Вечером, после того как Олег ушёл, хлопнув дверью так, что в коридоре качнулся шкаф с посудой, Яна сидела на кухне и долго смотрела на чашку с остывшим чаем. Звуки за стеной — глухое гудение лифта, шаги соседей, чьё-то смехливое «до свидания» в подъезде — казались ей невероятно громкими. Как будто дом вдруг начал дышать полной грудью, освободившись от напряжённой тишины последних месяцев.
Первое чувство было — облегчение. Второе — странное, тягучее опустошение. Не то чтобы она сожалела, нет. Просто за много лет совместной жизни привычка к фигуре мужа на диване, к его чашке на кухонном столе и даже к его вечным, немного снисходительным репликам вплелась в ритм её жизни. А теперь этого ритма будто лишили ударов — метроном замер, и в голове возникала непривычная пустота.
На следующий день Олег всё-таки позвонил. Голос у него был холодный, подчеркнуто официальный.
— Яна, я заеду за вещами завтра вечером. И… Надеюсь, ты всё обдумаешь. Ты была неправа.
— Я обдумала, — спокойно сказала она. — И решение окончательное.
В трубке повисла пауза.
— Тогда завтра.
Он приехал в семь. Не один — с Денисом, тем самым «временно нуждающимся в жилье». Парень лет тридцати, в спортивной куртке, оглядывал квартиру так, будто примерял её на себя.
— Ну, здорóво, хозяйка, — ухмыльнулся он. — Не бойся, я тут долго не задержусь.
Яна сделала вид, что не слышит. Она молча наблюдала, как Олег складывает вещи в чемодан — торопливо, без привычной аккуратности. Пара рубашек упала на пол, но он их даже не поднял, а запихнул сверху в сумку.
— Ключи оставь, — сказала Яна, когда он застегнул молнию.
— Я их завтра привезу, — ответил он, не глядя в её сторону.
— Нет, сегодня.
Он впервые поднял глаза.
— Ты что, совсем из ума выжила? Мы же… — он оборвал фразу, махнул рукой и вытащил из кармана связку ключей. Положил на стол так, что металл противно звякнул о стеклянную поверхность.
Когда дверь за ними закрылась, Яна глубоко вдохнула. Но спокойствие длилось недолго.
Через три дня раздался звонок. Женский голос, резкий и с нажимом, сразу представился:
— Это Тамара Петровна, мать Олега.
Яна молчала, ожидая продолжения.
— Ты понимаешь, что ты сделала? Ты разрушила семью. И из-за чего? Из-за того, что не захотела пару недель потерпеть родного человека.
— Тамара Петровна, это моя квартира, и…
— Какая твоя? — перебила свекровь. — Ты что, забыла, что мы с мужем давали вам на ремонт? Эти стены — наш вклад тоже. А теперь ты выгоняешь моего сына, как бродягу.
Яна сжала трубку так, что побелели пальцы. Разговор был коротким, но тяжёлым. После него она ещё долго ходила по кухне, не находя себе места.
Вечером позвонила мама. Своим тихим, но усталым голосом сказала:
— Я, конечно, тебя поддерживаю… Но, может, ты поторопилась? Мужики — они такие, вспылят, а потом отходят.
— Мам, — перебила Яна, — он вёл себя так, как будто я в своей квартире гостья.
— Понимаю, — вздохнула мать. — Но всё равно, будь осторожна. С родственниками лучше не ссориться.
С родственниками лучше не ссориться… Эта фраза вертелась в голове Яны ещё долго. Особенно после того, как она узнала от соседки тёти Люды, что Олег теперь живёт у матери. И что Тамара Петровна уже в подъезде всем рассказывает, какая Яна «жадная и неблагодарная».
Через неделю пришло письмо. Настоящее, бумажное, в белом конверте без обратного адреса. Внутри было извещение от нотариуса: её приглашают на оглашение завещания некоей Клавдии Семёновны Логвиновой. Яна сперва подумала, что это ошибка — фамилия незнакомая. Но внизу документа значилось: «родственная линия по мужу».
Она позвонила нотариусу, чтобы уточнить.
— Да, вы указаны в числе наследников, — подтвердила женщина на том конце провода. — Приезжайте завтра в десять утра, всё узнаете.
Всю ночь Яна ворочалась, не в силах уснуть. Какая-то дальняя родственница мужа, оставившая завещание… Почему там указана она, а не Олег? И что будет, если он узнает?
На следующее утро она, сжав губы, надела строгий тёмный костюм и отправилась в нотариальную контору. В зале уже сидели трое незнакомых людей — пожилая пара и мужчина лет сорока с усталым лицом. Все они переглядывались с любопытством, разглядывая Яну.
— Начнём, — сказала нотариус, раскрыв папку. — Клавдия Семёновна Логвинова завещала свою двухкомнатную квартиру в центре города Яне Викторовне Мельниковой, как жене племянника, в знак благодарности за…
Яна перестала слышать дальше. Квартира. В центре. И не просто запись в завещании — нотариус показала копии документов, где чёрным по белому было написано её имя.
Когда она вышла на улицу, воздух показался слишком ярким и густым. Улица шумела, трамвай звенел, прохожие спешили. В голове гудело только одно: теперь у меня две квартиры.
И где-то, почти на границе сознания, прозвучала сухая мысль: Олег об этом узнает. И тогда всё начнётся снова — только уже совсем в другом масштабе.
Хорошо, тогда идём дальше.
Вот вторая часть — снова не менее 5000 знаков, с усилением конфликта и новыми поворотами.
Часть 2
Новость о квартире просочилась к Олегу быстрее, чем Яна успела подумать, что с ней делать. Через два дня после визита к нотариусу телефон зазвонил в девять утра. На дисплее — «Олег». Она хотела сбросить вызов, но палец предательски дрогнул.
— Ну ты, оказывается, хитрая, — голос мужа был ледяным. — Сидела, молчала. Квартира в центре! А я узнаю от матери, как последний дурак.
— Олег, я сама ещё ничего не решила, — тихо сказала Яна.
— Решила она… — он усмехнулся. — Это общее имущество, раз мы в браке. По закону половина моя.
— Не смей, — резко перебила она. — Это моё личное наследство, оно не делится.
— Посмотрим, — произнёс он таким тоном, что у Яны по спине побежали мурашки. — Мама уже позвонила юристу. Не думай, что сможешь всё прибрать к рукам.
Он отключился, оставив в ушах её глухое сердцебиение.
Через пару дней Тамара Петровна сама появилась на пороге. Без звонка, без приглашения — просто позвонила в дверь, и когда Яна открыла, просочилась внутрь, как холодный сквозняк.
— Я ненадолго, — сказала она, но сразу прошла в кухню, уселась на стул и поставила сумку на стол. — Мы с Олегом всё обсудили. Квартира Клавдии Семёновны должна остаться в семье. Настоящей семье, понимаешь? А не у… посторонних.
— Я не посторонняя, — спокойно ответила Яна. — Я была женой её племянника, официально. И я её почти не знала, но она почему-то решила оставить квартиру мне.
— Потому что старуха ничего не понимала, — махнула рукой свекровь. — И потом… кто сказал, что завещание действительно? Мы проверим.
Яна почувствовала, как в ней вскипает злость, но взяла себя в руки.
— Тамара Петровна, у нас с Олегом сейчас нет брака, и вы не имеете отношения к моей собственности.
— Ещё как имею! — свекровь стукнула ладонью по столу. — Это квартира нашей семьи, и мы её так просто не отдадим.
Яна молча встала и распахнула дверь.
— Всего доброго.
Тамара Петровна вышла, но в глазах её мелькнул хищный блеск. Яна знала этот взгляд: за ним следовало наступление.
Наступление не заставило себя ждать. Через неделю ей пришла повестка в суд — «о разделе имущества». Олег подал иск, утверждая, что квартира куплена на «совместно нажитые средства». Юрист, к которому Яна обратилась, только покачал головой:
— Формально наследство не делится, но если ваш муж докажет, что он вкладывал в ремонт или содержание — суд может учесть это. Вам нужны документы, свидетели, любые доказательства, что квартира досталась вам лично и уже в браке не использовалась как общее жильё.
— Я даже в ней не была, — растерянно сказала Яна.
— Тем лучше, — усмехнулся юрист. — Но готовьтесь: они будут давить не только через суд.
Давили и правда со всех сторон. Подруги начали осторожно намекать, что «Яна, может, ты правда подумаешь о компромиссе?». Соседка тётя Люда передавала слухи: будто Яна выгнала Олега ради новой квартиры, а он бедный живёт «по съёмным углам». А однажды вечером Яна обнаружила, что замок её почтового ящика выломан, а конверты — раскиданы по полу.
Она стала запирать входную дверь на два оборота и, выходя на улицу, оглядываться. Всё это было похоже не на семейный спор, а на затянувшуюся осаду.
Первое судебное заседание было похоже на фарс. Олег пришёл в новом костюме, с папкой документов. Рядом — его мать и Денис, в качестве свидетеля. Они дружно рассказывали, что «все годы помогали Яне и Олегу», что «вложились в ремонт» и «поддерживали семью». Яна сидела, слушала и понимала, что в их версии она — почти аферистка, которая решила урвать лишнее.
— А что скажет ответчица? — спросил судья.
Яна поднялась, выпрямилась и чётко произнесла:
— Эта квартира досталась мне по завещанию от Клавдии Семёновны, которую я почти не знала. Ни Олег, ни его родственники никогда в ней не жили и ничего в неё не вкладывали. Все документы у вас перед глазами.
Судья кивнул, но в его глазах читалась усталость. Было ясно: это только начало.
После заседания Олег догнал её у дверей суда.
— Ты думаешь, выиграешь? — прошипел он. — Я тебе устрою жизнь, Яна. Ещё пожалеешь.
— Уже жалею, что когда-то пустила в дом твоих родственников, — ответила она и пошла прочь.
Через пару недель ей позвонил риелтор. Представился вежливо, сообщил, что у него есть «очень заинтересованный клиент» на ту самую квартиру.
— Простите, но я её не продаю, — удивилась Яна.
— Как же, — сказал риелтор. — Ваш муж сказал, что вы согласны, просто хотите оформить через доверенность.
Яна сжала телефон так, что затрещал пластик.
Вечером она сидела в кухне, за окном мерцали окна соседних домов. Впереди был ещё долгий процесс, куча бумажной волокиты и неизбежные встречи с Олегом. Но где-то глубоко внутри уже зародилось что-то новое — упорство.
Если раньше она пыталась сохранить мир, то теперь собиралась бороться. Не за квартиру, а за то, чтобы никто больше не мог решать за неё, в каком доме и с кем ей жить.
А завтра утром она поедет в ту самую квартиру в центре. Впервые. И посмотрит, за что её так жадно пытаются ухватиться.
Квартира Клавдии Семёновны находилась в старом доме с лифтом, который гудел и скрипел, будто поднимал не людей, а мешки с кирпичами. Подъезд пах пылью и старым линолеумом. Яна поднялась на четвёртый этаж, ключ в ладони был тяжёлый и холодный.
Дверь открылась с усилием, и в нос ударил запах — старой мебели, засохших цветов, книжной пыли. В прихожей стоял узкий шкаф, на полке висела старая сумочка из кожзаменителя, в углу — зонт с деревянной ручкой. Всё замерло так, словно хозяйка просто вышла в магазин и вот-вот вернётся.
В зале — массивная стенка с сервизом, пара кресел, диван, накрытый ковровым покрывалом. На стенах — чёрно-белые фотографии: молодые люди в старомодных костюмах, семейные застолья, чьи-то свадебные портреты. Яна медленно шла из комнаты в комнату, ощущая, как пространство пропитано чужой жизнью.
На кухне на подоконнике стояли сухие горшки, в которых когда-то росли герани. В раковине — вымытая и перевёрнутая чашка. В морозилке — ледяные крошки, а в буфете — стопка аккуратно сложенных салфеток, перевязанных бечёвкой.
Она стояла у окна, глядя на старые крыши и узкую улочку внизу, и пыталась представить, как в этих стенах будет её жизнь. Но в голове уже крутилась реальность: Олег не отстанет, мать его тоже. Эта квартира — как кость в горле для всей семьи.
Вернувшись домой, Яна нашла в почтовом ящике ещё одну повестку. Олег требовал наложить арест на квартиру «в целях обеспечения иска». В тот же вечер раздался звонок в дверь. Она посмотрела в глазок — Тамара Петровна и какой-то мужчина с папкой.
— Мы по делу квартиры, — сказала свекровь, когда Яна открыла на цепочку. — Это юрист. Хочу, чтобы ты подписала отказ от прав, чтобы избежать дальнейшей вражды.
— Уберите ногу, — спокойно сказала Яна, заметив, что свекровь поставила каблук в щель. — Мы враждуем не из-за квартиры, а из-за вашей наглости.
— Ты сама напросилась, — процедила Тамара Петровна. — Теперь всё будет по закону.
На втором заседании суда Яна уже была готова. Она представила нотариально заверенные документы, где было ясно: квартира перешла к ней как к физическому лицу, по завещанию, без каких-либо вложений мужа. Юрист настоял на вызове свидетеля — соседки Клавдии Семёновны, которая подтвердила: Олег никогда там не появлялся.
Когда судья зачитывал решение — отказ в удовлетворении иска Олега, — Яна впервые за всё время почувствовала настоящий вкус победы. Не облегчение, не усталое «наконец-то», а именно победу.
Олег догнал её уже на улице.
— Думаешь, ты выиграла? — он говорил тихо, но с ядовитой улыбкой. — Я просто так не отстану.
— Ты уже отстал, — ответила она. — И больше в мою жизнь не вернёшься. Ни ты, ни твои «родственники».
Тамара Петровна стояла чуть поодаль, сжав губы. Её взгляд был полон ненависти, но в нём мелькала и растерянность. Она явно не ожидала, что Яна выдержит до конца.
Через месяц Яна переехала в квартиру в центре. Старую двушку она оставила пустой — просто перевезла туда часть вещей. В новом доме было тихо: никто не приходил без звонка, не оставлял грязную посуду, не воровал косметику и не спорил, кто «главнее».
Однажды она сидела на кухне, за окном медленно падал снег, и думала: «Может, всё это было неизбежно». Если бы не квартира Клавдии Семёновны, она ещё долго жила бы в доме, где её слово ничего не значит.
Теперь же у неё было не только две квартиры, но и то, что она ценила гораздо выше — уверенность, что за свои стены она будет биться до конца.
Конец.