Марина Игоревна, словно вихрь, влетела в квартиру без стука, с бряканьем ключей и раскатистым: "Я дома!". Соня, едва уложившая посапывающего Ромку-младшего, вздрогнула всем телом. Визиты свекрови редко сулили что-то хорошее.
– Ну что, Сонечка, как там мой кровиночка? – прогремела Марина Игоревна, не дожидаясь ответа и устремляясь в детскую. – Ах, какой же он у меня сладенький! Вылитый Ромка в детстве.
Соня натянуто улыбнулась, хотя внутри все сжалось в тугой узел. Она любила Романа, своего мужа, и их сына больше жизни, но отношения со свекровью всегда висели на волоске. Марина Игоревна, женщина властная, привыкшая получать желаемое, не упускала возможности напомнить Соне о своей "великой милости" – дескать, "позволила" она, Марина Игоревна, насладиться декретом.
Налюбовавшись внуком, Марина Игоревна села на диван в гостиной, сложив руки на груди. Соня, стараясь сохранять нейтралитет, принесла ей чай.
– Знаешь, Соня, – начала Марина Игоревна, отпивая глоток, – я тут подумала. Рома ведь столько лет горбатился, чтобы эту квартиру купить. А ты, можно сказать, на готовенькое пришла, свою долю получила.
Кровь ударила Соне в лицо. "На готовенькое"? Да она пахала до последнего дня беременности, а потом, как и положено, ушла в декрет! И Роман, ни разу не упрекнул ее в этом. Наоборот, всегда говорил, что это их общее дело, их семья.
– Марина Игоревна, мы с Романом вместе эту квартиру покупали, – тихо возразила Соня. – Это наша общая собственность.
– Общая, общая, – протянула свекровь с придыханием, – но ведь Роман – мой сын. И он тебя в декрете поил-кормил, на свои кровные, можно сказать. А теперь будь добра, Соня, отпиши ему свою половину квартиры.
Соня оцепенела. Неужели она ослышалась? Отписать свою половину квартиры? Это значило бы остаться ни с чем. Ей, которая вкладывала в эту семью, в этот дом все свои силы и средства.
– Марина Игоревна, я не понимаю, о чем вы говорите, – голос Сони дрогнул. – Роман никогда бы такого не попросил. И я не понимаю, почему я должна что-то ему "отписывать".
– Не будь наивной, Соня! – голос Марины Игоревны взлетел на октаву выше. – Роман, конечно, тебе ничего не скажет, он у меня добрый, не хочет обидеть. Но я-то знаю, что ему будет приятно, если ты проявишь такую заботу о нем. Это же его квартира, в конце концов!
Соня вскочила. Волна ярости, смешанная с обидой, поднималась внутри нее.
– Марина Игоревна, – твердо произнесла она, – я люблю Романа. Я люблю нашего сына. И я сделала все, чтобы наша семья была счастлива. Но я не позволю вам разрушить нашу жизнь. Эта квартира – наш общий дом, и я не собираюсь отписывать свою долю кому-либо.
– Ах ты ж! – взвизгнула Марина Игоревна. – Ты мне еще тут указывать вздумала! Я мать Романа, я его вырастила, я знаю, что ему лучше! Ты, девка, совсем оборзела!
Соня почувствовала, как ледяная решимость сковывает ее. Она больше не могла терпеть эти унижения.
– Марина Игоревна, – ровным, но непреклонным тоном произнесла она, – вы не имеете права так со мной разговаривать. И вы не имеете права вмешиваться в нашу с Романом жизнь. Мы взрослые люди, и сами разберемся, как нам жить.
– Разберетесь? – презрительно фыркнула Марина Игоревна. – Ты думаешь, я позволю тебе, Сонечка, распоряжаться моим сыном и его имуществом? Я тебя быстро на место поставлю!
– На место? – Соня криво усмехнулась, но в ее глазах не было ни капли веселья. – А какое ваше место, Марина Игоревна? Вы – моя свекровь, а не хозяйка. И к нашей квартире вы не имеете никакого отношения.
– Как это не имею? – Марина Игоревна, словно ужаленная, вскочила с дивана, ее лицо налилось багровым гневом. – Я мать! Я его родила! Я его кормила! А ты что? Просто пришла и заняла мое место!
– Я пришла в эту семью, чтобы любить и быть любимой, – спокойно ответила Соня. – И я люблю Романа и нашего сына. А вы, Марина Игоревна, похоже, любите только себя и свои амбиции.
– Ты! Ты смеешь так со мной говорить?! – Марина Игоревна замахнулась, но в этот момент из детской раздался отчаянный плач Романа.
Соня мгновенно обернулась.
– Простите, Марина Игоревна, – сказала она, направляясь в детскую. – Мне нужно к сыну. А наши разговоры мы продолжим, когда вы научитесь уважать меня и мою семью.
Соня вошла в детскую и подхватила рыдающего малыша. Она прижала его к себе, чувствуя, как маленькое тельце постепенно успокаивается. За дверью она слышала злобное бормотание Марины Игоревны, но уже не обращала на него внимания.
Когда плач Романа стих, Соня подошла к окну. Она смотрела на город, на дома, на спешащих по своим делам людей. Она понимала, что ей предстоит непростой разговор с Романом.
Вскоре Марина Игоревна, ворча что-то себе под нос, покинула квартиру. Соня проводила ее взглядом.
Вечером, когда Роман вернулся с работы, Соня встретила его тихой улыбкой. Она рассказала ему о визите матери, о ее нелепом требовании. Роман слушал внимательно, его лицо становилось все мрачнее.
– Мама… – только и смог выдавить он, когда Соня закончила свой рассказ. – Я не понимаю, как она могла такое сказать.
– Я тоже, Ром, – ответила Соня, беря его за руку. – Но я знаю одно: эта квартира – наш дом. Мы строили его вместе, Ром. Это наша с тобой крепость, наш мир. И я не позволю никому, даже твоей маме, его разрушить.
Роман крепко сжал ее руку. В его глазах плескалась смесь удивления, обиды и решимости.
– Ты права, Соня. Я даже не знаю, что сказать. Мама… она всегда была такой, но это уже переходит все границы.
– Я знаю, что ты поговоришь, Ром, – Соня прижалась к его плечу. – Но я боюсь, что это не поможет. Она уверена в своей правоте. И я не хочу, чтобы из-за нее у нас с тобой были проблемы.
– У нас не будет проблем, – Роман поцеловал ее в макушку.
Эти слова были для Сони как бальзам на израненную душу. Она знала, что Роман ее любит и ценит, но услышать это в такой момент было особенно важно.
На следующий день Роман позвонил матери. Соня не слышала их разговора, но по его лицу поняла, что он был непростым. Роман выглядел задумчивым, но в глазах горел огонек решимости.
– Ну что? – тихо спросила Соня, когда он закончил.
– Мама… она не поняла, – вздохнул Роман. – Сказала, что я поддался твоим уговорам, что я ослеп. Она настаивает на своем.
Соня снова почувствовала, как внутри закипает гнев, но постаралась его сдержать.
– И что ты ей ответил?
– Я сказал, что это наша квартира, и мы сами будем решать, как нам жить. Я сказал, что она не имеет права требовать от тебя ничего. Она… она была в ярости. Сказала, что я отвернулся от нее.
– Ром, я не хочу, чтобы ты с ней ссорился из-за меня, – тихо проговорила Соня.
– Дело не в тебе, Соня.
В последующие дни Марина Игоревна словно растворилась в воздухе. Но Соня нутром чуяла – это лишь зловещая тишина перед бурей. Она знала, что свекровь так просто не отступится.
Однажды, когда Роман был на работе, телефон в квартире взорвался звонком. На проводе была Марина Игоревна.
– Соня, – голос ее сочился арктическим холодом, – запомни: я не успокоюсь. Землю переверну, но докажу, что эта квартира – Ромина. И ты мне не помешаешь.
Соня глубоко вдохнула, собираясь с духом. Впереди – битва. Битва за свой дом, за будущее, за семью. И она готова.
– Марина Игоревна, – Соня старалась, чтобы голос не дрожал, – я не знаю, какие козни вы задумали. Но одно я вам обещаю: нашу семью вы не сломаете. Эта квартира – наш дом. И мы будем жить здесь так, как считаем нужным.
После этих слов Марина Игоревна, поняв, что нахрапом не возьмет, отступила. Но Соня понимала – передышка будет недолгой.