Вода хлестала из душа, а я стояла неподвижно, будто примёрзла к кафелю. Голоса из кухни доносились обрывками, но эта фраза прозвучала так отчётливо, словно была произнесена прямо над ухом.
— Если бы мама переехала в пансионат, можно было бы её квартиру продать, — сказала Олеся.
И почему-то я сразу поняла: речь не про заботу, а про квадратные метры.
Мне шестьдесят семь, и я всё ещё достаточно крепкая, чтобы самостоятельно готовить, убираться и ходить за продуктами. Но детям, похоже, виднее.
Особенно когда речь идёт о трёхкомнатной квартире в центре города, которую нам с мужем дали за выслугу лет на заводе, где он проработал главным инженером почти четверть века. Просторная, с высокими потолками и видом на парк — наша гордость и наш дом уже больше тридцати лет.
Я выключила воду и прислушалась. Может, мне показалось? Может, я просто неправильно поняла?
— Толя, ты не думай, что я какая-то бессердечная, — продолжала дочь. — Но квартиру всё равно придётся продавать рано или поздно. А если сейчас это сделать, то можно часть денег вложить в расширение твоего бизнеса, а часть — в мой магазин. Останется ещё на хороший пансионат для мамы.
— Олесь, она же ещё... ну, сама справляется, — голос сына звучал неуверенно.
— Да, но ты видел, как она в прошлый раз чуть не упала? А если что-то случится, когда никого нет рядом? В пансионате за ней присмотрят, там медперсонал круглосуточно.
Я тихонько опустилась на бортик ванны. Руки дрожали. В прошлом месяце я действительно оступилась на кухне — просто случайно. Ничего страшного, такое и в двадцать лет бывает. Но дети, видимо, сделали свои выводы.
Я накинула халат и беззвучно прокралась в спальню. Не хотелось, чтобы они знали, что я слышала их разговор. Нужно было собраться с мыслями, решить, как реагировать.
Олеся и Толя приехали с семьями на мой день рождения, который был вчера. Сегодня воскресенье, жаркий августовский день. Внуки — Кирюша и Соня — убежали во двор к местным ребятишкам, невестка Маша поехала в торговый центр, а зять Вадим остался дома — у него срочная дистанционная работа.
***
— Мам, я сделал твой любимый омлет с помидорами, — Толя поставил передо мной тарелку.
— Спасибо, сынок, — я старалась говорить как обычно, но внутри всё кипело.
Дети смотрели на меня с плохо скрываемым беспокойством. Или мне это только казалось теперь? После того разговора я видела двойное дно в каждом их слове, в каждом взгляде.
— Как твой магазин, Олеся? — спросила я, размешивая чай — горячий, ароматный, с бергамотом.
— Потихоньку, мам. Но хотелось бы расширить ассортимент.
— А у тебя, Толя? Как мастерская по ремонту бытовой техники?
— Клиентов много, рук не хватает. Думаю взять ещё одного мастера, но нужно расширяться, а это деньги...
Я кивнула. Теперь понятно, откуда ветер дует. Детям нужны деньги на бизнес. А тут такой удобный вариант — старенькая мама и её квартира.
— Кстати, мам, — как бы между прочим начала Олеся, — ты не думала о том, чтобы переехать в место поспокойнее? Здесь шумно, молодёжь по ночам гуляет, машины сигналят...
Я чуть не рассмеялась. Центр города всегда был шумным, это не новость. И меня это никогда не беспокоило — наоборот, я любила ощущать пульс города за окном.
— Нет, дочка, не думала, — ответила я спокойно. — Мне и здесь хорошо.
Олеся переглянулась с братом. Это был тот самый взгляд, которым они обменивались в детстве, когда что-то задумывали.
— Просто мы с Толей беспокоимся. Ты здесь одна, а если что-то случится...
— Со мной всё в порядке, — отрезала я.
— Мы знаем, мам, — вмешался Толя. — Просто есть хорошие пансионаты для... ну, для людей твоего возраста. Там и общение, и уход, и развлечения.
— И медсестра круглосуточно, — добавила Олеся.
Именно эту фразу я слышала утром, стоя в ванной. Они даже не потрудились придумать новые аргументы.
— Вы хотите, чтобы я переехала в дом престарелых? — прямо спросила я у детей.
— Это не дом престарелых! — воскликнула Олеся. — Это современный пансионат для пожилых людей. Там спа-процедуры, бассейн, кружки по интересам...
— И сколько стоит это удовольствие?
Дети снова переглянулись.
— Недёшево, — признался Толя. — Но если продать твою квартиру...
Вот оно. Всё-таки я не ослышалась утром.
— А куда пойдут остальные деньги? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — Квартира стоит гораздо больше, чем проживание в любом пансионате.
Они замолчали. Олеся покраснела и начала теребить салфетку.
— Мы думали... может, часть можно было бы вложить в наш бизнес, — наконец произнесла она. — С возвратом, конечно! Это было бы временное вложение.
Я откинулась на спинку стула и посмотрела на своих детей. Когда они успели стать такими... расчётливыми? Толя, который в детстве отдавал последнюю конфету сестре. Олеся, которая плакала над каждым брошенным котёнком. Мои дети, которых я учила доброте и бескорыстию.
— Знаете, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал, — давайте вернёмся к этому разговору, когда я действительно не смогу себя обслуживать. А пока я прекрасно справляюсь сама.
— Но, мам... — начала Олеся.
— Разговор окончен, — я встала из-за стола. — Пойду прилягу, что-то устала.
В спальне я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Как больно, когда родные дети видят в тебе не человека, а источник финансовой выгоды. Хотелось плакать, но слёз почему-то не было. Только пустота и обида.
***
Я подошла к окну. Во дворе играли внуки с местными ребятишками. Кирюше уже двенадцать, Соне — десять. Интересно, они тоже участвуют в обсуждении планов по отправке бабушки в пансионат? Или им ещё рано знать о таких взрослых делах?
В дверь тихонько постучали.
— Мам, можно? — это был Толя.
— Входи, — я села на кровать и сложила руки на коленях.
Сын выглядел виноватым. Он присел рядом, помолчал, затем произнёс:
— Прости нас. Мы не хотели тебя расстраивать.
— Но хотели отправить меня в пансионат и продать мою квартиру, — констатировала я.
Толя вздохнул.
— Это всё Олеся придумала. У неё проблемы с магазином, нужны деньги. А у меня... ну, я хочу расширить мастерскую, взять больше заказов. Но это не повод так с тобой поступать. Я понимаю.
— А я слышала ваш утренний разговор, — призналась я. — Когда была в ванной.
Сын побледнел.
— Весь?
— Достаточно, чтобы понять суть.
Он опустил голову.
— Мам, мне стыдно. Правда.
Я посмотрела на его поникшие плечи и вдруг поняла: несмотря на свои сорок два года, он всё ещё временами ведёт себя как ребёнок. Поддаётся влиянию старшей сестры, идёт на поводу у обстоятельств.
— Толя, послушай, — я взяла его за руку. — Я понимаю, что вам нужны деньги. Но моя квартира — это не просто квадратные метры. Это мой дом, мои воспоминания, моя самостоятельность. Пока я могу жить здесь сама, я буду здесь жить. Это не обсуждается.
— Конечно, мам, — он сжал мою руку. — Я так и сказал Олесе, но она...
— Она всегда была напористой, — улыбнулась я. — С детства. Помнишь, как она заставляла тебя играть в её игры?
Толя усмехнулся.
— Ещё бы. Я был вечным пациентом в её больнице.
Мы помолчали.
— Знаешь, — сказал вдруг сын, — я возьму кредит на расширение. Это будет не так быстро, как хотелось бы, но так правильнее.
Я кивнула.
— А что с Олесей? У неё действительно серьёзные проблемы?
— Взяла товар в кредит, а продажи упали. Теперь нужно выплачивать, а денег нет.
Я вздохнула. Дочь всегда была рисковой — и в детстве, и во взрослой жизни. И часто её риски не оправдывались.
— Пусть зайдёт ко мне, — сказала я. — Поговорим.
Олеся вошла в комнату с таким видом, будто её вызвали к директору школы. Мне даже стало немного смешно — моей дочери сорок пять, а она до сих пор боится маминого неодобрения.
— Садись, — я похлопала по кровати рядом с собой.
Она села, не глядя на меня.
— Толя всё рассказал? — спросила она.
— Не всё, но достаточно. Расскажи сама, что у тебя с магазином.
И Олеся рассказала. О том, как взяла большую партию садового инвентаря и мебели в кредит, рассчитывая на летний бум продаж. О том, как неожиданно открылся крупный садовый центр неподалёку, и все клиенты ушли туда. О долгах, которые растут с каждым месяцем.
— Почему ты не обратилась ко мне сразу? — спросила я, когда она закончила. — Зачем эти разговоры о пансионате?
— Не хотела тебя беспокоить, — пробормотала дочь. — И потом, суммы там... большие.
— И ты решила, что проще продать мою квартиру, чем попросить помощи?
Олеся наконец посмотрела мне в глаза.
— Я всё испортила, да?
— Не всё, — я покачала головой. — Но отношения наши — немного да.
— Прости, мам, — она вдруг разрыдалась, как в детстве. — Я запуталась совсем. Вадим говорит, что надо закрывать магазин, но это же моё дело, я столько в него вложила...
Я обняла дочь, гладя её по спине. Несмотря на обиду, мне было её жаль. Она всегда была амбициозной, всегда хотела большего. И часто это приводило к проблемам.
— Послушай, — сказала я, когда она немного успокоилась. — У меня есть сбережения. Не очень много, но, может быть, хватит, чтобы закрыть часть долга. Остальное придётся выплачивать постепенно.
Олеся посмотрела на меня с недоверием.
— Правда? Ты поможешь? После того, что я хотела сделать?
— Ты моя дочь, — просто ответила я. — Но с одним условием.
— Каким?
— Больше никаких разговоров о пансионате. И о продаже квартиры. По крайней мере, пока я сама не решу, что готова к переменам.
Олеся кивнула, вытирая слёзы.
— Обещаю. И... спасибо, мам.
***
В следующую субботу дети с внуками снова приехали ко мне. Вечером, когда дети уложили внуков спать, мы собрались на кухне. Я достала коробку с документами, которую хранила в серванте.
— Вот, — сказала я, выкладывая на стол папки. — Здесь всё: документы на квартиру, банковский счёт, страховки. Хочу, чтобы вы знали, где что находится... на всякий случай.
Дети переглянулись.
— Мам, не надо об этом сейчас, — пробормотал Толя.
— Надо, — твёрдо сказала я. — Я не вечная, и лучше обсудить эти вопросы заранее, чем потом разбираться в спешке.
Я достала из папки завещание.
— Квартира после моего ухода будет поделена между вами поровну. Вы сможете продать её и разделить деньги или решить как-то иначе. Это будет ваше решение. Но пока я жива и в своём уме, я буду жить здесь, в своём доме.
Олеся опустила глаза.
— Мы поняли, мам. Правда.
— И ещё, — продолжила я, — если мне когда-нибудь действительно понадобится посторонний уход, мы обсудим это вместе. Возможно, я соглашусь на пансионат. Но это будет только моё решение, а не ваше.
Толя кивнул.
— Конечно, мам. Как скажешь.
Я посмотрела на своих детей — уже взрослых, со своими проблемами и заботами, но всё ещё нуждающихся в моей поддержке и совете. И подумала: может быть, этот неприятный разговор был даже к лучшему. Он расставил всё по местам, прояснил наши отношения.
— А теперь, — сказала я, убирая документы обратно в коробку, — давайте пить чай с тем чудесным тортом, который привёз Вадим. И больше никаких грустных разговоров.
Олеся улыбнулась и пошла ставить чайник. Толя начал доставать чашки. За окном догорал августовский день, в открытую форточку доносились голоса соседей, шум машин — привычные звуки моего дома, который я ни на что не променяю. По крайней мере, пока сама того не захочу.
А дети... что ж, они поняли. И, надеюсь, запомнят этот урок. Потому что любовь и уважение важнее любых квадратных метров и денег. И хорошо, что нам не пришлось узнать это слишком поздно.
Если цепляют живые истории — загляните и сюда 👇🏻