— Мама, ты чего?! — Голос мужа, Олега, сорвался на визг. Он замер в дверях нашей новой кухни, держа в руках ящик с кастрюлями. — Это же наши вещи!
— Твои вещи — внутри! — прохрипела Зинаида Павловна. Ее лицо, загорелое и обветренное, было искажено непривычной яростью. — А это ее барахло! И оно не будет висеть у меня перед носом на МОЕМ балконе! Моем!
Я стояла, вжавшись спиной в прохладную плитку только что выложенного фартука. Через распахнутую стеклянную дверь на балкон видела, как мои легкие летние сарафаны, купальники, соломенная шляпа летели вниз, бесцеремонно шлепаясь на влажный песок у самого края прибоя. «Жилье у моря». Мечта. Ипотека на двадцать лет. Ремонт, который мы делали своими руками все отпуска. И этот балкон с видом на бесконечную синеву – главная награда. Теперь он был ареной войны.
— Зинаида Павловна, — попыталась я вставить слово, голос дрожал. — Мы же договорились… Вы приехали в гости… На неделю…
— Гости?! — Она резко обернулась ко мне. Глаза, обычно холодные и оценивающие, теперь пылали. — Я приехала в СВОЮ квартиру! В СВОЙ дом у моря! Который мой сын купил! На МОИ деньги, между прочим! А ты тут развесила свои тряпки, как будто хозяйка! Это МОЙ балкон! Мой вид! Мое море!
Она схватила мою плетеную корзину с бельем. Еще одна цветная порция полетела вниз. Олег бросил ящик на пол. Кастрюли грохнули.
— Мама, хватит! — Он шагнул на балкон. — Ты же согласилась, что мы покупаем квартиру вместе! Твои деньги – это твои сбережения, мы их тебе вернем! Это наша квартира! Наша с Леной!
— Твоя! — огрызнулась Зинаида Павловна, тыча пальцем ему в грудь. — Твоя квартира! Ты мужчина! Глава семьи! А она… — Она презрительно махнула рукой в мою сторону. — Она тут просто так. Примазалась. И считает, что может распоряжаться.
— Распоряжаться?! — Я не выдержала, вышла на балкон. Солнце било в глаза, соленый ветер трепал волосы. Внизу, на пляже, уже собралась маленькая кучка курортников, показывая пальцами на разбросанную одежду. — Я вешала сушиться белье! На балконе нашей квартиры! Которую мы покупали вместе! Ты же сама сказала, что будешь жить у себя, в городе! Что тебе море надоело!
— Надоело? — Она фыркнула. — Это мое море! Я здесь сорок лет отдыхала! Еще когда тут грязь была и бараки! А теперь приехали вы… Купили квартиру у моря… и думаете, что вы хозяева? Нет! Пока я жива, здесь хозяйка я!
Она потянулась к моей любимой картине – небольшой акварели с чайкой, висевшей на стене рядом с балконной дверью. Я вскрикнула.
— Не трогай! — Олег перехватил ее руку. — Мама, это переходит все границы! Уезжай! Сейчас же!
— Уехать? Из своего дома? — Зинаида Павловна вырвала руку. Глаза ее вдруг наполнились слезами, но не от жалости, а от бешенства. — Это ты, сынок, можешь уехать! С ней! А я останусь! В моей квартире! На моем море!
— Это не твоя квартира юридически! — выпалил Олег. Лицо его было багровым. — Документы на меня и Лену! Твои деньги – это был заем! Мы платим тебе каждый месяц!
— Юридически… — Она презрительно скривила губы. — А по-человечески? Кто вырастил? Кто отдал последнее? Чтобы ты мог купить жилье у моря? Чтобы вы тут валялись на песке, а я в душной хрущевке задыхалась? Нет! Я заслужила этот балкон! Этот вид!
— Мы предлагали тебе переехать! — закричала я, больше не в силах сдерживаться. Слезы душили. — Говорили – давай подыщем тебе комнату здесь, в поселке! Ты отказалась! Сказала, что не хочешь жить в этой «дыре»!
— Потому что это не дыра! — Она развела руками, указывая на бескрайний горизонт. — Это лучшее место! И оно должно быть моим! Я должна просыпаться и видеть море! А не смотреть на него из окна чужой комнаты, как нищая! Это мое! По праву! По праву матери!
Она вдруг схватилась за перила балкона, ее тело содрогнулось от рыданий. Но это были не слезы раскаяния. Это были слезы обиды, годами копившейся, слезы нереализованных амбиций и жгучей зависти к нашей, как ей казалось, легкой доле. «Купить квартиру у моря» – для нее это было не просто приобретение жилья, а символ победы, которого она сама не достигла.
— Мама… — Голос Олега сник. Он растерянно смотрел на ее сгорбленную спину, потом на меня, на песок внизу, усеянный моими вещами. — Успокойся. Пожалуйста.
— Успокоишься ты, — прошипела она сквозь слезы, не оборачиваясь. — Когда выметесь отсюда. Оба. Это мой дом. Мое жилье у моря. Я здесь останусь. Навсегда.
Она выпрямилась, смахнула слезы тыльной стороной ладони и повернулась к нам. Взгляд был ледяным, решительным.
— Вечером я жду, что ее чемоданы будут убраны. И твои тоже, Олег, если решишь уйти с ней. А я… — Она бросила взгляд на бескрайнюю синеву. — Я буду пить чай. На своем балконе. В своем доме. С видом на мое море.
Она прошла мимо нас, не глядя, гордая и несгибаемая. Аромат ее дешевых духов смешался с соленым морским воздухом. Дверь в ее комнату – лучшую, с выходом на тот самый балкон – захлопнулась с грохотом.
Я опустилась на стул. Ноги не держали. Олег стоял посреди кухни, глядя в пустоту. Грохот прибоя, доносившийся с пляжа, теперь звучал как насмешка. «Отдых на море». «Семейный отдых». «Квартира у моря». Ключевые слова, которые мы так тщательно подбирали, мечтая о счастье. Теперь они обернулись абсурдом и болью.
— Что будем делать? — прошептала я.
Олег медленно повернулся. В его глазах читалась та же пустота, что и во мне, но и какое-то окаменение.
— Не знаю, Лен. Честно. Не знаю.
Он подошел к балконной двери, посмотрел вниз, на мокрый песок, где валялись мои вещи – яркие пятна на фоне серого песка. Потом посмотрел на плотно закрытую дверь комнаты матери. Конфликт со свекровью. Самый страшный. Потому что это не просто ссора. Это война за территорию. За право дышать. За право считать себя дома. В жилье у моря, ставшем полем битвы.
— Собирай самое необходимое, — сказал он глухо. — Поедем в город. На пару дней. Пока… пока не уляжется.
— А она? — Я кивнула на дверь.
— Она здесь. На своем балконе. В своем мире. — Он горько усмехнулся. — Как и хотела. Теперь это ее жилье у моря.
Мы молча начали собираться. Шум прибоя за окном теперь казался не успокаивающим, а зловещим. Наше море. Наш балкон. Наша мечта о семейном отдыхе. Разбита вдребезги. Выброшена на берег, как мусор после шторма. А ключи от счастья оказались в руках у того, кто считал море своей вотчиной по праву давней обиды и материнской несбывшейся мечты.