«Некоторые расстаются, чтобы жить лучше. А другие — чтобы убедиться, что жить хуже тоже возможно».
— Ты снова опоздал, — холодно сказала Наталья, не отрывая взгляда от экрана ноутбука.
Игорь скинул куртку на спинку стула и прошел на кухню.
— Пробки, Наташ. Сама же понимаешь, какая Москва по пятницам.
— Игорь, ты опаздываешь не ко мне. Ты опаздываешь к сыну.
Он замер, будто слова ударили по лицу.
— А ты всё такая же, — процедил он, — даже в мелочах — лёд.
Наталья встала. Высокая, собранная, уверенная. С тех пор как они развелись, она будто только расцвела. Изменился стиль — из вечной блузки с воротником в деловые жакеты с яркими шарфами. Волосы — теперь не скучный хвост, а стильная короткая стрижка. Даже запах парфюма сменился — на уверенный, амброво-древесный, как у женщин, которые знают цену своему времени.
— Лёш, папа приехал! — крикнула она вглубь квартиры.
Игорь зашёл в комнату сына, а Наташа тихо закрыла за собой дверь в спальню. Она больше не участвовала в этих двухчасовых свиданиях по субботам. Не контролировала. Не вмешивалась. Она просто жила дальше.
Когда Наталья ушла, Игорь думал, что она не справится. Вернее, ему очень хотелось, чтобы она не справилась.
Он уже заранее представлял, как она будет просить у него денег. Как не потянет ипотеку. Как попросится обратно. Как её стройная спина, такая гордая, согнётся под жизнью.
Но ... не согнулась.
Через полгода у неё появился новый автомобиль. Через год — новый адрес: квартира ближе к центру. Потом — новая работа. Директорская должность. И — новый мужчина.
А у Игоря — всё то же. Та же съёмная двушка в панельной девятиэтажке. Та же работа в офисе, где он больше скрывал, чем рассказывал, что развёлся. Та же зарплата, которая таяла, как лед под солнцем.
Он пытался начать всё с чистого листа. Даже нашёл себе «Маринку». Молодую, шумную, с длинными ногтями и короткой памятью. Она смеялась над его шутками, но не мыла посуду. Ушла через два месяца, прихватив его кожаную куртку и половину сбережений.
Игорь позвонил Наташе в ту ночь. Пьяный, в полном отчаянии.
— Я дурак... Вернись, Наташ... У нас был сын, семья, ты же знаешь...
— У нас и есть сын, Игорь. А семья... Семья — это когда люди идут вместе. А ты стоял на месте. Я ушла вперёд, догнать ты меня не смог.
Теперь, глядя на её фото в соцсетях, он чувствовал, как внутри всё клокочет. Наташа в ресторане с каким-то лощёным типом в синем пиджаке. Наташа на конференции с бейджем, где написано: «Генеральный директор». Наташа на отдыхе — загар, улыбка, в глазах свет.
— Интересно, как ты этого добилась, Наташка, — прошептал он сквозь зубы. — Всё тебе легко даётся. А я что? Меня просто вычеркнули.
Он выключил телефон и налил себе виски. Потом ещё. Потом открыл старые их фотографии.
Там она была другой. Смешливой, домашней, с котлетами и пледом. Женой, которая стирала его носки и выслушивала жалобы на начальника. Игорь тогда считал, что он центр вселенной для нее , важнее его ничего нет...
Он работал, он зарабатывал, он знал, «как лучше». А она — просто молчала. А потом однажды — собрала вещи и ушла.
Он не мог простить ей этого. Ни тогда. Ни сейчас.
---Игорь стоял у подъезда. Он знал, что Наталья приедет с работы в половине восьмого. Знал, что по пятницам она забирает Лёшу от бабушки. Знал даже, что её новый кавалер иногда приходит к ней ночевать — видел его пару раз, высокий, лощёный, с каким-то презрительным выражением лица. Таким, каким Игорь сам раньше смотрел на других.
Он прятался за припаркованной «Шкодой», как подросток, подглядывающий за девушкой, в которую влюблён. Только вместо любви — липкая злость.
— Вот ты и пришла, — прошептал он, увидев чёрную «Кию» с тонированными стёклами.
Машина остановилась, вышла Наташа, открыла заднюю дверь — Лёша уже спал в автокресле. Из за руля вышел он...
— Так, значит, вы уже семьёй катаетесь, — процедил Игорь сквозь зубы.
Он хотел подойти. Сказать, мол, не слишком ли быстро она заменила отца сыну? Но вместо этого — остался стоять в тени. Трусость? Или разум?
Наташа и новый ухажёр достали Лёшу, осторожно, как куклу.Парень прижал мальчика к груди, нес его так бережно, будто родной отец. Наташа посмотрела на него с улыбкой — тёплой, мягкой, домашней.
Игорь почувствовал, как в груди что-то хрустнуло. Он впервые увидел, как её любят. Не как "обязан", не как "положено", а по-настоящему.
— А кто этот дядя, Лёша? — спросил он в субботу, когда гулял с сыном по скверу.
— Какой дядя?
— Ну… ты в тот день с мамой был не один. Там ещё мужчина был. Высокий.
Лёша пожал плечами.
— Это Вадим. Он классный. Он маме помогает, и мне помогает. У него собака, бордер-колли, я её выгуливал! Она мне кроссовки облизывала!
Игорь заставил себя улыбнуться.
— Ты его любишь?
Мальчик посмотрел на отца. Серьёзно, даже взрослым взглядом.
— Я тебя люблю. Но Вадим… он тоже хороший. И мама с ним улыбается.
Игорь больше ничего не спрашивал. Они шли молча. Но внутри что-то снова скрипело. Он шёл рядом с сыном, а в голове его билось одно: "она его выбрала. А ты — никто."
Он начал писать Наташе сообщения.
> "Ты слишком быстро знакомишь Лёшу с чужими мужчинами."
> "Мне кажется, что ты выставляешь личную жизнь на показ. Не стоит афишировать всё, у тебя есть ребёнок."
> "Ты думаешь, я не вижу, как ты выставляешь себя в интернете? Это всё наигранно. Фальшь."
Она не отвечала. Ни на одно сообщение.
Игорь не выдержал и позвонил сам Наташе .
— Наташа, можно поговорить? Лично.
— Нет. Всё, что касается Лёши — только в рамках соглашения. Остальное — не твоё дело.
— А если я приду? Ну просто поговорить. Без претензий.
— Игорь, ты не понимаешь? Я не твоя жена. Я не твой человек. И то, что ты испытываешь сейчас — это зависть, а не любовь.
— Что?
— Ты не скучаешь по мне. Ты скучаешь по тому, кем ты был рядом со мной. Я делала тебя человеком. А потом ты стал тенью. Не удивляйся, что без света тень исчезла.
Она положила трубку.
В ту ночь Игорь напился. Открыл ноутбук. Начал писать комментарии под её постами. Фальшивые аккаунты, язвительные фразы, саркастичные «пожелания». Он знал, что это всё выглядит жалко. Но не мог остановиться.
— Ты не справишься без меня, — шептал он, глядя в экран, — не справишься… Я же был основа. Я был начало…
Но экран молчал. На нём была Наташа. Сияющая, красивая. Рядом — Лёша и тот самый Вадим. У всех — одинаковые, искренние улыбки.
Игорь закрыл ноутбук и посмотрел на своё отражение в тёмном окне. Оно смотрело на него в ответ — постаревшее, одинокое, растерянное.
---- А кем я теперь стал? -- спросил вслух он себя.
Сначала мысль пришла спонтанно. Мелькнула — как вспышка: «А ведь можно попробовать через органы опеки…»
Он сразу же отогнал её. «Ты что, совсем?» Но она, как ядовитое зерно, проросла — и через пару дней он уже сидел за ноутбуком, читая форумы.
> "Если мать слишком быстро вводит в жизнь ребёнка постороннего мужчину, это может считаться эмоциональной нестабильностью."
> "При частой смене партнёров и демонстративной публичности — можно подать заявление о психологическом вреде ребёнку."
> "Необходимо собрать скриншоты, показания свидетелей, фотографии, которые могут доказать наличие угроз благополучию ребёнка."
— Я не отбираю у неё Лёшу, — шептал Игорь, щёлкая по клавишам. — Я просто хочу, чтобы она знала своё место. И чтобы поняла: её счастье — мимо меня не пройдёт.
В течение недели он собирал материалы. Сохранял фото с её соцсетей, делал скриншоты. Даже подговорил бывшую соседку — бабу Зину с первого этажа — сказать, что по выходным «у Наташи шум и мужики меняются».
Он сам же знал, что это ложь. Но — какая разница, если цель благая?
Потом написал заявление. От руки. Сухим, официальным языком, с ноткой заботливого отца:
> «…испытываю опасение за моральное и психологическое состояние своего ребёнка…»
> «…неконтролируемое влияние третьих лиц…»
> «…прошу обратить внимание на происходящее и при необходимости принять меры».
Он отправил заявление. И впервые за много месяцев — почувствовал власть.
— Посмотрим теперь, как ты будешь улыбаться в свои камеры, — проговорил он вслух, налив себе рюмку. — Посмотрим, как ты запоёшь.
Через неделю ему позвонила Наташа.
— Ты совсем больной? — голос её был сдержан, но дрожал. — Ты подалжалобу в опеку?!
— А ты думала, я так всё и оставлю? — спокойно сказал он. — Мне плевать на тебя, но Лёша — мой сын. И я не хочу, чтобы он рос рядом с чужими мужиками, которых ты меняешь, как носки.
— Я никого не меняю! Вадим со мной почти год, он любит Лёшу, он...
— Кто он вообще такой? У него ни прав, ни обязанностей. Это мой ребёнок, ясно?
—Да, твой ребёнок . Игорь, ты мстишь мне, не за него — за себя. Из жалости к своему разбитому самолюбию. Тебе не Лёша нужен — тебе нужна я. Только уже поздно.
Он хотел что-то крикнуть — но она уже положила трубку.
Через пару дней его вызвали на беседу. Специалист из опеки оказалась строгой, внимательной женщиной.
— Мы поговорили с матерью ребёнка, с участковым, со школой. Претензий к матери нет. Напротив, отзывы исключительно положительные.
— А моральная сторона? — спросил Игорь.
— Вы когда последний раз жили с ребёнком под одной крышей?
— Почти два года назад…
— Вы не выплачиваете алименты, не интересуетесь успехами в школе, не приходите на родительские собрания. Ваша жалоба выглядит скорее эмоциональной, чем объективной. Мы не видим оснований для вмешательства.
Он вышел из кабинета — побелевший.
Мир рушился. Ему даже не дали шанс. Никто не встал на его сторону. Даже система, которую он пытался использовать — отвернулась. А Наташа… она была теперь неприкосновенна.
Вечером он напился. И снова стал писать ей:
> "Ты не женщина. Ты карьеристка без совести. Ты отняла у меня сына."
> "Живи, но знай — ты мне обязана всем."
> "Я не дам вам быть счастливыми. Ни тебе, ни этому Вадиму."
Наташа не отвечала. Она просто заблокировала его.
А потом прислала бумагу от адвоката: об ограничении общения в случае повторного давления и угроз.
Он смотрел на этот лист , и думал всё : финал, стена, тупик.
Он проиграл.
А после бумаги от адвоката всё пошло по наклонной.
Игорь сначала спорил — сам с собой. Потом начал чаще пить. На работе проблемы, на совещаниях отмалчивался, будто не понимал, о чём речь. Несколько раз срывался на коллег. В итоге — строгий выговор. А потом — увольнение по собственному, «по-тихому».
Когда денег не стало,ему пришлось съехать с квартиры
Он переехал в дешевую комнату в коммуналке. Когда-то онсчитал такие места прозябанием, а теперь был благодарен, что хоть кто-то пустил. У соседа по секции был тараканий зоопарк и обои в цветочек от 80-х. Но это уже не волновало.
Он как будто сжался. Исчез. Не в смысле — «умер». А просто перестал существовать для жизни.
Однажды Лёша не пришёл в субботу. Просто не пришёл.
Он набрал Наташу — с нового номера, она ответила:
— Лёша заболел. Температура, слабость, мы дома. Врач запретил выходить.
— Я могу приехать?
— Нет, Игорь. Ты и так всё испортил. Не надо ему стресса. Ты даже не представляешь, сколько мне пришлось объяснять ему твои сообщения и твои поступки.
— Он меня ненавидит?
— Нет. Но он… боится. Он не понимает, как можно из любви перейти в злость. А ты перешёл.
Он хотел что-то сказать — хоть что-то. Но Наташа повесила трубку.
Через месяц, уже весной, он случайно столкнулся с ними. У метро, на ступеньках, когда сам возвращался от врача.
Наташа, Лёша и… не Вадим.
Просто она с сыном. Смеялись, ели мороженое. У Лёши волосы были подстрижены короче, а Наташа выглядела уставшей, но всё такой же сильной.
Он стоял и смотрел. Хотел отвернуться — но не смог.
И тут Лёша заметил его.
— Папа?
Он подбежал. Без страха. Без обиды. Обнял — по-настоящему.
— Папа, привет! Мы гуляем! Я поправился! Хочешь, с нами?
Наташа остановилась в пяти метрах. Не подошла, не отвела. Просто стояла.
Игорь присел, обнял сына. От него пахло солнцем, шоколадом и детством. Он посмотрел в глаза — и там не было злости. Только вопрос.
— Прости, Лёш, — прошептал он. — За всё.
— А ты больше не будешь на маму ругаться?
Он покачал головой.
— Не буду. Я… просто был глупый.
— Ну ничего. Я тоже иногда злюсь. Но потом проходит.
Он улыбнулся. Честно, впервые за долгое время.
— Можно я немного с вами пройду? Только рядом.
Наташа медленно кивнула.
— Рядом — можно.
Они шли по аллее. Молча. Он немного сзади. Лёша бежал вперёд, рассказывал прошколу, про рисунок, про то, как у них в классе подрался Артём с Сашей. Наташа слушала. Иногда поправляла рюкзак. Иногда смотрела на Игоря — устало, но без презрения.
В какой-то момент она остановилась и посмотрела на него.
— Ты понимаешь теперь?
Он кивнул.
— Ты ушла не потому, что не любила. А потому, что дальше было некуда.
— Да.
— А я… Я всё разрушил. Даже то, что могло остаться.
— Осталось главное, Игорь. Лёша.
Он отвёл взгляд.
— Я был никем. Хотел быть кем-то — хотя бы через борьбу с тобой. Думал, если ты упадёшь — я поднимусь. А сам падал всё ниже.
Она долго смотрела на него. Потом мягко сказала:
— Знаешь, что я поняла?
— Что?
— Я была твоей силой. А ты — моим тормозом. Вот и всё. У нас просто разные скорости. Разные дороги. И это не вина. Это жизнь.
Он кивнул.
— Можно мне просто иногда… быть рядом с вами?
— Не для меня. Для Лёши — да. Сыну нужен отец. А не враг матери.
Он вдохнул воздух. Как будто впервые.
— Спасибо!!!
— Не мне. Себе говори.
Когда они ушли, он остался на лавке. Долго сидел. Потом достал телефон и удалил все скриншоты, папки, архивы. Стёр фейковые аккаунты. Снял с головы капюшон. И просто сидел, глядя в небо.
Зависть — это когда ты смотришь в чужое окно и злишься, что у них горит свет, а у тебя — темно. Но виноват не тот, у кого лампа. А тот, кто не включает свою.
Он посмотрел на себя в отражении экрана. Лицо было усталое. Но что-то в глазах изменилось. Там больше не было войны. Там была тишина.
И в этой тишине он наконец услышал себя.