Лариса Геннадьевна, стройная женщина с седыми волосами, уложенными в аккуратную прическу, разливала чай по фарфоровым чашкам.
За столом сидел ее старший сын Игорь с женой Татьяной и младший — Евгений с Олесей.
Разница в отношении Ларисы к семьям сыновей была видна невооруженным глазом.
— Игоречек, возьми еще кусочек, ты же у меня вечно худеешь! — Лариса подвинула тарелку с пирогом к старшему сыну, ласково поправляя его воротник. — Танюша, как Машенька в школе? Вчера пятерку по математике получила? Умничка, вся в тебя пошла!
Татьяна, тридцатилетняя румяная женщина с мягкими чертами лица, заулыбалась:
— Спасибо, мама. Учительница хвалит Машеньку, говорит, что она очень способная.
Лариса Геннадьевна одобрительно кивнула и повернулась к младшему сыну. Ее голос стал суше:
— Женя, ты опять все в своей мастерской пропадаешь? Деньги-то хоть тебе платят?
Евгений, высокий мужчина в заляпанной краской футболке, нервно провел рукой по щетине:
— Платят, мама. Заказ на витражи большой взяли…
— Витражи, — фыркнула Лариса Геннадьевна, даже не глядя на Олесю, которая молча сидела рядом. — А Олеся все в своем салоне красоты? Ну, хоть ногти кому-то красит, и то хорошо…
Невестка после ее слов крепко сжала пальцы под столом. Ее рыжие волосы, собранные в хвост, дрогнули:
— Я не мастер маникюра, Лариса Геннадьевна. Я управляю тремя филиалами...
— Управляй, управляй, — свекровь махнула рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Женя, ты бы жену в гости почаще привозил, а то будто чужая у нас за столом.
В воздухе повисла тишина. Татьяна потупила взгляд, Игорь закашлял, а Олеся встала, отодвинув стул со скрипом:
— Вы правы, Лариса Геннадьевна. Я здесь чужая, потому что в вашей семье место только для идеальных людей. Я, увы, не она, — женщина бросила взгляд на Татьяну, которая покраснела. — Но знаете что? Мне надоело пролезать в эту узкую щель между вашими ожиданиями и реальностью.
— Мы уходим, — Евгений вскочил, показав матери, что полностью поддерживает все ею сказанное.
Лариса Геннадьевна замерла от неожиданных слов, чашка в ее руке мелко задрожала:
— Да как ты со мной разговариваешь?! Я же тебя вырастила…
— И вырастила так, что я 35 лет боялся сказать, что ты душишь всех, как лиана!?!— Евгений повысил голос впервые за всю жизнь. — Олеся — моя семья, и если ты не видишь, какая она умная и сильная… Это твое дело...
Супруги с решительными лицами вышли из гостиной и направились в прихожую.
Лариса Геннадьевна даже не обернулась. Она пару минут сидела молча, а потом цокнула языком:
— Давайте дальше пить чай. Ничего страшного не произошло.
— Мама, может, правда, вы слишком как-то прошлись по ним… — тихо прошептала Татьяна.
— Молчи! — резко оборвала женщину свекровь, но в ее глазах мелькнуло что-то похожее на страх. — Осуждать меня еще вздумала? Не лезь туда, куда не нужно.
Впервые за долгие годы Татьяна увидела Ларису Геннадьевну настолько разгневанной.
— Все настроение испортила мне эта Олеся, — проворчала она и медленно встала с места. — Ногти красит, пятки чешет людям... чужим... еще и строит из себя непонятно что... Сама в болоте и Женю туда же затащила. Витражи, — добавила она, передразнив младшего сына.
Игорь, которого рассмешила мать, не смог удержаться от хохота. Он был горд тем, что слыл у Ларисы Геннадьевны любимчиком.
— Игорь, — Татьяна, не стесняясь, со всей дури ударила под столом ногу мужчины.
— Чего? — огрызнулся в ответ Игорь.
— Смешно тебе, — пробасила женщина, которой не понравилось поведение мужа. — Олеся и так с Женей на нас косятся... мол, мы как лизоблюды...
— Ой, пусть они косятся, сколько хотят, — ухмыльнулся мужчина и махнул рукой.
— Что тебе не нравится? — оживилась Лариса Геннадьевна. — Что не так, Танюша? Осуждаешь меня? Считаешь, я несправедлива к менее удачливой твоей коллеге?
— Коллеге?! — раздался резкий голос из прихожей.
Олеся стояла в дверном проеме, бледная от ярости. Евгений пытался удержать ее за руку, но она вырвалась.
— Я не коллега Тане, Лариса Геннадьевна. Я жена вашего сына!
Лариса Геннадьевна резко обернулась, ее глаза засверкали.
— Ты вернулась?! Осмелилась?! После того как нахамила и устроила сцену?! Ты думаешь, в этом доме можно так себя вести?
— В этом доме нельзя быть собой! — парировала Олеся, шагнув вперед. Ее голос задрожал, но не от страха, а от накопившейся горечи. — Здесь можно только ползать на коленях, вымаливая ваше сомнительное одобрение и целовать ручку, которая постоянно бьет по лицу! Я больше не
буду!
— Как ты смеешь?! — закричала Лариса Геннадьевна, позабыв о своем обычном холодном презрении. Гнев и страх потерять контроль над ситуацией переполняли ее. — Это мой дом! И я решаю, кто достоин сидеть за моим столом! А не ты! Ты… ты разрушаешь нашу семью! Ты вбила клин между мной и сыном!
— Я? — Олеся горько рассмеялась. — Это вы годами копали пропасть между вами, Лариса Геннадьевна! Игорь – ваш марионетка и поэтому любимчик, Женя
сбежал, а теперь вы пытаетесь сломать меня?
— Молчать! — взревела Лариса Геннадьевна.
Ее лицо побагровело, рука с зажатой салфеткой задрожала. Она подошла вплотную к Олесе.
— Я больше не желаю тебя видеть! Ни в этом доме, ни рядом с моим сыном!
Ты – язва! Ты принесла только раздор! Вон отсюда! Сейчас же! - она ткнула пальцем в сторону входной двери.
Казалось, воздух в комнате сгустился от ее крика. Чашка, которую она все еще держала в другой руке, со звоном упала на пол, разбившись вдребезги.
— Мама! Что ты делаешь?! — в ужасе вскрикнул Евгений, пытаясь встать между ними.
— Вы слышали? — Олеся не отступила ни на шаг, ее глаза горели. Она посмотрела на Евгения, потом на окаменевших Игоря и Татьяну. — Вон, как собаку, потому что я осмелилась иметь свое мнение и не ползать на коленях.
Женщина резко развернулась и пошла к выходу. Евгений, бросив на мать взгляд,
полный боли и разочарования, который она никогда не видела, шагнул за
женой.
— Женя! — попыталась крикнуть Лариса, но в ее голосе уже не было прежней силы, только паника. — Остановись! Она же…
Но дверь в прихожей уже захлопнулась. В гостиной воцарилась мертвая тишина.
Лариса Геннадьевна стояла, глядя на осколки фарфора у своих ног, ее дыхание было прерывистым.
Гнев сменился шоком и пустотой. Она только что выгнала невестку... и своего сына.
— Мама… — прошептала Татьяна, побледневшая как полотно. — Что вы наделали?
— Ничего страшного… — попыталась буркнуть свекровь, но ее голос сорвался.
Она опустилась на колени и машинально попыталась собрать дрожащими пальцами осколки.
— Ничего… ничего страшного не произошло... Он… он одумается… Без нее… Все наладится…
Однако в ее глазах, впервые за много лет, читался настоящий, животный страх. Она перешла черту, и обратной дороги не было.
Игорь молчал, его ухмылка давно исчезла, сменившись глубокой растерянностью.
— Мы, пожалуй, пойдем домой, — Татьяна вышла из-за стола первой. — Мама с Машей и так уже несколько часов сидит. Пора ее подменить, тем более она к подруге собиралась.
Ее примеру последовал и Игорь, решивший, что в такой спорный момент было бы неплохо удалиться.
— Куда вы? — засуетилась Лариса Геннадьевна. — Посидите еще немного.
— Нет, спасибо, нам пора, — Татьяна натянуто улыбнулась и направилась в прихожую.
— Сынок, а ты? — мать с надеждой обратилась к Игорю. — Тебе куда торопиться?
— Дела тоже есть, мама, — расплылся в улыбке мужчина. — Я лучше завтра после работы загляну к тебе.
Лариса Геннадьевна нахмурилась. Женщина поняла, что все дело в том, что она слишком грубо обошлась со второй невесткой и младшим сыном.
— Хорошо, — понимающе кивнула мать, сделав вид, что ее устроил ответ Игоря.
Спустя пару минут супруги покинули квартиру Ларисы Геннадьевны. Едва они вышли, как Татьяна закатила глаза.
— Твоя мама сегодня была очень груба с Женей и Олесей. Я ее впервые в жизни видела такой. Что на нее нашло?
— Не знаю, но нам-то какая разница? Мама не любит их - любит нас, — с улыбкой произнес Игорь.
Татьяна нахмурилась. Ответ мужа ей не понравился. Она строгим тоном произнесла:
— Не боишься, что однажды и мы можем впасть в такую немилость? Она назвала Олесю "чесалкой пяток"...
— Да, это было смешно, — ухмыльнулся Игорь.
— Да? А если она будет так же и меня называть? — разозлилась Татьяна. — Я ведь тоже ногти делаю и пятки "чешу".
Мужчина не ответил на ее вопрос. Он только пожал плечами все с той же ухмылкой на лице.
Тишина в машине по дороге домой была тяжелой. Слова Игоря: "Да, это было смешно" – повисли в воздухе.
Татьяна посмотрела в окно на мелькающие огни, но видела только искаженное злобой лицо свекрови и ее презрительную усмешку: "Ногти красит, пятки чешет людям... чужим..."
Эти слова, брошенные в адрес Олеси, жгли теперь и ее. Ведь она, Таня, делала то же самое!
Ее салон красоты – ее гордость, ее вклад в бюджет семьи, а для Ларисы Геннадьевны это было поводом для унижения.
Неделя спустя
— Танюша, заходи сегодня после работы, я пирожков напекла, — раздался в трубке голос Ларисы Геннадьевны.
Звучал он как обычно – властно, с ожиданием немедленного согласия. Татьяна на мгновение замерла.
Картина того вечера всплыла перед глазами: осколки чашки, искаженное яростью лицо свекрови, крик "Вон!", обращенный к Олесе, и... смех Игоря.
— Извините, Лариса Геннадьевна, не смогу, — ответила Татьяна, стараясь, чтобы ее голос не задрожал. — У Маши сегодня дополнительные занятия, потом - к подруге, надо встретить. Да и клиентов много, задержимся.
На другом конце провода повисла короткая пауза.
— Ну, так после клиентов заскочите! Игорь-то придет? — настойчивость в голосе не исчезла.
— Не знаю, мама, он сам вам позвонит, — уклонилась Татьяна. — Мне пора, клиент ждет. Всего доброго.
Она положила трубку раньше, чем свекровь успела что-то добавить. Руки слегка дрожали. Это был первый шаг.
Прошло две недели
Визиты в квартиру свекрови сократились до минимума. Татьяна находила причины: работа, занятия Маши, усталость, легкая простуда.
Когда они все же приходили (чаще по настоянию Игоря), Татьяна была вежлива, но холодна и немногословна.
Она больше не сидела подолгу за чаем, не делилась новостями о салоне, не смеялась шуткам свекрови.
Татьяна выполняла формальности и уходила при первой возможности. Лариса Геннадьевна почувствовала эту ледяную стену. Она попыталась расположить невестку прежними методами:
— Танюша, возьми пирожок, ты у меня совсем замучилась, худющая! — или — Как дела в салоне? Получается у тебя людей своими ручками радовать?
Но все комплименты женщины звучали фальшиво, а интерес к работе – вымученно.
Татьяна видела в этом лишь попытку вернуть контроль, купить ее расположение.
Она отвечала односложно: "Спасибо, не хочу", "Нормально", "Спасибо за заботу".
Месяц спустя
— Мама опять звонила, — сообщил Игорь, за ужином. — Говорит, соскучилась по внучке. Приглашает в воскресенье всех на обед. Специально для Маши торт заказала.
Татьяна отложила вилку и внимательно посмотрела на мужа.
— Ты с Машей иди. Я не пойду.
Игорь нахмурился:
— Тань, ну что за глупости? Мама старается! Она же извинилась за тот скандал, говорила, что погорячилась!
— Извинилась? — Татьяна подняла бровь. — Перед кем? Перед Олесей? Или передо мной? Она сказала хоть слово сожаления о том, как оскорбила меня, назвав всю нашу профессию "чесанием пяток чужим людям"? Или о том, как назвала Олесю "язвой" и выгнала, как собаку? Нет, Игорь. Она извинилась перед собой за то, что потеряла Женю, и теперь хочет убедиться, что ты, ее "Игоречек", все еще на поводке. И что я, ее "Танюша", все еще готова целовать ту самую руку, которая она может в любой момент ударить.
— Ты все преувеличиваешь! Мама не хотела тебя обидеть! — заерзал Игорь.
— Не хотела? — голос Татьяны стал твердым. — Она прекрасно знала, что делает. Как знала, когда унижала Олесю годами. Разница лишь в том, что я была на ее стороне, а теперь оказалась в одной категории с "чесалками пяток". Я увидела ее истинное лицо, Игорь. Лицо человека, который считает себя вправе топтать тех, кого считает ниже себя. И я больше не хочу быть рядом с таким человеком. Даже если это твоя мать.
— Так что, ты вообще к ней ходить не будешь? — спросил Игорь, и в его голосе впервые прозвучала не злость, а растерянность.
— Нет, — ответила Татьяна спокойно и окончательно. — Я не запрещаю тебе и Маше общаться с ней, но меня там больше не будет. Я разочарована в ней.
Она встала и унесла свою тарелку на кухню. Игорь остался сидеть за столом, глядя ей вслед.
Уверенная ухмылка с его лица исчезла без следа. Впервые он задумался, что статус "любимчика" может быть очень зыбким.
Ларисе Геннадьевне же оставалось только недоумевать и злиться на то, почему "Танюша", всегда такая покладистая, такая "своя", вдруг отдалилась?
Почему перестала звонить, забегать "просто так", делать ей маникюр? Приезды только с Игорем и Машей, короткие, формальные визиты – это было невыносимо!
Она попыталась давить на сына, но Игорь лишь разводил руками: "Она занята, мама".
Лариса Геннадьевна почувствовала, как теряет еще один рычаг влияния, еще одну часть своего безусловного царства.
Ее идеальный мир, где все вращалось вокруг нее и ее одобрения, давал трещину за трещиной.
А виноватой, конечно же, была "эта Олеся", посеявшая сомнения в душе когда-то послушной Тани.
Но признать свою вину... этого Лариса Геннадьевна не умела. Она лишь замыкалась в себе, становясь еще жестче и язвительнее, отталкивая последних, кто еще пытался оставаться с ней рядом.