Утро свадьбы началось с дождя. Крупные капли стучали по подоконнику моей девичьей комнаты, где я, Алина, в последний раз примеряла белое платье перед зеркалом. Мама аккуратно поправляла фату, её пальцы дрожали.
"Ты прекрасна", — прошептала она, и я увидела слёзы в её глазах. За дверью уже шумели подруги, смеялся фотограф, папа нервно прохаживался по коридору. Но в этот момент я вдруг вспомнила слова моей будущей свекрови, Людмилы Аркадьевны, сказанные накануне: "Ну что, невеста, завтра точка невозврата. Ещё не поздно передумать".
Звонок телефона вывел меня из раздумий. Дмитрий, мой жених.
"Ты не волнуешься?" — его голос звучал тепло, но с ноткой тревоги.
"Только из-за дождя", — соврала я, глядя на своё отражение. Платье, которое Людмила Аркадьевна назвала "слишком простым для нашей семьи". Причёска, которая, по её мнению, "недостаточно элегантна". Даже мои туфли удостоились критики — "дешёвые, сразу видно".
В ЗАГСе дождь прекратился. Дмитрий стоял у ротонды, такой красивый в своём строгом костюме, что у меня перехватило дыхание. Но мой взгляд сразу выхватил фигуру Людмилы Аркадьевны в первом ряду — в вызывающе ярком коралловом платье, которое никак не соответствовало нашему скромному дресс-коду. Её руки с идеальным маникюром сжимали огромный букет, затмевающий мой скромный свадебный.
"Кто бы сомневался, что она выберет именно этот момент, чтобы привлечь внимание", — прошептала моя подруга Катя, незаметно сжимая мою руку.
После церемонии, пока фотографировались, Людмила Аркадьевна постоянно оказывалась в центре кадра, поправляя галстук сына, целуя его в щёку, будто это был её день, а не наш.
Ресторан встретил нас музыкой и аплодисментами. Но едва мы вошли, Людмила Аркадьевна сразу же подошла к ведущему и о чём-то горячо зашептала. Я увидела, как он растерянно кивает.
"Не переживай, — Дмитрий обнял меня за талию. — Мама просто хочет, чтобы всё было идеально".
"Идеально для кого?" — хотелось спросить, но я сдержалась.
Банкет шёл своим чередом. Тамада объявил начало праздника, гости рассаживались за столами. Мой новый свёкор, Владимир Сергеевич, тихий и застенчивый человек, уже поднимал первый тост, когда...
Внезапно Людмила Аркадьевна встала и решительным шагом направилась к ведущему. Без лишних слов она выхватила у него микрофон. В зале воцарилась тишина.
"Дорогие гости! — её голос звенел, как хрустальный колокольчик. — Я, как мать жениха, хочу сказать несколько слов".
Она сделала паузу, оглядела зал, потом медленно повернулась к нам с Дмитрием. В её глазах читалось странное торжество.
"Дорогие мои дети, — начала она, и я почувствовала, как Дмитрий напрягся рядом. — В этот торжественный день я хочу пожелать вам настоящей любви... несмотря на ошибку в выборе!"
Гробовая тишина. Чей-то бокал со звоном упал на пол. Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Дмитрий резко вскочил.
"Мама!" — его голос прозвучал резко.
Но Людмила Аркадьевна уже ставила микрофон на место и с победоносным видом возвращалась к своему столу, будто только что выиграла олимпиаду.
В зале начался неловкий гул. Моя мама схватила меня за руку — её пальцы были ледяными. Отец Дмитрия опустил голову. А сам Дмитрий...
"Она не это имела в виду, — зашептал он мне, обнимая за плечи. — Ты же знаешь, мама иногда странно выражается".
"Странно? — я отстранилась от него. — Она публично назвала наш брак ошибкой!"
Тамада поспешил спасти ситуацию, объявив первый танец молодых. Но праздник был испорчен. Пока мы кружились под музыку, я видела, как гости перешёптываются, бросают любопытные взгляды на Людмилу Аркадьевну, которая сидела с довольным видом, попивая шампанское.
После танца ко мне подошла тётя Дмитрия, Валентина.
"Не обращай внимания, — прошептала она. — Люда всегда была... своеобразной. Она просто ревнует".
"Ревнует? К чему?" — я не понимала.
"К тому, что теперь он твой. До сегодняшнего дня она была главной женщиной в его жизни".
Вечер тянулся мучительно долго. Каждый тост, каждое поздравление звучали фальшиво после этого скандала. Когда мы наконец остались одни в своём номере, Дмитрий попытался обнять меня.
"Прости за маму, — он целовал мои волосы. — Она не хотела тебя обидеть".
Я отстранилась, подошла к окну. За стеклом мерцали огни города, такого далёкого и равнодушного к нашей драме.
"Она именно это и хотела, — тихо сказала я. — Она выбрала самый важный день в нашей жизни, чтобы показать, кто здесь главный".
Дмитрий молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.
Прошёл год. Людмила Аркадьевна регулярно звонит Дмитрию, но я не беру трубку, когда вижу её номер. На семейные праздники мы приходим ненадолго, я вежлива, но холодна. Дмитрий поначалу пытался нас примирить.
"Она же тебя любит, — говорил он. — Просто у неё такой характер".
"Любит? — я поднимала брови. — Тот тост был объявлением войны".
Сегодня утром её звонок разбудил нас снова.
"Когда уже внуки? — её голос раздался на громкой связи, пока Дмитрий судорожно пытался отключить её. — Вам ведь уже за тридцать, не время тянуть!"
Я посмотрела на мужа, взяла трубку и чётко сказала:
"Когда вы извинитесь за тот тост. Искренне". И положила трубку.
Дмитрий хотел что-то сказать, но я остановила его взглядом. За окном снова начался дождь. Такой же, как в день нашей свадьбы. Но теперь я знала — каждая капля смывает ту боль, которую оставила после себя Людмила Аркадьевна. А наш брак, вопреки её "пожеланиям", только крепчает. Без её участия.