Представьте, что мы перенеслись в начало XVIII века — в сердце Северной столицы, тогда ещё молодой и шумной от строительной суеты. Санкт-Петербург, ровный и прямой, как линейка. Утро. Ледяной воздух заливает улицы, а над Невой клубится пар. Где-то в казармах уже разносится перекличка, плотники стучат на верфи, а в одной из комнат Троицкого дворца встаёт человек, которого нельзя было не заметить. Пётр Алексеевич Романов — не царь, а мотор. Не монарх на троне, а мастер с молотком. Его день никогда не был праздным, а утро императора начиналось не позже шести. Причём без церемоний: никакой лености в постели, никаких изысканных приёмов умывания. У Петра всё быстро и по делу: обтереться, облачиться в простой кафтан и вперёд — к государственным делам. Первая остановка — Сенат. Там уже с раннего утра его ждали бояре и чиновники. Пётр был строг, временами даже резок, особенно если видел халатность. Он ненавидел бюрократию и всегда стремился к ясности и результату. На заседаниях мог врезать трос