По вечерам в их квартире пахло гречкой и детским шампунем. Дарья привыкла к этим запахам, как к размеренному шуму стиральной машины и к голосам из соседней квартиры, где по вечерам кто‑то играл на фортепиано одну и ту же мелодию - сначала спотыкаясь, потом увереннее. Она считала тарелки, раскладывала по местам ложки и ловила себя на мысли, что всё делает на автомате, как по учебнику, который давно выучен наизусть и которым уже хочется щёлкнуть на последней странице.
В тот вечер она вернулась позже обычного: в рюкзаке лежала папка с распечатками - домашнее задание с курсов графического дизайна. На улице сыпал мелкий, как соль, снег, в подъезде пахло сыростью и моющим средством. Дарья тихо сняла ботинки, прошла на кухню и остановилась, прислушиваясь: в комнате дети смеялись - у Миши заглючила приставка, и Лиза комментировала, будто футбольный матч.
- Пришла? - Кирилл выглянул в коридор, потёр ладонью шею. - Как прошло?
- Хорошо, - Дарья поставила чайник, села на край стула. - Сегодня делали макеты афиш для благотворительного марафона. Знаешь… я как будто заново учусь смотреть.
Кирилл улыбнулся, сел напротив, взял её за руку - и тут ключ повернулся в замке. Дверь открылась, и в прихожую, отряхивая с шубы снег, вошла Светлана Игоревна.
- Я к внукам, - сказала она, как констатацию погоды. - И компот принесла.
Дарья встала, прислушалась к себе: привычная лёгкая скованность, как от тесной перчатки. Она улыбнулась, повесила шубу свекрови, поставила на стол банку с компотом. Мягкое, как сахарная вата, свечение люстры делало кухню особенно тёплой, но воздух в ней всегда чуть менялся, когда Светлана Игоревна садилась на табуретку у окна.
- Ты опять на своих курсах была? - спросила свекровь, поджав губы, как если бы пробовала на вкус незнакомое слово. - Думаешь, семья подождёт?
- Это всего два вечера в неделю, - спокойно сказала Дарья. - Я хожу туда не убегать, а чтобы возвращаться к вам с новыми силами и идеями.
- Голова-то у тебя с новыми идеями, но ужин сам не сварится, - сказала свекровь без упрёка, скорее по привычке. - Ладно, не спорю. Главное, чтобы дети не пострадали от твоей… как это… самореализации.
Кирилл кашлянул, разливая чай.
- Мам, у нас всё по расписанию. Я сегодня утиные ножки в духовке довёл до кондиции, - попытался он перевести разговор в шутку.
- Утиные ножки, - повторила Светлана Игоревна, будто сравнивала их с чем‑то из далёкого детства. - Ну… хорошо. Только, Даша, не бегай от семьи под предлогом учёбы. Женщина - это дом.
Дарья почувствовала, как внутри что‑то дрогнуло, но не упало. Раньше падало - и она оправдывалась, торопливо перечисляя, что приготовила, вытерла, купила. Теперь увидела, как Кирилл ставит детям тарелки, как Лиза тянет нос к духовке, как Миша смеётся - и поняла: дом - это не один человек на кухне.
- Дом - это мы, - сказала она просто. - И я хочу быть в нём не только руками, но и головой.
Свекровь встретила её взгляд долгим, внимательным взглядом, а потом словно ушла в себя на секунду:
- Посмотрим, - сказала она и отломила кусочек хлеба.
Следующие дни текли, как медленный ручей под тонким льдом: тихо, но с явным движением. Дарья ходила на занятия, днём решала бытовые дела, вечерами читала лекции по композиции и шёпотом прогоняла в голове названия шрифтов.
- Ты как? - писала Карина в мессенджере. - Живы?
- Живы, - отвечала Дарья. - Свекровь считает, что я улизнула на курсы от супа.
- Свекровь считает так, чтобы не думать иначе, - отвечала Карина. - Хочешь, приходи к нам в субботу. У нас «висяк»: открытый показ проектов. Покажешь, пусть увидит, что ты не в секцию «лепка из солёного теста» ходишь.
Дарья смеялась в телефон и одновременно думала, как это будет - привести Светлану Игоревну в аудиторию, где пахнет принтером и кофе, где висят на стенах чужие черновики, а преподаватель, молодой, в кедах, говорит: «Идея - это не фейерверк, это метод».
В пятницу вечером Дарья достала из шкафа свою папку и показала Кириллу афишу: на белом фоне - ладони, сложенные лодочкой, и между ними - маленький огонёк. Внизу - дата марафона, логотип благотворительного фонда, гранёные буквы, чуть неоновые.
- Красиво, - сказал Кирилл, рассматривая работу. - Живое, настоящее.
- Мне тоже так кажется, - Дарья улыбнулась, чувствуя, как спадает напряжение. - Завтра «открытый урок». Думаю пригласить твою маму.
Кирилл немного помолчал, опёршись ладонью о стол.
- Позови, - согласился он. - Я буду рядом. Если вдруг разговор пойдёт в острое русло - переведём его на внучку и её дневник.
Субботним утром небо было в крупной россыпи облаков. Светлана Игоревна сидела на краю дивана, застёгивая крупные пуговицы пальто.
- И зачем там «открытый урок»? - ворчала она, но скорее для порядка.
- Чтобы вы посмотрели, - улыбнулась Дарья. - И сказали своё «нравится» или «нет».
В аудитории пахло кофе и бумажной пылью. На стене висели работы студентов: афиши, логотипы, упаковки для выдуманных мармеладок и настоящих кофеен. Преподаватель кивнул Дарье, и она положила свою афишу на мольберт.
- Тема - благотворительный забег «Огонёк», - сказала она, чувствуя, как в ладонях сохнет кожа. — Хотелось показать, что помощь — это не громкий жест, а то, что можно унести в руках и не затушить ветром.
В комнате стало тише. Сначала заговорила девушка с короткой чёлкой:
- Чисто и как‑то… тепло. Это редко у беговых афиш. Обычно «динамика-динамика», а тут - смысл.
- Шрифт бы потяжелее, - заметил преподаватель и добавил, смягчив: - Но идея - попадание.
Дарья кивнула, вздохнула и непроизвольно посмотрела на Светлану Игоревну. Та стояла чуть поодаль, держала сумку двумя руками, как на вокзале, и внимательно рассматривала огонёк между ладонями.
- А забег - он правда будет? - спросила она у преподавателя, не у невестки, будто боялась задеть процесс.
- Конечно, - тот улыбнулся. - Мы помогаем фонду. Часть работ пойдёт в печать.
Светлана Игоревна кивнула и почему‑то чуть расправила плечи.
- Ну, - сказала она уже Дарье, - раз в печать… Это серьёзно.
- У нас дома тоже всё серьёзно, - тихо ответила Дарья.
Дорога обратно была непривычно молчаливой. Они шли вдоль ограды сквера, где дети катались на самокатах, собака в жилетке прыгала за палкой, и ветер время от времени приносил запах жареного попкорна с уличной тележки.
- Я думала, ты от нас отдаляешься, - сказала внезапно Светлана Игоревна, не глядя на Дарью. - А ты, оказывается, к нам ближе стала. Просто… другой стала.
- Я стала собой, - сказала Дарья. - И в эту «себя» вы тоже входите.
- Вхожу, - согласилась свекровь и вздохнула. - Я просто не привыкла. У меня было: ребёнок, работа, дом - кругами. А у вас теперь прямоугольники какие‑то… афиши эти. Ладно.
- Круги и прямоугольники дружат, - улыбнулась Дарья. - Это композиция.
- Ох уж эта композиция, - свекровь качнула головой, но в голосе её уже не было колкости.
Дома они разулись, и Дарья, насыпая детям макароны, услышала, как Светлана Игоревна говорит Лизе:
- А мама у вас, оказывается, художница. Настоящая. Тоже важно. Только дневник не запускайте.
Лиза фыркнула, Миша посерьёзнел, пообещал «не запускать». У Дарьи в груди расширилось что‑то тихое, как воздух перед дождём.
Вечером она набрала Карину.
- Ну? - та взорвалась голосом вместо приветствия. - Каким местом дышит ситуация?
- Носом, - рассмеялась Дарья. - Дышит. Мама Кирилла увидела «печатать будут» и успокоилась.
- Запомни, - сказала Карина, - для старшего поколения печать - это как печать в паспорте. Серьёзно.
- Запомню.
Они ещё немного поговорили: про скидки на бумагу, про то, как Карина нашла заказ и впервые назвала цену без дрожи в голосе. Дарья слушала и чувствовала, как из слов складывается новая привычность - без борьбы, без побед, но с ощущением процесса.
Спасибо за лайк и подписку!