Воздух в комнате стал густым и вязким, словно его можно было резать ножом. Слова мужа, брошенные с холодной, отточенной жестокостью, не просто повисли в пространстве — они впились в Алину тысячами невидимых иголок. Она смотрела на Стаса, на его красивое, но ставшее вдруг чужим и жестким лицо, и не узнавала. Куда исчез тот нежный, заботливый мужчина, который еще вчера утром целовал ее сонные веки и приносил кофе в постель? Перед ней стоял незнакомец, с глазами, похожими на два осколка серого льда.
Алина медленно опустилась на край дивана, обитого бархатом цвета ночного неба. Ее пальцы бессознательно сжались, сминая мягкую ткань. В ушах все еще звенело его требование, похожее на выстрел в оглушительной тишине их уютной, казалось бы, идеальной жизни. «Никчемной матери…» Эта фраза ранила сильнее всего. Она представила свою маму, Валентину Петровну, ее тихую, немного смущенную улыбку, ее руки, покрытые сеточкой морщин от десятилетий труда в саду и огороде. Никчемная? Женщина, которая в одиночку подняла ее, работая на двух работах, отказывая себе во всем, чтобы у дочки было самое лучшее платье на выпускной и возможность учиться в институте.
Стас же продолжал стоять посреди гостиной, высокий, статный, как античная статуя, высеченная из холодного мрамора. Он был уверен в своей правоте, в своем неоспоримом праве требовать. Для него все было просто и логично, как математическая формула. Если Алина смогла сделать такой щедрый подарок своей матери, то его мать, Раиса Игоревна, заслуживала того же, и даже больше. Ведь Раиса Игоревна, по его словам, была женщиной иного полета. Она не копалась в земле, она «создавала очаг», она «вдохновляла» и «направляла». Она была королевой, а мать Алины — простой крестьянкой. И этот диссонанс, эта вопиющая несправедливость, по мнению Стаса, должна была быть немедленно устранена.
Алина молчала. Что она могла сказать? Любые слова казались бессмысленными и мелкими перед этой глыбой эгоизма. Она вспомнила, как все начиналось. Их со Стасом история была похожа на красивую сказку, которую показывают в кино. Случайная встреча в парке, его настойчивые и элегантные ухаживания, букеты ее любимых пионов, ужины при свечах. Он умел говорить комплименты так, что кружилась голова, он смотрел так, будто видел в ней не просто женщину, а целую вселенную. Он казался воплощением надежности, опорой, за которой можно было спрятаться от всех жизненных бурь. Они поженились быстро, и первые годы их брака были похожи на бесконечный медовый месяц. Стас занимался бизнесом, дела у него шли в гору, и он с удовольствием баловал Алину, окружая ее роскошью, о которой она и не мечтала.
Ее мама, Валентина Петровна, радовалась за дочь тихо, издалека. Она редко приезжала в их шикарную городскую квартиру, чувствовала себя там не в своей тарелке, словно скромная полевая ромашка в хрустальной вазе. Стас был с ней вежлив, но как-то снисходительно, с холодком. Он называл ее «мама Валя», но в его голосе не было и капли того тепла, с которым он произносил «мамочка», обращаясь к своей матери, Раисе Игоревне.
Раиса Игоревна была полной противоположностью Валентины Петровны. Яркая, властная женщина с идеальной укладкой и маникюром, она смотрела на мир свысока, из-за чего казалось, будто она постоянно стоит на невидимом пьедестале. Она обожала своего сына до беспамятства, считая его гением, и принимала знаки внимания от невестки как должное, как дань, которую обязаны платить все, кто вошел в их избранный круг. Алина старалась ей угодить: дарила дорогие подарки, прислушивалась к ее советам, терпела ее поучения и едкие замечания, замаскированные под заботу. Она делала это ради Стаса, ради мира в семье.
Проблема с дачей возникла не на пустом месте. Старый домик Валентины Петровны в деревне, где Алина провела все свое детство, совсем обветшал. Весенние дожди размыли фундамент, крыша начала протекать, а печка дымила так, что зимой в доме было холоднее, чем на улице. Алина переживала за маму, уговаривала ее переехать к ним, но та лишь отмахивалась. «Куда я из своего гнезда, дочка? Я здесь каждый кустик знаю, каждую травинку. Здесь мой мир».
И тогда Алине пришла в голову мысль. Несколько лет назад она получила небольшое наследство от бабушки. Она берегла эти деньги, не тратила ни копейки, откладывая на «черный день». И вот, казалось, этот день настал, только был он не черным, а светлым. Она решила купить маме маленький, но крепкий и уютный домик в дачном поселке недалеко от города. С небольшим садом, где можно было бы выращивать любимые мамины флоксы и георгины, с верандой для вечерних чаепитий, с надежной крышей над головой.
Она долго искала подходящий вариант, и наконец нашла. Небольшой, но очень милый домик, обшитый вагонкой, с тремя окошками, смотревшими на яблоневый сад. Когда она привезла маму посмотреть его, та сначала даже не поверила. Она ходила из комнаты в комнату, трогала чистые стены, смотрела в окно, и по ее щекам текли слезы тихой, невыразимой радости. «Доченька, да зачем же? Это ведь такие деньги…» — шептала она, а Алина обнимала ее и чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Она сделала это на свои, личные деньги. Стасу она, конечно, сказала, но как-то вскользь. Он кивнул, кажется, даже не вникая в детали, занятый своими важными делами.
Первой тучей на ясном небе стал визит Раисы Игоревны на новую дачу. Она приехала вместе со Стасом, в элегантном брючном костюме, совершенно не подходящем для загородной жизни. Осмотрела домик с видом эксперта по недвижимости, цокнула языком. «Миленько, конечно. Очень… простенько. Для сельской жизни — в самый раз. Валентина Петровна, наверное, на седьмом небе от счастья? После ее-то развалюхи».
В ее словах сквозило такое неприкрытое пренебрежение, что у Алины похолодело внутри. Валентина Петровна лишь смущенно улыбалась, предлагая гостям чай с пирожками. Раиса Игоревна от пирожков отказалась, сославшись на диету, и весь вечер рассказывала, как ее подруга купила себе виллу в Испании, вот там, мол, действительно красота и размах, не то что эти ваши… шесть соток.
Алина видела, как меняется лицо Стаса под влиянием матери. Он сидел на веранде, смотрел на закат, но не видел его красоты. В его взгляде появилось что-то оценивающее, расчетливое. Он словно прикидывал в уме стоимость этого домика, этого скромного счастья, и сравнивал его с чем-то другим, гораздо более масштабным и значимым в его системе ценностей.
И вот, спустя неделю, грянул гром. Все началось с малого. Стас стал раздражительным, придирался к мелочам. Потом начал вскользь говорить о том, как устала его мама от городской суеты. Как ей, такой утонченной натуре, необходим свежий воздух, пение птиц, тишина. «Вот твоя мама теперь наслаждается, — бросил он как-то за ужином, — а моя в четырех стенах чахнет».
Алина сначала не поняла намека. Она предложила: «Так давай снимем для Раисы Игоревны дачу на лето? Найдем хороший вариант».
Стас посмотрел на нее так, будто она предложила какую-то несусветную глупость. «Снимем? Алина, ты серьезно? Моя мать не будет жить во временном, чужом жилье. Она заслуживает своего. Своего собственного дома. Такого же, какой ты купила своей».
И вот тогда прозвучала та самая фраза. Фраза, разделившая их жизнь на «до» и «после». «Раз подарила дачу своей никчемной матери, то и моей купишь такую же! Завтра же оформишь сделку!»
Сейчас, сидя на диване в оглушительной тишине, Алина пыталась собрать воедино осколки своих мыслей. Как он мог? Как он мог так обесценить ее поступок, ее любовь к матери? Как он мог поставить на одну доску ее искренний порыв и свою эгоистичную прихоть, продиктованную завистью и гордыней его матери?
«Стас, — прошептала она, и ее голос был едва слышен. — У меня больше нет таких денег. То было наследство. Я все вложила в тот домик».
Он усмехнулся. Холодно, зло. «Не рассказывай мне сказки, Алина. У тебя есть твоя работа. У нас есть общие сбережения. Продай свои украшения, которые я тебе дарил. Возьми кредит, в конце концов. Если человек хочет, он найдет способ. А если не хочет — ищет оправдания. Видимо, моя мать для тебя — пустое место».
Он говорил о продаже украшений, которые сам же дарил ей в знак любви. Он говорил о кредите, который ляжет на ее плечи. Он говорил о ее матери с таким презрением, что у Алины темнело в глазах. В этот момент пелена спала с ее глаз. Та красивая сказка, в которой она жила, рассыпалась в прах, обнажая уродливую, холодную реальность. Ее принц оказался не принцем, а капризным, избалованным мальчишкой, который привык получать все, что захочет, и который видел в ней не любимую женщину, а лишь ресурс для удовлетворения своих желаний и желаний своей матери.
Что-то внутри Алины надломилось. Но вместо боли и отчаяния она вдруг почувствовала странное, ледяное спокойствие. Словно буря внутри улеглась, оставив после себя выжженную, но ровную пустыню. Она подняла на мужа глаза. В ее взгляде больше не было ни любви, ни страха. Только холодная, отстраненная ясность.
«Хорошо, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Ты хочешь дачу для своей мамы. Будет ей дача».
Стас не ожидал такого быстрого согласия. Его лицо смягчилось, на нем даже промелькнула тень торжествующей улыбки. Он, видимо, решил, что просто нужно было надавить посильнее, и она сломалась. Он подошел, хотел обнять ее, но Алина мягко отстранилась.
«Не сейчас, Стас. Я очень устала. Давай поговорим об этом завтра».
Он не стал настаивать. Уверенный в своей победе, он удалился в кабинет, оставив Алину одну в огромной гостиной, которая вдруг стала казаться ей чужой и неуютной, как номер в дорогом, но бездушном отеле.
Ночь Алина почти не спала. Она не плакала. Она думала. Мысли, которые раньше казались ей кощунственными, теперь выстраивались в четкую и логичную цепочку. Она вспоминала мелкие эпизоды, на которые раньше не обращала внимания. Как Стас посмеивался над ее старым пальто, пока не купил ей норковую шубу. Как он морщился, когда она по телефону говорила с подругой детства, называя ее «простушкой». Как он всегда настаивал на отдыхе на самых дорогих курортах, даже если Алина хотела просто поехать в лес с палаткой. Он не просто заботился о ней. Он переделывал ее под себя, под свой стандарт, стирая ее личность, как ластиком стирают карандашный набросок. А она, ослепленная любовью, позволяла это делать.
И его бизнес… Он всегда говорил о нем с таким апломбом, рассказывал о многомиллионных сделках и перспективных проектах. Алина никогда не вникала. Она доверяла. А что, если и это — лишь красивый фасад? Что, если за ним скрываются долги и проблемы, о которых она даже не подозревает? Мысль была страшной, но она уже не казалась невероятной. Человек, способный на такую душевную жестокость по отношению к ней и ее матери, был способен на любой обман.
Под утро она приняла решение.
Следующие несколько дней Алина была воплощением покорности и деловитости. Она сказала Стасу, что ищет варианты, смотрит объявления, общается с риелторами. Он был доволен. Раиса Игоревна звонила ей каждый день, внося свои коррективы. «Алиночка, мне бы хотелось, чтобы дом был кирпичный, а не какой-то там деревянный сарайчик. И чтобы обязательно была зона для барбекю. И желательно, чтобы соседи были приличные люди, а не какое-нибудь быдло».
Алина со всем соглашалась, записывала ее пожелания в блокнот и вежливо отвечала: «Конечно, Раиса Игоревна, я все учту».
Параллельно она делала совсем другие вещи. Она пошла к юристу, специализирующемуся на семейном праве. Она наняла частного аудитора, чтобы тот неофициально проверил финансовое состояние фирмы ее мужа. Она собрала все документы на их совместное имущество. Она действовала тихо, быстро и методично, словно хирург, готовящийся к сложной операции.
Результаты не заставили себя долго ждать и оказались еще более шокирующими, чем она могла себе представить. «Успешный бизнес» Стаса был колоссом на глиняных ногах. Он был опутан кредитами, как паутиной. Последние пару лет компания работала в минус, а роскошный образ жизни поддерживался за счет все новых и новых займов, которые он брал под залог их общего имущества, зачастую без ее ведома. Та самая шикарная квартира, в которой они жили, уже была в залоге у банка. Требование купить дачу для матери было не просто капризом. Это была отчаянная попытка получить в собственность еще один ликвидный актив, который можно было бы заложить или быстро продать, чтобы заткнуть очередную финансовую дыру.
Ее мир не просто рухнул. Оказалось, что никакого мира и не было. Была лишь искусно созданная декорация, за которой скрывалась пустота и ложь.
Кульминация наступила в воскресенье. Стас устроил званый ужин в честь дня рождения своей матери. Были приглашены их самые «статусные» друзья и родственники. Раиса Игоревна сияла в новом платье, принимая поздравления и подарки. Она была в центре внимания, настоящая королева бала.
В разгар вечера, когда было выпито шампанское и произнесены все тосты, Стас поднял бокал.
«Друзья! — громко сказал он, привлекая всеобщее внимание. — Сегодня у нас двойной праздник. Помимо дня рождения моей любимой мамы, мы хотим поделиться еще одной радостной новостью. Моя драгоценная жена Алина наконец поняла, как важно заботиться о близких. Она готовит для моей мамы замечательный подарок, который станет сюрпризом. Дачу! Настоящую, хорошую дачу, где мама сможет отдыхать душой и телом. Правда, дорогая?»
Все взгляды устремились на Алину. Она сидела за столом, прямая и спокойная. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Она медленно поднялась, держа в руках изящную папку для документов.
«Да, Станислав, ты прав, — сказала она ровным и ясным голосом, который разнесся по всей комнате. — Я действительно приготовила подарок. И не только для Раисы Игоревны, но и для тебя».
В комнате повисла напряженная тишина. Стас и его мать смотрели на нее с недоумением и предвкушением.
Алина открыла папку. «Раиса Игоревна, вы так мечтали о даче. О своем уголке природы. Я нашла для вас идеальный вариант. Небольшой домик, шесть соток, яблоневый сад… Правда, он находится не в элитном поселке, а в той самой деревне, где стоит старый дом моей мамы. Я подумала, вам будет не скучно вдвоем. Сможете обмениваться опытом по выращиванию овощей».
По лицу Раисы Игоревны пробежала тень. «Что за шутки, Алина?»
«Это не шутки. А документы на эту дачу, — она достала из папки бумаги, — я предлагаю оформить на вас со Стасом. Только есть один нюанс. Покупать ее придется на деньги, вырученные от продажи вот этого автомобиля, — она кивнула на окно, за которым стоял блестящий внедорожник Стаса, — и вот этих ваших драгоценностей, Раиса Игоревна. Думаю, как раз хватит».
Раиса Игоревна ахнула и схватилась за сердце. Гости за столом зашептались.
«Алина, ты с ума сошла? — прошипел Стас, его лицо побагровело. — Что за цирк ты устроила?»
«Цирк, дорогой мой муж, устроил ты. И уже давно, — голос Алины стал стальным. — А это, — она достала еще одну стопку бумаг, — аудиторское заключение о состоянии твоей «успешной» фирмы. Здесь все: долги, кредиты, залоги. Думаю, нашим гостям, многие из которых являются твоими кредиторами, будет очень интересно с этим ознакомиться. Например, вам, дядя Коля, — обратилась она к солидному мужчине, — Стас должен уже больше года. А вам, Марина Викторовна, он заложил квартиру, в которой мы сейчас сидим».
Комната взорвалась. Начался невообразимый шум. Дядя Коля вскочил, опрокинув стул. Марина Викторовна побледнела. Гости, еще минуту назад улыбавшиеся и говорившие комплименты, теперь смотрели на Стаса и его мать с яростью и презрением.
Стас стоял посреди этого хаоса, раздавленный, уничтоженный. Его маска успешного бизнесмена была сорвана, и под ней оказалось испуганное, жалкое лицо банкрота и лжеца. Раиса Игоревна что-то кричала про неблагодарную змею, которую они пригрели на груди, но ее уже никто не слушал.
Алина спокойно положила папку на стол. А рядом с ней — ключи от квартиры и обручальное кольцо.
«Я подарила своей маме дачу, потому что люблю ее, — сказала она тихо, но так, чтобы все услышали. — И потому что могла себе это позволить на свои, честно заработанные и сбереженные деньги. А вы хотели получить дачу из жадности и зависти, за чужой счет. Почувствуйте разницу».
Она повернулась и пошла к выходу. Никто не пытался ее остановить. Она шла через толпу растерянных гостей, мимо своего рухнувшего карточного домика, мимо обломков своей прошлой жизни. На улице ее встретил свежий вечерний воздух. Она глубоко вдохнула, и впервые за долгое время почувствовала, что может дышать полной грудью.
Она вызвала такси и назвала адрес дачного поселка. Когда машина подъехала к маленькому уютному домику, в его окнах горел теплый свет. На крыльце сидела ее мама, Валентина Петровна, и чистила яблоки для пирога. Увидев дочь, она заулыбалась своей тихой, светлой улыбкой.
Алина вышла из машины, подошла к маме, села рядом на ступеньку и положила голову ей на колени, как в детстве. Она ничего не говорила, просто смотрела на звезды, которые начинали зажигаться на темнеющем небе. И в этой тишине, в этом простом и настоящем тепле, она понимала, что ее настоящая, невыдуманная жизнь только начинается.