— У нее квартира пятикомнатная, а она меня с ребенком пускать не хочет… — я стояла на лестничной площадке, сжимая руку сына, и пыталась не сорваться на крик.
За дверью послышалось шуршание, потом резкий щелчок замка. Но дверь осталась закрытой.
— Лена, открой, нам только на пару дней! — я старалась говорить спокойно, но голос все равно дрожал. — Ты же знаешь, мы с Артёмом после ремонта живём в проходной комнате, там всё в пыли, ребёнку дышать нечем.
— И что? — послышался её холодный голос. — У меня свои планы. И вообще, у меня тут порядок, мне лишние люди не нужны.
Я сглотнула. Лишние люди… Мы — семья, а она про нас так.
— Лена, ну ты серьёзно? Ты ж его тётя…
— И что? — перебила она. — Это не мой ребёнок. И вообще, ты сама выбрала, за кого замуж выходить. Вот и решай свои проблемы сама.
Я почувствовала, как Артём сильнее прижался ко мне. Он не понимал, о чём мы говорим, но чувствовал напряжение.
— Лена, хотя бы до выходных. У тебя ведь пять комнат, одна пустая стоит.
— Это моя пустая комната. Моя квартира. Мои правила, — она резко повысила голос. — И не надо мне тут плакаться.
Я уже хотела что-то ответить, но замок щёлкнул снова, и стало тихо.
Я постояла ещё пару секунд, в надежде, что она передумает. Но за дверью была гробовая тишина. Только вдалеке хлопнула чужая дверь — кто-то из соседей вернулся с работы.
Мы с Артёмом стояли в этом коридоре, как чужие в своём доме.
Я сжала его маленькую ладонь.
— Пойдём, сынок, — тихо сказала я. — Нам тут не рады.
И мы медленно пошли вниз по лестнице, слыша, как сверху на нас будто смотрит вся её холодная, огромная квартира.
Мы вышли на улицу. Воздух был сырой и прохладный, Артём засопел и потянул меня за руку. Он устал, но я не могла его никуда отвести — идти нам было некуда.
Я присела на лавочку у подъезда, чтобы перевести дух. Телефон в кармане жёг. Я знала, что звонить свекрови — значит, впустить ещё одну бурю, но выбора не было.
Я достала телефон, набрала её номер.
— Алло, мам, — голос у меня предательски дрогнул. — Мы тут у Лены были… Она нас не пустила.
Пауза. Я даже слышала, как она втянула воздух.
— Почему не пустила? — в её голосе не было удивления, только какое-то тяжёлое раздражение.
— Сказала, что у неё порядок и лишние люди ей не нужны. Мам, ну мы же с ребёнком, у нас дома ремонт, жить негде…
— А я тут при чём? — ровно спросила она. — Ты что, хочешь, чтобы я шла и её уговаривала?
— Я хочу, чтобы ты как-то повлияла. Это же твои дети, твоя семья!
— Моя семья — это я и мои дети, — тихо сказала она, — а ты, извини, жена моего сына.
Я замолчала. Эти слова ударили не хуже пощёчины.
— То есть вы с Артёмом можете… — я запнулась, — ночевать в ремонте, и тебе всё равно?
— Не переворачивай. Я тебе просто говорю: я в её дела не лезу. Она взрослая.
Я почувствовала, как внутри поднимается злость.
— А если бы я её на улице оставила с ребёнком?
— Не сравнивай. У тебя муж есть, пусть он решает.
Я посмотрела на сына — он сидел рядом, глядел на меня большими глазами, в которых смешались усталость и непонимание.
— Ладно, мам, — сказала я, — всё ясно.
— Только не обижайся… — добавила она, но голос у неё был какой-то чужой, холодный.
Я убрала телефон и встала. В груди было тяжело, как будто я несла рюкзак с камнями.
— Мам, мы пойдём к тёте Тане? — тихо спросил Артём.
— Пойдём, сынок, — ответила я. — Только сначала зайдём за нашими вещами.
Я понимала: с этой минуты всё изменилось. И не в лучшую сторону.
Мы вернулись домой поздно вечером. В квартире пахло краской и пылью от штукатурки, в коридоре лежали мешки со строительным мусором. Артём чихнул и сразу попросился к себе на диван, но диван был завален инструментами.
Я сняла с него куртку, усадила на стул и поставила перед ним кружку с чаем.
В голове крутился один вопрос: как можно иметь пять комнат и при этом оставить своего племянника без крыши над головой?
Я достала телефон и набрала мужа. Он был на смене.
— Алло, Саш, — сказала я, как только услышала его голос. — Я была у твоей сестры.
Она нас не пустила.
— В смысле, не пустила? — он сразу повысил голос. — Она что, совсем уже?
— Сказала, что у неё порядок, и мы ей лишние.
— Ну и… мать что сказала?
— Мать сказала, что это не её дело. Что я жена её сына, а значит, свои проблемы решай сама.
На том конце повисла тишина. Потом он тихо выругался.
— Ладно, я завтра поговорю, — сказал он.
— Нет, Саш, — я перебила его. — Завтра ты поговоришь так, что я тебя услышу. И Лена услышит. И мать. Потому что я больше это терпеть не буду.
— Ты что, хочешь скандал закатить?
— А что мне остаётся? У нас ребёнок, который спит среди строительной пыли!
Я почувствовала, что начинаю закипать.
— Если они считают, что я должна молчать, они ошибаются. Пусть знают, что мне не стыдно просить помощи. А им должно быть стыдно отказывать.
— Ладно, — сказал он тяжело. — Только не начинай им угрожать.
— Я пока прошу по-хорошему, — холодно сказала я. — Но если надо, я и до суда дойду.
Он вздохнул и сказал, что перезвонит позже.
Я выключила телефон и посмотрела на Артёма. Он уже задремал, обхватив кружку руками.
В этот момент я поняла: разговоры закончились. Дальше будут только действия. И если для этого придётся устроить скандал на всю семью — я устрою.
На следующий день Саша пришёл с работы мрачный. Куртку снял, но сапоги не стал убирать в прихожей, просто бросил их у стены. Вид у него был такой, что я сразу поняла — разговор с сестрой уже состоялся.
— Ну? — спросила я, не дожидаясь, пока он сам заговорит.
— Она сказала, что ты специально всё раздуваешь, — он кинул на стол связку ключей. — Мол, ты хотела её выставить злой и бессердечной.
— Я?! — я аж привстала. — Это я её не пустила с ребёнком или она меня?
— Она уверена, что у тебя свои планы. Что ты хочешь, чтобы она приютила нас, а потом… — он замялся.
— Потом что? Говори!
— А потом, что мы будем жить у неё месяцами, пока ремонт не закончится. А там, мол, начнёшь намекать, что нам бы и остаться.
Я смотрела на мужа и не верила своим ушам.
— Саша, да она с ума сошла! Мы же даже вещей туда не собирались тащить. Нам нужно было всего пару ночей.
— Я это ей говорил. Она мне в ответ: «А вы меня потом из квартиры не выпишите?»
— Что? — я не выдержала и засмеялась от абсурда. — Мы что, рейдеры какие-то?
Саша уселся напротив и устало потер лицо.
— Лена уверена, что ты настраиваешь меня против семьи. Говорит, что с того дня, как мы поженились, ты пытаешься отдалить меня от них.
— Ага, и поэтому я стою у неё под дверью, как нищенка, и прошу пустить нас переночевать.
Саша пожал плечами.
— Она ещё сказала… что у неё личная жизнь.
— Какая личная жизнь? У неё даже кота нет.
— Ну, может, кто-то есть, просто она не говорит. В любом случае, она намекнула, что в её доме посторонним делать нечего.
Я почувствовала, как внутри поднимается злость.
— Посторонним? Я жена её брата!
— Вот и я ей это сказал, — кивнул Саша. — Но Лена стоит на своём: квартира её, и она решает, кого туда пускать.
Я встала и прошлась по комнате.
— Знаешь, Саш, я думала, что у нас с твоей семьёй просто недопонимание. А теперь понимаю — у них на меня зуб. И этот зуб точат давно.
— Может, не надо сейчас всё обострять? — устало спросил он.
— Надо. Потому что если я промолчу, они решат, что могут со мной делать всё, что хотят.
Саша молчал. Я видела, что он разрывается между мной и сестрой. Но я уже решила — на этот раз я не отступлю.
В субботу утром я проснулась с тяжёлой головой. Вчера весь вечер прокручивала в голове разговор с Сашей и слова Лены. Посторонняя. Рейдеры. Личные планы.
Чем больше я это вспоминала, тем сильнее во мне закипало.
Артём сидел на кухне и рисовал, Саша возился с розеткой в коридоре. Я подошла к шкафу, достала куртку и начала одеваться.
— Ты куда? — спросил он, не отрываясь от отвертки.
— К Лене, — коротко ответила я.
— Не начинай… — он встал, перекрыл мне проход. — Давай я сам…
— Ты уже «сам» говорил. И что? Мы до сих пор живём в пыли. Сегодня я поговорю.
Он вздохнул, но отступил.
Через полчаса я уже стояла у Лениных дверей. На площадке пахло кофе — значит, она дома. Я постучала.
Дверь открылась.
Лена стояла в халате, волосы собраны в хвост, в руке кружка.
— Что ты хочешь? — спросила она, даже не поздоровавшись.
— Хочу понять, почему у тебя сердце каменное, — я сделала шаг вперёд. — У тебя пять комнат, Лена. Пять! И одна пустует. У нас ребёнок, у нас ремонт, мы просили всего пару ночей.
Она хмыкнула и прислонилась к косяку.
— Ты думаешь, я обязана?
— Я думаю, что семья так не поступает.
— Семья — это те, кто уважают чужое пространство, — отрезала она.
— Уважать? — я уже не сдерживалась. — Ты говоришь про уважение, когда оставила своего племянника ночевать в пыли?
— Не надо играть на моих чувствах, — она резко поставила кружку на тумбу в коридоре. — Я знаю, как это бывает: пустишь раз, потом не выгонишь.
В этот момент дверь напротив приоткрылась. Соседка тётя Галя, известная любительница сплетен, высунула голову.
— Что случилось-то? — поинтересовалась она, глядя то на меня, то на Лену.
— Ничего, семейный разговор, — процедила Лена.
— Да, очень семейный, — ответила я громче, чтобы Галя слышала. — Когда родная тётя не пускает ребёнка переночевать, потому что боится, что его родители «захватят» её квартиру.
— Ты нормальная вообще? — Лена шагнула ко мне ближе. — Не устраивай цирк перед соседями.
— А я буду устраивать! — крикнула я. — Потому что иначе тебя совесть не тронет!
Соседка захлопнула дверь, но я знала, что она осталась за ней и слушает.
Лена закатила глаза и попыталась закрыть дверь, но я подставила ногу.
— Ты меня выслушаешь, — сказала я тихо, но так, что она вздрогнула. — И ты поймёшь, что в этой истории ты выглядишь хуже всех.
Она посмотрела на меня долгим, тяжёлым взглядом.
— Заканчивай, — бросила она и всё-таки закрыла дверь, сильно стукнув ею.
Я осталась стоять на площадке. Сердце колотилось, ладони дрожали. Я знала: назад дороги уже нет.
Вечером позвонила свекровь. Голос у неё был натянутый, словно она сдерживала злость.
— Я только что говорила с Леной, — начала она без приветствия. — Что за сцены ты устроила у подъезда?
— Сцены? — я прищурилась. — Это ты так называешь попытку защитить своего внука?
— Не надо переворачивать. Ты вышла за моего сына, а не за всю семью сразу. И проблемы с его сестрой решайте без скандалов на весь дом.
— А как их решать, если она нас даже слушать не хочет? — я чувствовала, как закипаю. — Мы попросили помощи, она нас выставила, как чужих.
— Потому что она имеет право решать, кого пускать в свой дом, — отрезала свекровь. — У Лены своя жизнь.
— А у нас что? Не жизнь? У нас ребёнок дышит пылью от ремонта, но вас это, похоже, не волнует.
— Не начинай давить на жалость, — голос у неё стал жёстким. — Мне это знакомо. Я тоже в своё время делала ремонт и как-то справлялась.
— Справлялась, потому что у тебя была помощь! — я уже не сдерживалась. — А мы сейчас — одни.
На том конце повисла пауза.
— Знаешь, — сказала она наконец, — у меня складывается впечатление, что ты просто ищешь повод поссорить Сашу с семьёй.
— Это Лена тебе сказала?
— Неважно, кто сказал. Но ты должна понимать, что у нас принято помогать, когда просят по-человечески.
— По-человечески? — я засмеялась. — А как это — по-человечески? Стоять на коленях?
— Достаточно не орать на лестничной клетке, — холодно ответила она. — И помнить, что это ты к ним пришла, а не они к тебе.
Я глубоко вдохнула.
— Я запомню, — сказала я тихо. — И запомню, кто из этой семьи в трудный момент оказался на нашей стороне.
— Это угроза? — спросила она.
— Это вывод, — ответила я и отключилась.
Саша стоял в дверях кухни и всё слышал. Он ничего не сказал, но я видела в его глазах растерянность. Он понимал, что теперь выбор придётся делать ему.
А я уже знала: в этой войне нейтральных не будет.
Утро понедельника началось с того, что я вышла выносить мусор и столкнулась в подъезде с тётей Галей — той самой соседкой, что подслушивала наш разговор с Леной.
Она стояла у почтовых ящиков и явно ждала меня.
— Ну, здравствуй, — сказала она с прищуром. — Слышала, у вас там война семейная.
— Не война, а обычный конфликт, — сухо ответила я, но уже понимала, что разговор будет долгим.
— Ага, обычный, — тётя Галя усмехнулась.
— Весь подъезд слышал, как ты на Лену кричала. И что она вас не пускает. Это ж надо… родная сестра!
Я почувствовала, как во мне снова закипает злость.
— Да, надо, — сказала я. — Представляешь, пять комнат, а племяннику места нет.
Тётя Галя кивнула, но в её глазах читался интерес, как у человека, который нашёл свежую тему для пересудов.
— Знаешь, — она понизила голос, — Лена уже сказала Людмиле с пятого этажа, что ты хотела у неё «закрепиться» в квартире. Мол, начнёте жить, а потом и выпишете её.
— Что за бред?! — я вскинула руки. — Кто в такое поверит?
— А у нас народ верит во всё, что с перцем, — пожала плечами она. — Тем более, Лена умеет рассказать так, что слушатели ахают.
Я поблагодарила за «новости» и пошла обратно, но возле лифта столкнулась с соседкой Мариной.
— Ой, это ты, — сказала она, как будто увидела что-то неожиданное. — Я тут только что от Лены. Она так переживает…
— Переживает? — я остановилась. — Это она-то переживает?
— Ну, говорит, что ты на неё давишь, хочешь влезть в её жизнь… — Марина замялась. — Ты не обижайся, я-то понимаю, что всё не так. Но слухи уже пошли.
Я вернулась домой с ощущением, что стены подъезда теперь тоже смотрят на меня осуждающе.
Саша заметил моё настроение сразу.
— Что случилось?
— Случилось то, что твоя сестра решила устроить против меня информационную войну, — ответила я. — Теперь весь дом будет обсуждать, какая я хитрая и коварная.
— Может, перестанешь уже это раздувать? — тихо сказал он.
— Я? — я в упор посмотрела на него. — Это она раздувает. Я только защищаюсь.
Саша ничего не ответил, но я поняла, что он уже устал. И что скоро ему придётся выбрать сторону.
А я, похоже, только начинала.
Вечером, когда я уже уложила Артёма спать, в дверь позвонили. Звонок был настойчивый, будто человек за дверью точно знал, что я дома и не собираюсь открывать.
Саша вышел в прихожую, посмотрел в глазок и помрачнел.
— Лена, — сказал он и открыл дверь.
Она стояла в пальто, с сумкой на плече и с тем самым надменным выражением, которое я уже знала наизусть.
— Нам надо поговорить, — сказала она, переступая порог без приглашения.
— Ты уверена, что тебе здесь рады? — я вышла из кухни и скрестила руки на груди.
— Уверена, что мы должны расставить точки над i, — ответила она. — Потому что слухи — это одно, а реальность — другое.
— Реальность в том, что ты нас не пустила, — я сделала шаг вперёд. — Всё остальное — твои оправдания.
— Реальность в том, что я не хочу, чтобы в мою жизнь лезли, — Лена резко повернулась к Саше. — И я тебе это говорила.
— А я тебе говорил, что это ненормально, — тихо сказал он.
— Ненормально — когда жена настраивает мужа против родной сестры, — она бросила на меня взгляд. — И когда устраивают спектакли на лестничной клетке.
— Ненормально — это бросать семью в беде, — я ответила, глядя прямо в глаза.
Лена усмехнулась.
— Семью? Ты мне никто.
В комнате повисла тишина. Саша сжал кулаки, но молчал.
— Знаешь, Лена, — сказала я тихо, — ты можешь сколько угодно убеждать себя, что права. Но однажды тебе тоже понадобится помощь. И вот тогда… посмотрим, кто откроет тебе дверь.
Она замерла на секунду, потом схватила сумку и направилась к выходу.
— Смотри, чтобы тебе самой дверь не закрыли, — бросила она на прощание и ушла, громко хлопнув дверью.
Я осталась стоять в прихожей. Сердце стучало так, что казалось, его слышно на весь подъезд.
Саша подошёл, обнял меня за плечи.
— Всё, хватит, — сказал он. — Дальше — как хочешь, но я в это больше не полезу.
Я кивнула, хотя знала: история ещё не закончилась. Слухи в доме продолжат жить своей жизнью, Лена будет строить из себя жертву, а я… а я просто буду помнить этот вечер.
И помнить, что в нашей семье дверь может быть закрыта даже тогда, когда у тебя есть ключ.