходить под руководством командира роты.
Дважды в неделю планировались занятия по физкультуре. До обеда мы еще успели получить у Марии Ивановны тетради, канцелярские и чертежные принадлежности, и логарифмические линейки. Наборы чертежных инструментов, логарифмические линейки и тетради выдавали на каждого, а остальное имущество, чертежные доски, рейсшины, чернила для авторучек, карандаши, ластики получали на класс.
Авторучки надо было покупать самостоятельно. В том числе, для этих целей, держава нам выплачивала на первом курсе 7 рублей 50 копеек живыми деньгами. А со второго курса курсантский оклад увеличивался до 10 рублей.
Сразу после обеда начали приводить в порядок свои дела с обмундированием. Надо было сверить данные вещевого аттестата с фактическим наличием вещей. Расписаться в сводной ведомости, которую вела Мария Ивановна, сдать ей лишнее инвентарное имущество и начинать самое интересное: пришивать курсантские погоны и курсовые знаки. Только после этого можно сказать, что началась новая, уже курсантская жизнь.
В вещевых аттестатах курсантов, прибывших после стажировки, выданных вещей, оказалось, по минимуму, поэтому первую часть задания мы выполнили быстро. У прибывших с флота, аттестат был полный, и у некоторых из них возникли проблемы с наличием предметов, занесенных в аттестат.
Военнослужащих, прибывших в армейской форме, вообще надо было полностью переодевать, сдавать старую форму и получать новую. Пока старослужащие решали свои проблемы, мы приступили к пришиванию регалий.
Это оказалось не так просто. Я пришил, как мне казалось на место, в угол пересечения плечевых швов форменки. Но когда глянул в зекало, понял, что надо перешивать. Погоны с якорями уныло висели вперед, вместо того, чтобы гордо красоваться на плече.
Чтобы получилось, как надо, плечевой шов должен находиться почти под серединой погона, примыкающего к шву рукава. После нескольких попыток, с предварительной разметкой, погоны с якорями стали на место.
В то время, якоря на погонах были латунными и требовали ежедневной чистки с осидолом. Но лишний труд вознаграждался сторицей, якоря сияли как золотые. Кроме обычных якорей, особые модники приобретали якоря сделанные на заказ, более глубокой и четкой штамповки, но их, придирчивые командиры, в порыве служебного рвения, могли заставить заменить.
Где-то к третьему курсу стали появляться якоря и пуговицы из анодированного алюминия. Чистить их было не надо, зато и вид у них был не тот, особенно после, даже небольшой, носки. В наше время нарукавные знаки, звезды и галки, выполнялись из «золотого» галуна, а позже появились варианты уголков из анодированного алюминия, прикрепляемых к рукаву алюминиевыми усиками.
Но, в последнем случае галун победил. Уж очень не функциональными оказались эти металлические уголки, которые то и дело отваливались. С нарукавными знаками тоже приходилось повозиться. Галуны звезд нашивали на подложку под цвет рукава, темно синюю, черную иди белую. Но при вырезании отдельной звезды нитки подложки некрасиво торчали во все стороны.
Что бы этого не было, подложку надо было аккуратно обметывать. То же самое касается и подложки курсовых знаков. Расположение звезды относительно курсового знака должно быть выдержано строго по стандарту, так же как ориентация его на рукаве.
Да и пришивать надо было так, чтобы стежки крепления не были видны. Если всех этих требований не выполнишь, то велика вероятность, что тебя выведут из строя на увольнение и отправят устранять замечание.
Эти мысли, и также понимание, что ежегодное перешивание курсовых знаков переводит тебя на другой уровень, превращает, казалось бы заурядную и нудную работу в ритуал.
Первая радость появляется, когда сиротливая, одинокая галочка пополняется подружкой. Когда пришиваешь три галки, знаешь, что ты уже вырос из младших курсов. Четвертая галочка радует тем, что сразу и не сосчитать, сколько там их на рукаве, 4 или 5.
Ну а когда пришиваешь курсовой знак из пяти галок, то знаешь, что уважение к тебе переходит на новый уровень. Скоро получишь погоны мичмана, сменишь бескозырку на «шапку с ручкой» и будешь ходить в город по пропуску, а не надоевшим строем, по увольнительной.
Это еще будет не скоро, а пока мы сидим и пришиваем на наше обмундирование наши первые курсовые знаки.
Время приближается к ужину. Намеченные на день дела выполнены, и раздается команда: «Построиться в коридоре для проверки обмундирования. Форма одежды три, первого срока!»
Первое построение в курсантской форме. Сколько еще таких будет!.
Через пару минут мы стоим в строю готовые предъявить выполненную работу. Командир роты обходит строй, остается довольный увиденным и объявляет: «Построение на увольнение сразу после ужина на парадном дворе!
Старшине роты получить у меня увольнительные записки. Дежурному по роте выйти на построение с книгой увольняемых»! Что- то говорит Сане Сысоеву, сопровождающему его при обходе и удаляется к себе в кабинет, тихо бросив ему: «Не командовать!»
Это означает, что старшина может не отдавать команду «Смирно!» на уход командира. Сысоев объявляет: «Желающим уволиться, записаться у дежурного по роте, для занесения в книгу увольняемых»! И распускает строй.
На ужин мы идем в форме три первого срока, чтобы не терять лишние минуты, и построиться на увольнение сразу после возвращения из столовой.
И вот, в 18.30 мы стоим в две шеренги, готовые получить увольнительные записки и впервые, уже как первокусники, выйти в город.
Дежурный по роте Валера Богданов, с заполненной книгой увольняемых стоит рядом с Саней Сысоевым. Старшина роты командует: «Первая шеренга, два шага вперед, марш! … Кругом»!
Мы выполняем команду, а Саня с важным видом обходит шеренги, изображая процедуру проверки внешнего вида.
Возвращает строй в исходное состояние и кивает дежурному по роте. Валера открывает книгу и объявляет первую по списку фамилию: «Курсант Бахарев»!
Я отзываюсь и иду, изображая строевой шаг к старшине роты: «Товарищ главный старшина, курсант Бахарев прибыл для получения увольнительной записки»!
Саня достает, из пачки увольнительных записок, мою и вручает ее мне. Все это без улыбки, с самым серьезным видом. Я также серьезно: «Разрешите стать в строй?» «Встать в строй»!- командует Саня, а я исполняю приказание.
Ритуал повторяется со всеми, стоящими в строю. Дежурный по роте фиксирует выдачу увольнительных записок, проставляя время вручения. Как только процедура закончена, приходит командир роты. Он принимает доклад от старшины, что увольняемые 21 роты готовы убыть на увольнение, говорит несколько напутственных слов и дает знак Сысоеву выводить строй к воротам под шпилем.
Там стоит дежурный по училищу, который наблюдает за порядком. Чаще всего, видя присутствующего на увольнении командира роты, он просто разрешает выпустить очередную колонну. Но иногда, вмешивается в процесс, отыскивая действительных или мнимых нарушителей.
Одно время, дежурные по училищу не пропускали на увольнение курсантов с портфелями или пакетами. Носить разрешалось только маленькие чемоданчики. Часто выводились из строя курсанты, чьи прически не понравились дежурному. В уставе того времени говорилось о необходимости аккуратной прически, и приводились примеры: бокс, полубокс, бобрик. Так что успокоиться курсанту, что он уволен, можно было только после прохода под шпилем.
В тот августовский день, когда мы первый раз увольнялись в курсантской форме, все обошлось благополучно, и мы довольные, высыпали к фонтану Александровского сада, поглядывая на золотые якоря погон.
17. Увольнение. Парк Победы
В тот августовский теплый вечер, когда мы в курсантской форме впервые вышли из ворот под шпилем Адмиралтейства, поглядывая на только что приколотые золотые якоря погон, с ближайшими местами скопления девичьего населения, которого так не хватает молодым девятнадцатилетним курсантам, мы еще знакомы не были.
Поэтому, как местный житель, ориентирующийся в ситуации, я предложил Саше Игнатову и Володе Дорожинскому поехать на разведку в Московский парк Победы, где можно было, гуляя по его тенистым аллеям, познакомиться с девушками и где в то время работал летний танцевальный павильон.
Лето заканчивалось, проводившие его на дачах и на юге загорелые студентки и школьницы прибыли в город. А в такой чудесный, теплый вечер они наверняка бродят веселыми стайками по тенистым аллеям парка, постепенно стекаясь туда, откуда звучит танцевальная музыка.
Предлагаю поехать на троллейбусе второго маршрута. Для того, чтобы время в пути прошло с пользой, обещаю работать гидом, знакомя друзей с Ленинградом. Друзья с моими предложениями согласились.
Мы, не мешкая, обогнули фонтан, окруженный туристами, бросающими туда монетки на счастье, и вышли из Александровского сада. Перейдя Адмиралтейский проспект, по которому в те годы ходил трамвай, остановились на кольцевой остановке второго троллейбуса.
Кольцо было напротив здания бывшей ЧК, в начале улицы Дзержинского, которую все еще часто называли Гороховой. Еще пара минут – и вот мы уже едем в полупустом троллейбусе по Невскому проспекту, сворачиваем на Малую Морскую и по Гороховой движемся в направлении ТЮЗа.
Я, как гид, называю друзьям старые названия проезжаемых улиц: Большая Морская, набережная реки Мойки, Казанская, набережная Екатерининского канала, Садовая, набережная реки Фонтанки... Не доезжая до ТЮЗа, сворачиваем на Загородный проспект. Проезжаем Витебский вокзал и возле Технологического института и памятника Плеханову поворачиваем на Московский проспект.
Рассказываю друзьям, что еще недавно он назывался проспектом Сталина, а до революции - Царскосельским. Справа по движению троллейбуса, вплоть до Обводного канала, пошла череда выходящих на Московский проспект Красноармейских улиц. С первой по двенадцатую Красноармейские улицы раньше назывались Первой – Двенадцатой ротами, а Тринадцатая Красноармейская – Заротной улицей.
Слева по ходу троллейбуса отмечаю величественное здание Фрунзенского универмага, чью архитектуру характеризуют, как перехода от конструктивизма к «сталинскому ампиру».
Сразу за Обводным каналом показывается выстроенное в 19 веке в классическом стиле здание бывшей скотопригонной биржи, желтые низкие корпуса которого не производят впечатления на моих друзей.
Слева по движению, идет череда неказистых зданий, за которыми располагались деревянные бараки знаменитых Бадаевских складов. Минуем Киевскую улицу. За ней скучная линия застройки начала века прерывается величественным зданием Дома пушнины. Он построен в тридцатых годах в стиле «сталинского ампира».
Сразу за ним бросается в глаза явно нуждающийся в реставрации храм Воскресенского собора бывшего Новодевичьего монастыря, построенный в середине 19 века.
Еще несколько минут езды, и я обращаю внимание друзей на здание в стиле конструктивизма 30 годов - клуб имени Капранова, где в летнее время танцевальные вечера проводят в садовом павильоне, а в зимнее время в танцевальном зале. Ребята принимают информацию к сведению.
А в это время троллейбус огибает площадь пересечения Московского и Лиговского проспектов, украшенную Московскими воротами, творением архитектора Стасова и скульптора Орловского. Триумфальные ворота воздвигнуты на месте так называемой Первой рогатки, поста на въезде в Санкт Петербург, и посвящены победам в Балканской войне над турками и «усмирению» Польши.
Троллейбус проходит мимо конструктивистских зданий Московского райсовета и дома Культуры Ильича и ныряет под виадук железной дороги. Справа и слева тянутся корпуса завод «Электросила», где нам через три года предстоит проходить производственную практику. Проезжаем широкий Благодатный переулок, вскоре заслуженно переименованный в Благодатную улицу, минуем кинотеатр «Мир».
Через минуту троллейбус делает левый поворот на Кузнецовскую улицу и останавливается у одного из северных входов в парк. Мы выходим, но мне хочется показать приятелям парк Победы во всей его красоте, и я предлагаю дойти до главного входа в по тротуару Московского проспекта.
Все еще жарко; хотя уже семь вечера, солнце почти не уменьшило свой пыл, и ребята тянут меня в тень западной аллеи парка. Я соглашаюсь - дойти до главного входа можно и по ней.
В августовском парке жарким, солнечным вечером много народу. На скамейках сидят пожилые тетки в белых панамках, кто с книжкой, кто с вязаньем. Молодые женщины с малышами в колясках чинно катят свои сокровища. На детской площадке бойкая малышня карабкается по шведским стенкам и качается на качелях и качалках под присмотром молодых бабушек и заполошных мам.
За импровизированным столом, сооруженным из двух овощных ящиков,
накрытых куском фанеры, поставленным между двух садовых скамеек, мужики в майках забивают домино.
Юные девушки в ярких открытых платьях, по одиночке, и веселыми стайками, неспешно прогуливаются, демонстрируя летний загар оголенных плеч и стройных ног.
Их вид явно поднимает моим друзьям настроение, тем более, что многие из них не без интереса поглядывают на троицу новоиспеченных курсантов с золотыми якорями на погонах, с откровенным восхищением, оценивающих их девичьи прелести.
Мы идем тем самым прогулочным маршрутом, которым два года назад так любили гулять я и мои друзья из 366-й школы. Поэтому, поглядывая на встречных девушек, я надеюсь встретить кого-нибудь из них, из той, уже ставшей далекой, школьной жизни.
Я знаю, что почти сразу после выпуска вышла замуж Лидочка Зайцева.
С Лидочкой Соболевой я недавно разговаривал по телефону. Этот год был для нее чередой несчастий. В мае у нее умер отец, потом она попала в больницу с аппендицитом. Недавно вернулась из Белоруссии, где жила вдвоем с младшей сестрой, так как, после смерти отца, мать вынуждена была пойти работать. По голосу, которым она со мной говорила, чувствовалась, что она еще не отошла от бед, и ей не до прогулок.
Совсем недавно вышла замуж Ирочка Бокова, с которой мы два года назад вместе поступали в университет, а потом бродили, взявшись за руки, по аллеям Летнего сада. Сейчас её фамилия Шамрицкая, а ее муж, выпускник Военно-морского училища имени Ленинского Комсомола, вполне возможно, будет уже командиром ПЛ, когда я прейду к нему молодым лейтенантом.
Забегая вперед, скажу, что на самом деле Владислав Сергеевич, её муж, получит назначение в Ракетные войска, будет служить на космодроме Плисецк, а потом в Академии Можайского. Впервые мы с ним встретимся и подружимся в Балтийском университете «Военмех», где он будет заведовать лабораторией кафедры электротехники, а я буду работать доцентом.
Пока я вспоминал своих школьных подруг, мы вышли на главную аллею парка, и я повел друзей направо, под пропилеи, на проспект, чтобы они увидели всю красоту и величие парка, который мне так дорог.
Вид от главного входа в парк действительно красив. Прямо через проспект, на фоне строгого здания гостиницы Россия, высится памятник Чернышевскому. Слева и справа от него, окаймляя площадь, красиво расположились корпуса жилых домов с арками и лепниной, выполненные в духе сталинского неоклассицизма. Линии домов, спроектированных в одинаковом стиле, тянутся влево и вправо насколько хватает взгляд.
На углу Московского проспекта и Бассейной улицы взвился в небо шпиль жилого дома, украшенного скульптурой и барельефами.
Через величественную колоннаду главного входа, на фоне бьющего фонтана, играющего на солнце радугой брызг, просматривается центральная аллея парка, заполненная гуляющей, нарядно одетой публикой.
Из глубины парка, слегка заглушаемая спелой зеленью разросшихся тополей, несется танцевальная музыка. Там, в летнем павильоне, расположенном за чередой прудов, изящные, красивые, нарядные девушки уже дожидаются своих кавалеров, не ведая, что три их лучших представителя уже спешат туда.
Так думали друзья, ускоряя шаг в направлении чарующей мелодии Кумпарситы, зазвучавшей, как только мы вышли из-под пропилеев.
Через пять минут мы стояли у танцевального павильона, но не спешили войти, так как кончилось первое отделение танцевального вечера, перестал играть оркестр и народ повалил из зала.
Судя по разгоряченным лицам, внутри было жарко. У билетной кассы стояла небольшая очередь, и, взяв билеты, мы сели на скамейку - так, чтобы видеть как выходящих посетителей, так и пруд перед павильоном с катающимися на лодках парами.
Народу на перерыв вышло много, даже казалось странным, как они там все поместились. Было заметно, что в курящей толпе есть изрядно выпившие, и не только парни, но и девушки. Много было и тех, «кому за тридцать», но попадались и совсем молоденькие девчонки, явно школьного возраста. Некоторые из них с любопытством поглядывали на нашу скамейку, о чем-то переговариваясь между собой.
«Расходимся и выбираем тактику свободного поиска», - говорит Рыжий. И поясняет: «Шанс, что найдем сразу трех симпатичных подружек, ничтожен».
«Правильно»,- говорит Дорогой: «каждый выбирает то, что хочет. Я бы согласен заполучить вон ту - грудастую блондинку!»
«Всегда бери сисястую, она глупей», - цитирую известный афоризм, и мы, по одному, идём к входу в зал.
В зале было, как я и предполагал, очень душно, пахло пудрой, «Красной Москвой» и пылью. Оркестр еще не начал играть и паузу заполняла музыка из динамика. В центре зала несколько пар продолжали танцевать. Вдоль стен стояли ряды деревянных кресел с откидными сиденьями. Все они были заняты.
В это время объявили «белый танец». И опять зазвучала музыка из динамика. Не успел я оглядеться и переварить нечаянную встречу, как ко мне подошла хрупкая, черноволосая девушка и застенчиво пригласила на танец. «Из ПТУ»,- решил я и, взяв ее за руку, повел в центр зала. Рука была прохладной и слегка влажной.
Звучала музыка из кинофильма «Последний дюйм», не очень быстрая, но эмоциональная. Я обнял девушку за талию и повел в свободном стиле.
« Я два года назад смотрел этот фильм в кинотеатре Мир», - сказал я, чтобы не молчать.
«Какой фильм?» - не поняла меня девушка.
«Уже хорошо, хоть реагирует на звук!» - подумал я и начал объяснять. Но к моему удивлению девушка ответила: «Фильм я не видела, а рассказ Олдриджа читала».
Мы разговорились. Девушку зовут Рита, она закончила десятый класс и перешла в одиннадцатый. Живет с матерью и отчимом недалеко, в районе Московского универмага. Сюда пришла с одноклассницей. Мелодия закончилась, и я отвел Риту к ее подруге, поблагодарив за танец.
Тем временем оркестранты вышли на сцену, и расселись по своим местам, настраивая инструменты. Народ, выходивший на перерыв, повалил в зал. Я стоял метрах в десяти от своей новой знакомой и мог ее хорошо рассмотреть. Видно было, что девушка не слишком бойкая, может быть потому, что стесняется своего платья, явно более уместного для школы, чем для вечера танцев.
Темная, до середины колена, юбка, белая блузка с открытым воротом, и в тон юбке жилетка, которая казалась тесноватой и не слишком новой. Но тонкая талия, высокая грудь и длинные стройные ноги, несмотря на скромность наряда, делали бы ее даже эффектной, если бы не потерянный вид, с которым она периодически оглядывалась по сторонам.
Чистое лицо без макияжа, пухлые губы, правильный нос, черные, не слишком густые волосы до плеч и темные грустные глаза делали ее совсем юной и неопытной.
Я подумал: « Почему, несмотря на свой стеснительный вид, она первая подошла ко мне? Надо будет пригласить ее на следующий танец». Оркестр заиграл «Албанское танго» и я было собрался осуществить своё намерение, как увидел, что меня опережает парень лет шестнадцати, который подошел к Рите и увел её на танец.
Внимательно разглядывая танцующие пары, я заметил ярко накрашенную брюнетку, которая мне была знакома. Невысокого роста, в замшевой мини юбке с волнисто обрезанным подолом, в шелковой, с нарядными рюшами, кофточке, не скрывающей красивую грудь. Стройные ножки обуты в изящные босоножки на десяти сантиметровом каблуке.
Партнером ее был невысокий, спортивного вида, парень в фирменных джинсах и яркой клетчатой рубахе. Я узнал девушку. Это была Лариса, медсестра из нашей поликлиники. В прошлом году, перед поступлением в училище, мы пару раз встречались. Но дальше жарких поцелуев на скамейке во дворе ее дома дело у нас не пошло.
Когда танец закончился, парень отвел девушку к ближайшей колонне и, что-то шепнув на ухо, направился к выходу. Я подошел к Ларисе и поздоровался.
«Привет, ты куда пропал? Тебя призвали в матросы?» - спросила она таким тоном, как будто мы вчера с ней расстались.
«Ты ж видишь!» - сказал я, немного обиженный, что она не различает моих знаков отличия.
« А я здесь с женихом, мы скоро поженимся!» - поспешила сообщить Лариса.
«Поздравляю, он симпатичный»,- ответил я и добавил: « Рад был тебя увидеть».
« Я тоже рада», - ответила девушка, явно из вежливости.
«Счастья тебе!» - пожелал я ей и отошел.
Снова заиграл оркестр. Только я собрался пригласить Риту, как увидел, что опять опоздал. Тот же парень, с которым она танцевала под музыку «Албанского танго», опередил меня и приглашает ее на танец.
Она отказалась и что-то начала ему говорить. Парень махнул рукой и пригласил ее подругу, которая, как бы нехотя, пошла с ним.
«Одноклассник»,- решил я и направился к Рите. Девушка улыбнулась мне и церемонно кивнула в знак согласия. Было видно, что она рада, что пригласил ее я. « Это твой одноклассник?» - спросил я партнершу. «С чего ты решил?» - ответила она вопросом на вопрос. «Наверное, потому, как ты с ним говорила, отказавшись идти танцевать», - объяснил я. «Нет, это мой двоюродный брат»,- сказала Рита, помедлив. И тут же предложила:
«Здесь слишком душно, пойдем лучше погуляем, если ты не возражаешь ».
«Похоже, девушка не так стеснительна, как мне показалась, во всяком случае, пока управляет она», - мелькнула у меня мысль. Но я был не против предложения, так как девушка начала мне нравиться. «Давай двигаться к выходу в ходе танца»,- предложила Рита, и мне показалось, что она не хочет, чтобы ее уход видели знакомые.
Мы вышли на свежий воздух и направились в сторону лодочной станции. Рита обвила меня рукой за пояс, и мне хотелось обнять ее за плечи, но я был в форме, и это показалось мне неудобным. Командир роты говорил, что старушки и пожилые женщины как-то очень трепетно относятся к поведению курсантов, и такая вольность вполне может спровоцировать качание головой и неодобрительное брюзжание вслед.
Да и не всякий патруль упустит возможность проявить рвение, увидев идущего в обнимку с девушкой курсанта. Пришлось осторожно намекнуть, что курсанты обнимаются, только сняв форму.
Рита, восприняла информацию с улыбкой, и мы чинно последовали по аллее.
У лодочной станции я предложил Рите покататься на лодке. Она охотно согласилась, и мы долго катались по лабиринту прудов.
Солнце скрылось за кронами плакучих ив, но было тепло. Сильный запах ночных фиалок смешивался с запахом воды и водорослей. На танцевальной площадке звучала музыка, с пляжа доносились удары по волейбольному мячу, от желтого павильона на перешейке между прудами неслись возгласы играющих в домино и стук костяшек.
Рита сидела на корме лодки. Когда я при гребле откидывался назад, из-под короткой юбки открывались девичьи бедра вплоть до белых, полупрозрачных трусиков, плохо скрывающих «зону бикини». Я старался не смотреть «туда», но у меня это плохо получалось. Моя подруга заметила мои украдкой бросаемые взгляды, но не засмущалась, и не одернула юбку, а пошутила: «Ты не ослепни!»
«Ты еще дразнишься!» - ответил я с улыбкой, направляя лодку назад к пирсу. Было без семи минут десять вечера, и лодочная станция заканчивала работу. У меня оставалось, за вычетом дороги, не более часа.
«В двадцать три часа, не позднее, я должен сесть на троллейбус, чтобы вернуться из увольнения вовремя. Если я пойду тебя провожать до дома, то нам надо уже уходить», - озвучил я свою мысль.
«Хорошо», -сказала Рита и мы тихонько пошли парком в сторону её дома. У кинотеатра «Дружба» чинно расстались и договорились встретиться здесь же возле касс, в следующую субботу.
Через час, за двадцать минут до срока, я докладывал дежурному по роте, что из увольнения прибыл без замечаний.
18. Первый учебный день
«Подъем»!- раздается в семь часов громкий крик дежурного по роте - за секунду до этого он включил освещение. Вставать не хочется. Еще хотя бы пару секунд не отрываться от сна, продолжающего вечерний сюжет вчерашнего увольнения, где вместо Риты, почему-то Дина. Но вставать надо. Из коридора несется команда «Смирно!»
Это явился дежурный по факультету, и можно, если вовремя не вскочишь с койки, заработать крупную неприятность. Ему нет проблем, ни этических, ни эмоциональных, записать в журнале дежурного: «Проверил соблюдение утреннего распорядка дня. Замечание: В 21-й роте своевременно не встал по команде «Подъем» курсант …».
Через пять минут новая команда: «Построиться на физзарядку! Форма одежды - рабочие брюки, голый торс». Гремя яловыми ботинками, выбегаем по лестнице на Хозяйственный двор и строимся в колонну по три.
Сегодня первое сентября - прекрасное, теплое утро, какое не часто бывает в это время в Ленинграде. На небе ни облачка. Последним выходит Саня Сысоев, он все еще в режиме старшины роты.
Сегодня к нам назначат младших командиров с 4-го курса, и уже завтра поведет строй Алексеев или Комнатный. «Бегом марш!» - командует Саня и мы в полшага побежали в сторону шпиля. Ворота уже открыты и впереди нас уже успела пробежать 31-ая рота.
Легкой трусцой выбегаем в Александровский садик. Вдыхая полной грудью свежий утренний воздух, наполненный запахом желтеющей листвы, бежим по аллее мимо памятника Пржевальскому, в сторону Конногвардейского бульвара. У выхода на бульвар поворачиваем налево и бежим вдоль Адмиралтейского проспекта в сторону Дворцовой площади.
Минуя вход в резиденцию Старшего морского начальника, завершаем круг и, проследовав под шпиль, останавливаемся на Парадном дворе. Здесь делаем комплекс гимнастических упражнений и с веселым, молодым гомоном возвращаемся в спальное помещение.
После утреннего туалета, во время которого моемся до пояса, недолгие приготовления к утренней приборке.
Саня, как всегда, устроился лучше всех. Он нештатный баталер, выдает и принимает «приборочный инструмент». Для «внешнего объекта» - метлы и лопаты, для остальных мест приборки - тазики, моющие средства, ветошь.
Наше отделение делает приборку в гальюне и умывальнике. Это не так уж и плохо. Во-первых, утренний туалет можно перенести на время приборки, проведя его без суеты и толчеи.
Во-вторых, работы здесь значительно меньше. Есть шланг, вода в неограниченных количествах, и можно всю приборку сделать, не запачкав рук, без ветоши и тазиков, благо, полы кафельные и сливы не забиты. Знай поливай из шланга.
В-третьих, чтобы никто не рвался в туалет во время приборки, нам разрешено закрывать дверь на ключ, и всякого рода контролеры нам не страшны. Обычно, за первые 10 минут работы у нас уже все готово, и остается только ждать команды окончания приборки.
После наведения порядка в помещениях, есть несколько минут, чтобы приготовиться к утреннему осмотру. Сегодня, по случаю начала учебного процесса, мы переодеваемся в форму 3 первого срока. Чистим асидолом якоря на погонах, драим пастой ГОИ бляхи флотских ремней. После утреннего осмотра, как всегда строем, маршируем на завтрак.
Новый учебный год в училище начинается с общего построения с оркестром и выносом знамени, короткого митинга и прохождения торжественным маршем. Митинг длится недолго, потому что первая пара учебных часов заменена т.н. Ленинским уроком, где раздаются те же самые призывы крепить учебу и дисциплину, густо перемешанные набором слов с окончанием на изм: марксизм, социализм, коммунизм, империализм, интернационализм и т.д.
Первая пара учебных часов обычно закреплялась за общественными дисциплинами, поэтому потеря от «урока» оказывалась незаметной. Занятия по общенаучным дисциплинам в этот день, начинались вводной лекцией.
Преподаватели представлялись курсантам, записывали на доске свои фамилии, имена и отчества, знакомились с каждым по классному журналу; при этом надо было встать и сказать «Я».
Нам рассказывали о порядке прохождения курсов, предполагаемых формах контроля, правилах ведения и проверки конспектов. Затем начинали рассказывать общие сведения о предмете преподавания, его истории и значении для подготовки военно-морских инженеров-электриков.
Большинство преподавателей ограничивало вводную лекцию часом. Но те, кто увязывал тему с решениями двадцать первого съезда КПСС, постановившего, что реставрация капитализма в СССР исключена,и с Семилетним планом развития народного хозяйства, по которому социалистический лагерь должен был произвести более половины валового мирового продукта, использовали все два часа.
Естественно, на таких вводных лекциях создавались идеальные условия, чтобы отключиться от происходящего и уйти в собственные мысли, что я успешно и проделывал. Но, надо сказать, что ни профессор Сена, ни доцент Виграненко не позволяли себе отрывать время от своих дисциплин на эзотерические
рассуждения.
И когда они, быстро завершив вводную лекцию, приступали к изложению основного материала, мне приходилось туго, так как мысли мои были забиты вчерашним увольнением и предстоящими в субботу и воскресение свиданиями.
Но, вспомнив клятвенные обязательства, которые я дал себе после апрельского происшествия в Лиепае, я заставил себя переключиться на учебу и добросовестно вел конспект. Зато, когда лекции закончились и объявили построение для перехода на обед, переживания, такие понятные, явились снова.
Два сильных побудительных мотива раздваивали мое сознание. Неприкрытый эрос, распаленный юношеской сексуальностью, который я испытал в отношениях с Ритой, и девственная влюбленность, подкрепленная прежними мечтами о недоступной красавице, которую я все сильнее чувствовал по отношении к Дине.
Прежде всего, я решил, что схожу на свидание к Дине, независимо от того, как будут развиваться мои отношения с Ритой. А перспективы казались вполне обнадеживающими, принимая во внимание динамику развития событий во вчерашний вечер.
Кроме того, я знал, что в эту субботу мама вечером уходит на ночное дежурство, значит, с семи вечера дома ее не будет. Судя по всему, Рита будет не против домашнего уюта. Но даже если с ней
все получится, как я рассчитываю, то в воскресенье я пойду на свидание с Диной.
От одной только мысли, что я буду с этой красавицей, пусть даже весь вечер мы проходим, как два пионера, у меня сладко сжимало сердце. А если я почувствую, что я ей не безразличен, то в тот же миг прекращу с Ритой всякие контакты.
Мне хотелось выговориться на эту тему с моим ближайшим приятелем. Но я хорошо представлял его реакцию - кроме насмешки, ждать было нечего.
Он видел, как я ушел с Ритой. Вон как косо поглядывает, когда видит, что я задумываюсь! Хорошо, что хоть про Дину ничего не знает. Эти мысли крутятся у меня в голове, пока мы строем идем на камбуз.
Не успели сесть, как Рыжий начинает: « Слушай, Бах, так нечестно, доложи общественности о своих достижениях на любовном фронте! Я видел, как ты повел козочку на заклание уже после первого танца! И вчера, вместо того, чтобы доложить друзьям по полной форме, где, кого, как, ты юркнул в койку и притворился спящим!»
«Болтун!» - пытаюсь я парировать, - « ты же вчера пришел позже меня, вот и рассказывай, раз тебя так свербит!»
«Отстань от него, Рыжий, видишь, он ходит задумчивый. Любовь – страшная штука» - подхватывает подначку Мишель. За такой легкой пикировкой проходит обед.
После обеда, почти сразу - построение на строевые занятия. Занятиями руководит командир роты. Основная цель строевого занятия - представить нам младших командиров с четвертого курса, которые потренируют на нас свои командные навыки: старшина роты, главный старшина Алексеев, небольшого росточка, худенький, но чрезвычайно амбициозный. Командует он уверенно, и, как потом оказалось, умело.
Заместитель командира взвода старшина первой статьи Семен Комнатный - широколицый, коренастый парень среднего роста. Командир нашего отделения Витя Коновалов - боксер в весе мухи. Маленький, сухощавый и подвижный.
Сначала занятия идут всей ротой, под командованием Гены Алексеева. Потом руководство взводами получают помощники командиров взводов. Семен Комнатный уводит нас на Восточный двор и там передает руководство командирам
отделений.
Почти до конца занятий нас «гоняет» Витя Коновалов. Он бывший суворовец и все эти строевые премудрости знает давно. Больше того, они ему изрядно надоели. Поэтому «гоняет» - сильно сказано.
Он отводит отделение поближе к Восточным воротам, выстраивает в одну шеренгу и командует: «Курсант Бахарев, выйти из строя!» Я выполняю приказание. « Вводная: вы - командир отделения. Начать отработку действия выхода из строя и представления начальнику», - с этими словами он отходит к месту хранения шестивесельного яла, садится на выступающую доску козлов и
закрывает глаза, подставив лицо солнечным лучам.
Теперь моя очередь командовать. Вызвав по очереди всех из своего отделения, я решаю, что пора сменить пластинку. «Курсант Игнатов, выйти из строя!» - командую я и, повторив последнюю фразу Вити Коновалова, передаю Рыжему руководство подразделением. А сам, став в строй, погружаюсь в прежние думы.
Нет времени для приватных мечтаний лучше, чем минуты, когда стоишь в строю. Ничто не отвлекает тебя от выбранных мыслей, не нужно даже думать, куда двигаться, все за тебя решает командир. Не надо тратить нервную энергию на эмоции по поводу того, какие слова и каким тоном тебе говорят. Все строго регламентировано, а значит - безличностно.
Но всему есть свой конец. Заканчиваются строевые занятия. Мы снова стоим в строю роты и Беспяткин, отпустив младших командиров на самоподготовку, дает распоряжение Сане Сысоеву принять командование строем. До ужина у нас будет еще одно общественное мероприятие – строевое собрание роты. Саня доводит строй до первого корпуса и командует: « В 17 часов собраться в Наклонной аудитории на строевое собрание роты.Вольно! Разойдись!».
Первые свободные 20 минут с сегодняшнего утра! Некурящие в нашей роте в меньшинстве, и большая часть курсантов направляется к скамейкам курилки, организованной напротив входа в спальные помещения факультета. Кому-то нужно подняться в кубрик, посмотреть, нет ли писем, некоторые направляются в класс захватить на строевое собрание книжку и, если удастся, то почитать во время собрания.
Я некурящий, но иду к курилке, где начинается «разбор полётов» - обсуждение вчерашнего посещения «Мраморухи» - Мраморного зала дворца культуры имени Кирова, там вчера побывали Санёк, Мишель и Витя Молодожён.
Витек - красивый, высокий брюнет, которого не портит даже его сильная курносость. Девчонки на него клюют, как плотва на мормышку, а он с удовольствием отдается этому процессу, коллекционируя занимательные ситуации, ему сопутствующие, и охотно делясь опытом с менее искушёнными товарищами.
Сейчас в курилке оживленно обсуждается тема о появившейся среди «девушек» моде обрабатывать волосяной покров в известных местах лаком для волос. Особо активными сторонником этой версии является Витя Молодожён, которому оппонирует Саня Сысоев:« Не может быть, ну зачем это надо! Бритые – бывают, ну а лаком – это ты врешь!».
Тут подключается Рыжий: « Саня, это на хуторе Парамонов бреют, а здесь же цивилизация. Называется - интимная стрижка. Я вчера на танцах в Парке Победы заметил, когда прижал потеснее, одну блондинку»! И добавляет: «Ты у Баха спроси, он вчера увел одну брюнетку на исследование».
«Глупости все это!» - говорю я и, во избежание дальнейших подначек, отправляюсь в класс.
В 17 часов все сидят в Наклонной аудитории на строевом собрании. В президиуме – Михаил Александрович Беспяткин, Саня Сысоев и Валера Богданов. Беспяткин объявляет списки курсантов, несущих службу дежурными по роте и дневальными. Зачитывает обязанности из устава Внутренней службы и объявляет срок приема зачетов на знание этих обязанностей.
Срок истек … вчера. Поэтому старшины классов должны сдать зачетные ведомости в канцелярию факультета к завтрашнему утру. В этом семестре караульную службу мы нести не будем, но старшины классов должны организовать изучение соответствующих статей уставов во время, отведенное распорядком дня.
Эта расплывчатая формулировка предполагает, что мы имеем возможность готовиться к несению караульной службы в часы подготовки к несению нарядов и во время самоподготовки.
Затем начинается обсуждение варианта строевой песни, которая должна быть у роты. Санек предлагает его любимую: «На рейде Одесском эсминец стоял, матросы с родными прощались…». Предложение отклонено за незнанием слов. Проголосовали за «Ладогу», текст которой многие помнят еще по Курсу молодого бойца в Таллине.
Пока обсуждались эти актуальные вопросы, я опять отдался думам о предстоящем увольнении. «Пора заканчивать с рефлексией», - думаю я. « Будь, что будет. Нарабатываю жизненный опыт, который у меня, похоже, меньше чем у Риты – школьницы».
Отвлекла меня от моих мыслей команда закончить строевое собрание и выходить строиться для перехода на ужин. За ужином Игнатов и Сысоев лениво пикировались по теме, обсуждаемой в курилке. Мишель время от времени вставлял свое слово специалиста, а я счел за благо не вмешиваться в интеллектуальный спор приятелей, утверждаясь в мысли, что пора прекращать рефлексии.
После ужина началась самоподготовка. Так как домашних заданий мы еще не получили, то большинство присутствующих занялись своими делами. Кто пишет письмо домой, кто достал из конторки художественную литературу. Валера Пецгольд уговорил Толю Иванова сыграть партию в шахматы, а Боря Гужев и Витя Молодожён сели за неизменное флотское развлечение – кошу (нарды).
Рыжий и Сынок направились в читальный зал, а я, помня данные себе
обещания, достал свои конспекты по физике и высшей математике и начал их проработку. Так как в процессе лекции рассуждения преподавателей были мне понятны, то просматривание конспектов заняло не больше получаса.
С чистой совестью я достал взятый в библиотеке журнал Новый Мир и с удовольствием погрузился в повествование И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Читал до конца самоподготовки, с короткими выходами на перерыв для проветривания класса.
После самоподготовки уходим в спальное помещение, где вскоре раздается команда к построению на вечернюю поверку. Вечерняя поверка проводится в коридоре спального корпуса. Мы стоим в две шеренги перед светлыми очами старшины роты. Гена Алексеев, строгим голосом называет фамилию по списку и орлом оглядывает строй. Ответ должен быть - «Я!». Флотские, но неуставные «есть» не разрешаются.
За отсутствующих отвечает командир отделения, называя причину отсутствия. После команды «разойдись!» начинается личное время. Как правило, его хватает только на вечерний туалет и перекур. Желающие могут ложиться в койку и до отбоя немного почитать. В 23 часа раздается команда «Отбой!». Гасится свет, включаются синие лампы ночного освещения. Хочется спать. Первый учебный день завершен.
Продолжение следует
Предыдущая часть: