Когда Марина вошла в квартиру, было ещё светло. Она тихо прикрыла за собой дверь, в одной руке — дорожная сумка, в другой — тяжёлый пакет с покупками. Из него торчали свежая капуста, свёкла, морковь и мясо на кости — всё, чтобы сварить борщ. Она мечтала: сейчас поставит кастрюлю, нарежет зелень, а к утру — когда муж проснётся — тихонько подползёт к нему под одеяло, обнимет его за талию и скажет, как соскучилась. Он прижмёт её к себе, не открывая глаз, и пробормочет сонным голосом: "Ну наконец-то ты дома, родная..." Марина улыбнулась этим мыслям. Вернулась из командировки специально на три дня раньше — хотела сделать любимому мужу сюрприз. Просто поужинать вместе, просто поваляться вместе в постели. Ей не нужно было ничего особенного — только это.
Но, войдя в квартиру, она сразу почувствовала что-то не то. Вместо ожидаемого запаха его одеколона, свежего воздуха из приоткрытого окна — в нос ударил навязчивый аромат женских духов — сладких, приторных, таких, какими обычно поливаются молоденькие девушки или те, кто хочет казаться моложе, заметней, ярче, чем они есть на самом деле. Марина нахмурилась. На коврике у входа стояли босоножки — белые, с тонкими ремешками и дешёвым пластиковым бантом. Марина сразу поняла, что они не её, и в этот момент по спине пробежал холод — сердце забилось чаще, а в груди медленно поднималась тяжёлая волна тревоги — липкой, тягучей, будто кто-то холодной рукой сжал сердце и не собирался отпускать.
Откуда-то доносился женский смех, приглушённый, будто сдержанный. Марина замерла, прислушалась. В ответ — послышались еле слышные голоса. Она прошла дальше — мимо кухни, где был включён свет и на столе стояли две чашки с недопитым кофе. Потом — мимо зала, где на спинке дивана висел женский кардиган, а на полу, рядом с журнальным столиком, валялся розовый кружевной лифчик — как будто брошенный в спешке. И вот — гостиная. Дверь в спальню была плотно закрыта, но из под неё доносились приглушённые смешки, неразборчивые фразы и какие-то странные звуки, от которых по коже побежали мурашки. А потом — скрип кровати. И снова — хихиканье, короткое, захлёбывающееся, как будто у кого-то перехватывало дыхание.
Марина замерла. Сердце гремело в ушах, как молот. Руки дрожали, пальцы сжимались сами по себе. Она отступила назад, не понимая, что делает, машинально открыла кладовку и нащупала там тяжёлую железную трубу, по форме напоминающую биту — ту самую, что осталась после ремонта. Тогда она хотела её сдать в металлолом, но муж оставил 'на всякий случай'. Вот он и настал. Сама не понимая зачем, она сжала трубу, почувствовала холод металла в ладонях и вернулась в гостиную. В голове бушевал хаос, внутри росло что-то чёрное и яростное. Она вернулась в гостиную, села в кресло напротив двери в спальню и сжала в руке биту до побелевших костяшек. Просто сидела и слушала, как за тонкой стеной рушится её жизнь. Она не знала, что будет делать. Но знала — она должна увидеть их. Она должна смотреть в глаза, когда они выйдут.
Минут через десять дверь приоткрылась. Сначала вышел он — в одних трусах, растрёпанный, с видом человека, который не ожидал никого видеть. Когда его взгляд наткнулся на Марину, он отпрянул, как будто увидел привидение, а по лицу прокатилась волна удивления и испуга. Потом появилась она — в коротком полупрозрачном пеньюаре, на тонких бретельках, босиком. Девушка как будто собиралась выйти на кухню за водой. Но, заметив Марину, тут же дёрнулась, попыталась инстинктивно прикрыться руками, но уже было поздно — сцена стояла перед глазами Марины, как кадр из какого-то кошмара.
Марина не сразу узнала свою сестру — Светлану.
— Ты? — выдохнула она.
Светлана расправила плечи, вздёрнула подбородок и спокойно, уверенно, даже с вызовом посмотрела Марине прямо в глаза — ни капли стыда, только холодное превосходство: — А кто, по-твоему? Призрак? Я вообще-то не прячусь. Просто ты уехала, а он... остался совсем один. Ты думаешь, ты для него ещё важна? Смешно, ты же сама вечно на работе, вечно в делах, вечно где-то. А рядом была я — живая, тёплая. Он сам ко мне потянулся. Я его не заставляла. И вообще — я устала всю жизнь быть твоей тенью.
— Ты спала с моим мужем? — прошептала Марина, медленно вставая. Железная труба была по-прежнему в её руке — тяжёлая, холодная, и Марина сжимала её так крепко, что костяшки пальцев побелели, хотя сама этого не замечала. Она не понимала, зачем держит её, но отпустить не могла.
Светлана посмотрела на неё с высокомерной усмешкой, медленно окинула её взглядом с ног до головы — с презрением, с чувством собственного превосходства, будто перед ней стояла не родная кровь, а чужая, жалкая, проигравшая женщина.
— Ты себя в зеркало давно видела? — медленно и с ядом в голосе произнесла она. — Ты уже и на женщину-то не похожа. Толстая, серая, вечно в мятой одежде и с мешками под глазами. За собой не следишь вообще, зато удивляешься, что муж начал поглядывать на других. Да тебе спасибо сказать надо, что это я — твоя сестра. А не какая-нибудь двадцатилетняя вертихвостка с улицы. Я хотя бы знаю, как с мужчиной обращаться. Я — живая, а ты — ледышка. И не злись, ты сама во всём виновата сестрица.
Марина шагнула к ним с битой в руке. Муж отступил, вскинул руки, будто собирался что-то сказать, открыть рот, но губы его только беспомощно шевельнулись. Он был бледный, растерянный, будто мальчишка, застуканный за дракой.
А Марина остановилась. Стояла перед ними, с этой битой в руках, тело её дрожало. Глаза её налились слезами — не от слабости, а от бешенства. От боли. От унижения. И тогда она, срываясь, прокричала:
— Убирайтесь отсюда! Немедленно! Из моего дома, из моей жизни — и чтобы я вас больше никогда не видела! Негодяи! Предатели!
Светлана медленно наклонилась, не торопясь, словно нарочно затягивая момент, подняла с пола свой кружевной лифчик, не сводя наглого взгляда с Марины. Затем, по-прежнему глядя ей в глаза, надела его, медленно застегнула, потом подтянула юбку, натянула блузку. Подошла ближе, встала вплотную и вдруг, не сказав ни слова, плюнула Марине в лицо.
Андрей, муж Марины, в шоке отшатнулся:
— Ты что творишь?! — прохрипел он. — Пошли отсюда! Быстро!
Марина вскинула железную трубу, шагнула вперёд и замахнулась — резко, с порывом, будто всё внутри прорвалось и вылилось в это движение. Она не осознавала, что делает, просто шла вперёд, как будто собиралась ударить — не думала, не сдерживала себя, не чувствовала земли под ногами. Плевок сестры будто выжег в ней последние остатки самообладания. Но Андрей резко рванулся, перехватил трубу и с силой оттолкнул её. Марина потеряла равновесие, споткнулась о край ковра и упала на пол, сильно ударившись головой о металлическую ножку журнального столика — боль резанула висок, и тут же над бровью выступила кровь. Она вскрикнула от боли, а по щекам уже текли слёзы. Из груди вырвался сдавленный крик:
— Вон! Убирайтесь! Вон из моего дома!
— Быстрее одевайся, уходим, — бросил он Светлане. — Быстрее, пока хуже не стало.
Марина осталась лежать на полу. Лицо заливалось кровью — тонкая струйка стекала по виску, щекотала кожу, оставляя тёплые, ипкие дорожки. Юбка задралась, колени ободраны, в глазах стояли слёзы. Она попыталась подняться, но тело не слушалось.
Светлана, уже обутая, подошла к дверному проёму, заглянула в гостиную. Посмотрела на сестру, прищурилась, и вдруг с хриплым смешком достала телефон, включила камеру. Щёлк — она сделала снимок.
— На память, — ядовито протянула она. — Такое событие нельзя забывать. Будет греть мне душу долго-долго.
Андрей растерянно оглянулся и заорал:
— Ты с ума сошла?! Пошли уже! Немедленно!
Марина с трудом поднялась с пола. Подрагивая, она на ощупь добралась до ванной, умываясь ледяной водой. Кровь из рассечённой брови не останавливалась, лицо жгло. Она поморщилась от боли и поняла — нужно ехать к врачу.
Через час, уже переодевшись и перевязав рану, Марина сидела на кушетке в кабинете травматолога. Врач — высокий, внимательный мужчина в тёмно-синем халате — аккуратно обрабатывал рану на её виске. Он работал спокойно, уверенно, сдержанно, не делая лишних движений.
— Здесь понадобится пара швов, — мягко сказал он. — Не волнуйтесь, сделаю аккуратно, останется только едва заметный след. Вы останетесь такой же красивой, как были до прихода ко мне.
Он наложил швы, объяснил, как обрабатывать рану, и когда нужно будет придти на перевязку. Когда она уже собиралась встать, чтобы уйти, врач вдруг чуть улыбнулся, взглянул ей прямо в глаза и сказал с лёгким прищуром:
— Ты совсем не изменилась… Хотя, сколько лет прошло? Лет двадцать наверное, не меньше?
Марина замерла, удивлённо нахмурилась:
— Простите… А мы знакомы?
Он усмехнулся, слегка развёл руками:
— Не узнала? Это же я, Володя. Мы в девятом классе за одной партой сидели. Я тогда тебе записки писал, ещё на доске признание написал — помнишь? А ты всё быстро стёрла, но щёки у тебя были, как спелые яблоки.
Марина моргнула. В памяти всплыли школьные стены, запах мела, тот самый день. Её губы дрогнули.
— Володя... — медленно произнесла она.
Они перекинулись парой фраз — о школе, о том, кто где теперь работает, у кого как сложилась личная жизнь. Марина уже собиралась уходить, поднялась с кушетки, поправила сумку на плече и вежливо кивнула:
— Ну… рада была увидеться. Может, ещё когда-нибудь свидимся.
Володя улыбнулся чуть шире:
— Я даже знаю где и когда.
— Что? — удивлённо прищурилась Марина.
— Я назначил тебе повторный приём в среду. Не забудь, — он подмигнул. — Я теперь твой лечащий врач. Ответственен за твоё здоровье.
Марина на секунду смутилась, слегка кивнула:
— Да-да… конечно. Хорошо.
И, слегка смущённая, с лёгкой полуулыбкой, вышла из кабинета.
А Света с Андреем, тем временем вели себя так, как будто ничего не случилось. Появлялись в гостях, ходили по родственникам, вместе публиковали фото на фоне семейного застолья. С подписью: "Любовь — это когда не боишься быть собой".
После этого они начали вести себя всё наглее — выкладывали совместные фотографии в социальных сетях: на фоне постели, в ресторане, на даче у тёти, в обнимку, с поцелуями, со смайликами. Под каждой публикацией — десятки лайков и одобрительных комментариев от тех, кто даже не знал, какой ценой эта «любовь» им досталась. Марину это больно задевало. Она старалась не смотреть, но снимки то и дело всплывали — их ей присылали знакомые и даже коллеги.
Однажды вечером ей позвонила подруга детства, Наташа.
— Марин, скажи, это правда? Я только что видела у Светки в соцсетях — фото, где она обнимает Андрея. Я подумала, что у меня галлюцинации.
— Это не галлюцинации, — глухо ответила Марина. — Это моя реальность. Да, это правда.
— Господи… — Наташа замолчала, потом тихо добавила: — Ты как, держишься?
Марина всхлипнула, уткнулась в подушку.
— Не очень. Мне тяжело. Они меня так унизили, Наташ. Просто растоптали. Не просто предали — они с наслаждением вытерли об меня ноги, и ещё всем это показали. Эти фотографии, эти ухмылки… Как будто всё это весело. Меня это так злит, ты не представляешь. У меня внутри всё кипит — от боли, от злости на них .
— Они просто устроили дешёвый спектакль, — твёрдо сказала Наташа. — Не вздумай себя винить. Они друг друга стоят. А ты — сильная. Ты справишься. Ты вообще молодец, что всё это выдержала.
— Я не просто хочу выдержать, — прошептала Марина. — Я хочу им отомстить. По-настоящему. Чтобы они запомнили это надолго.
Светлана живёт на широкую ногу. На пальце — кольцо с бриллиантом, в ленте социальной сети — фото на фоне её нового салона красоты, который она с помпой открыла в центре города. Андрей водит её по ресторанам, дарит украшения, устраивает фотосессии на фоне премиальных машин. Их личная жизнь — будто рекламный ролик: дорогие интерьеры, воздушные платья, бокалы с шампанским. И всё это — без стеснения, на показ.
Марина смотрит на это молча, без единой эмоции на лице. Она держит в руках телефон, и экран один за другим показывает обновления в ленте. Вот ужин в панорамном ресторане с видом на ночной город, где Светлана кокетливо улыбается, подперев щёку рукой. Следующее фото — колье в бархатной коробочке, подпись гласит: "Он исполняет все мои мечты. Самый лучший мужчина на свете!". Дальше — видео, как они вдвоём смеются на фоне сверкающего салона, где витрины уставлены бриллиантами. За ним — очередной снимок: Света прижимается к Андрею, на фоне шикарного номера в загородном отеле, а внизу — подпись: «С любимым не стыдно быть собой». Казалось, они наслаждаются каждым мгновением, стараясь выставить напоказ каждую деталь своей роскошной жизни. И всё это — ежедневно, без остановки, как будто им важно, чтобы Марина это видела.
Но Марина кое-что знает.
Когда они ещё жили вместе, однажды ночью Андрей уснул за ноутбуком. На экране осталась открыта папка. Она заглянула — и застыла. Фиктивные фирмы, таблицы с двойными контрактами, странные счета на имя бомжей, поддельные документы, схемы ухода от налогов. Он тогда хвастался, что у него всё схвачено в налоговой и что «все так делают». Она не стала спорить, просто запомнила.
Теперь она достала ту самую флешку. Папка была сохранена полностью — с датами, таблицами, названиями. Всё чётко. Она сделала копии, нашла старые переписки Андрея с бывшим партнёром. Через пару дней получила выписку по одному из ИП — оформленную на имя бомжа. Всё совпадало. Доказательства были.
Сначала она колебалась. Но потом вспомнила, как сестра щёлкнула её на камеру, когда Марина лежала на полу, с разбитым лицом и задранной юбкой. Как она выложила эти фото в закрытую группу с подписью «Каждый рано или поздно получает в этой жизни по заслугам». Как Андрей поддерживал её, целовал при всех, демонстрируя, кто тут теперь королева. И Марина поняла — назад дороги нет.
Она проконсультировалась с юристом. Всё оформила как нужно. Анонимно отправила материалы в налоговую и правоохранительные органы.
Через месяц началось настоящее представление для её бывшего мужа.
Утром в офис Андрея вошли с обыском. Компьютеры, документы, сейфы — всё изъяли. Его вызвали на допрос. Через неделю арестовали счета. Светлана ревела в прямом эфире: «Почему всё против нас? Мы просто хотели быть счастливыми!»
Салон опечатан. Деньги заморожены. Их «идеальная» жизнь превратилась в хаос. Андрей метался между адвокатами, давлением, повестками в суд. Светлана устраивала сцены, кричала, что «не подписывалась жить в бедности» и «не хочет портить себе репутацию» находясь рядом с ним. Она бросила Андрея. Сказала, что не может быть с человеком, у которого даже банковская карта не работает. Через две недели она появилась в сторис с новым мужчиной.
Но Марина приготовила сюрприз и для неё.
В один день по кругу, среди знакомых Андрея и Светланы — бывших коллег, клиентов, партнёров — разошлось сообщение с вложенным аудиофайлом. В записи — голос Светланы. Она ехидно смеётся, обсуждая:
— как ей удалось одурачить Андрея, как легко он повёлся на её сладкие речи и слепо поверил в её чувства. Она смеётся и говорит, что даже не пришлось особенно стараться — он сам всё придумал, сам поверил, что она его любит. Потом добавляет, что в постели он — ноль, никакой страсти, никакой мужской энергии, всё через силу с ним. Но она терпит, потому что он щедрый, дарит подарки, возит в рестораны и позволяет вести красивую жизнь. Дальше она начинает говорить о Марине. Признаётся, что всю жизнь ей завидовала. Завидовала тому, что у сестры и муж достойный, и статус, и карьера успешная, и уверенность в себе настоящая. Говорит, что всегда чувствовала себя рядом с ней маленькой, серой и никчемной. И тогда она придумала план. Всё провернула специально, шаг за шагом, чтобы унизить Марину, отбить у неё мужа, занять её место и пожить чужой, но красивой жизнью. Потому что своей такой, у неё никогда не было.
Скандал был громким. Многие от неё отвернулись. Новый ухажёр исчез. Поползли слухи. Никто уже не хотел иметь с ней дела. Светлана пыталась удержаться на плаву, но её даже не хотели брать ни в один салон маникюршей. В итоге она устроилась на скромную ставку мастером маникюра в захолустный кабинет.
И однажды туда зашла Марина.
Светлана узнала её сразу. Руки задрожали. Она пыталась делать вид, что всё в порядке, но глаза бегали, и голос срывался. Марина села напротив, как клиент. Спокойно, холодно. В какой-то момент она тихо, но с нажимом сказала:
— Знаешь, Света, это ведь правда странно. Ты столько лет завидовала мне, пыталась доказать себе и всем, что можешь быть лучше. Всё время старалась влезть в мою жизнь, примерить на себя моё место, будто чужая судьба может стать твоей, если достаточно постараться. Но у тебя так ничего и не вышло. Сколько бы ты ни старалась, сколько бы ни прикладывала усилий, как бы ни изворачивалась — ты как была, так и осталась, ну знаешь, никем, пустышкой.
Светлана вспыхнула от злости. Лицо её перекосило, она закричала, голос сорвался на визг, и с яростью швырнула пилочку о пол. Затем резко встала, опрокинула стол, и лак разлился по полу, оставляя алое пятно, как капля крови. Клиентки в ужасе замерли, кто-то испуганно вскрикнул. Светлана, не унимаясь, принялась обзывать Марину, сыпать оскорбления, будто потеряв окончательно контроль. Через несколько минут в салон вбежала владелица. Увидев разгром, она молча осмотрела помещение, потом повернулась к Светлане. Разговор длился недолго. После жёсткого, холодного разовора на повышенных тонах, Светлану выгналис позором. Фото её, в слезах и с перекошенным лицом, выложили в чат салонных мастеров с пометкой: "Не рекомендую к сотрудничеству". После этого её не приняли ни в один другой салон — двери для неё в этой сфере захлопнулись навсегда.
Марина получала смс от знакомых: «Ты слышала? Андрея взяли за налоговое мошенничество. В особо крупном». Ей даже не нужно было ничего добавлять. Она просто сидела в своей кухне, пила чай и смотрела в окно. Лёгкий ветер колыхал штору. Она улыбалась. Не потому что кому-то мстит. А потому что впервые за долгое время чувствовала себя свободной.
Вечером она зашла в уютное кафе. Заказала чай с жасмином. Через пару минут к её столику подошёл Володя.
— Привет, — с лёгкой улыбкой сказал он, присаживаясь за столик. — Ты сейчас выглядишь так, будто точно знаешь, чего стоишь. Как женщина, которая наконец-то поверила в себя и в свою силу.
Марина медленно подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. В них не было ни капли осуждения или жалости — только тёплое, искреннее восхищение. Она почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.
— А ты — выглядишь так, будто понимаешь это и умеешь по-настоящему ценить женщину. Не за внешность, а за суть.
Они ненадолго замолчали, будто проговаривая про себя то, что не прозвучало вслух. А потом одновременно улыбнулись.
За окном мерцали огни города. В кафе звучала живая музыка. Они подняли бокалы. Стекло тихо звякнуло.
Марина не оглядывается назад. Она — победила. И всё ещё у неё впереди.