Анна проснулась от странного, липкого сна — и сразу поняла, что что-то не так. В комнате было душно, в воздухе витал острый запах гари. Она села на кровати, прислушалась. С улицы донёсся треск, глухой гул, будто кто-то рвал на части сухое дерево.
Она подскочила к окну — и сердце ухнуло. Половина крыши её дома полыхала ярко-оранжевым, искры сыпались на сад, а из окон мастерской вырывался густой чёрный дым.
— Господи… — выдохнула она и кинулась к двери, даже не надев обувь.
На крыльце уже стояли соседи — кто с вёдрами, кто с телефоном в руках.
— Пожарные в пути! — крикнул Виктор Семёнович, пробегая мимо с садовым шлангом.
Жар обжигал кожу, а треск становился всё громче. Пламя жадно облизывало стены, по двору носился запах горелого дерева и бензина.
— Бензином полили, — тихо сказал кто-то за спиной. — Я канистру видел за сараем.
Анна резко обернулась.
— Что? — голос сорвался, стал чужим, хриплым.
Соседка, тётя Зоя, покачала головой и добавила почти шёпотом:
— Вчера вечером мимо твоего дома машина проезжала… вроде как Игоря.
Имя ударило, как пощёчина. В ушах зашумело, ладони похолодели. Всё внутри сжалось в одну твёрдую точку: конечно, это он.
Она стояла, сжимая кулаки, и смотрела, как огонь пожирает стены, за которые она боролась месяцами. И впервые за долгое время не плакала — в груди было только холодное, стальное обещание: она узнает, кто это сделал, и не оставит безнаказанным.
Утром, среди обугленных досок и запаха гари, Анна услышит от пожарных, что это был умышленный поджог, и решит действовать сама, не дожидаясь полиции.
***
Утром двор был похож на выжженное поле после бомбёжки. Черные, скрученные балки, обугленные яблоневые ветви, запах гари, въевшийся в одежду и волосы. Анна стояла у крыльца, которое чудом уцелело, и смотрела на то, что осталось от мастерской. Ещё вчера здесь пахло стружкой, лежали аккуратно сложенные инструменты отца, а теперь — лишь куча пепла и блестящие капли расплавленного металла.
Пожарные, допивая остывший чай из пластиковых стаканчиков, переговаривались с дознавателем. Тот, высокий и широкоплечий, подошёл к ней, достал из папки блокнот:
— Заключение предварительное, но, думаю, уже можно сказать: это был поджог. Канистра из-под бензина — за сараем, следов случайного возгорания нет.
Анна кивнула, хотя внутри всё сжалось. Она знала, что скажет дальше.
— Подозреваемых у вас нет? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Мы только начали проверку. Но… вы говорили соседям, что у вас конфликт с родственником?
— С двоюродным братом, — чётко ответила она. — Мы недавно судились из-за этого дома. Я выиграла.
Следователь поднял бровь:
— А он проиграл и лишился имущества. Мотив есть.
Виктор Семёнович, стоявший неподалёку, вставил:
— Я вечером видел машину, очень похожую на его. Номеров не разглядел, темно было.
Анна посмотрела на обугленные доски, и в груди у неё зазвенела злость, как натянутая струна.
— Если это он, — тихо произнесла она, — я докажу.
Она ещё не знала, что правда окажется сложнее и грязнее, чем простая месть за наследство.
В тот же день Анна начнёт искать улики против Игоря, но чем глубже она копает, тем больше в этой истории появляется странных и неожиданных деталей.
***
Анна начала с того, что пошла по соседям. У каждого — своя версия, своё «я слышал». Кто-то клялся, что видел чёрную иномарку у ворот около девяти вечера, кто-то говорил, что в сумерках заметил человека в длинном пальто, но лица не разглядел.
Она записывала всё в старый блокнот отца, лист за листом заполняя обрывками фраз, временем, деталями. Ближе к вечеру зашла в магазин на углу — там на фасаде висела камера наблюдения. Попросила посмотреть запись за вечер пожара. Продавщица, узнав, что речь о поджоге, только охнула и без лишних вопросов позвала охранника.
На записи, зернистой и тёмной, было видно: около восьми вечера мимо магазина проходит фигура в длинном тёмном пальто и с капюшоном, в руках — пакет. Двигалась быстро, почти бежала. На правом рукаве — едва заметный вышитый узор в виде листьев. Анна почувствовала, как внутри всё похолодело — она видела этот узор на пальто тёти Светланы, матери Игоря.
Тем временем полиция вызвала Игоря на допрос. Официально — «для дачи объяснений». Он явился в костюме, с уверенной улыбкой. Вечером Анне позвонил дознаватель:
— У него алиби. Говорит, был у друзей на даче. Четверо свидетелей это подтверждают.
— А машина? — спросила она.
— Говорит, стояла в гараже.
Анна положила трубку и села за стол. Если он и правда не был здесь, тогда… кто? Но мысль о пальто тёти не отпускала.
Через пару дней ей пришло анонимное сообщение: «Ищи правду рядом». Без подписи, с неизвестного номера.
В ту ночь она не спала. Сидела у окна, глядя на обугленные стены дома, и перебирала в голове всё: суд, угрозы Игоря, холодные взгляды тёти Светланы на процессе, эту чёртову запись с камер.
Анна решает встретиться с Игорем лично, чтобы выложить ему найденные улики и посмотреть, как он отреагирует.
***
Анна позвонила Игорю сама, без предупреждения. Голос у неё был твёрдый, как ледяная кромка:
— Нам нужно встретиться. И без твоих «я занят».
Они встретились в кафе на окраине города — тихом, почти пустом. Игорь пришёл в дорогом пальто, уверенной походкой, но, увидев её взгляд, замедлил шаг.
Анна достала телефон, открыла стоп-кадр с камеры у магазина и положила его перед ним.
— Это было за час до пожара. Видишь узор на рукаве? Такое пальто я видела только у твоей матери.
Игорь нахмурился, но сразу не ответил. Схватил телефон, всмотрелся, и на секунду его лицо побелело. Он быстро вернул экран обратно.
— Мало ли у кого такое пальто, — сказал он, но голос уже не был таким уверенным.
— Хватит, Игорь, — Анна наклонилась вперёд. — Я знаю, что ты меня ненавидишь. Думаешь, я забуду, как ты пытался украсть дом? Но если ты ещё и поджог устроил…
— Я не устраивал! — рявкнул он так громко, что официант обернулся. — Я тогда был на даче. И да, я проиграл суд, но поджигать… я не сумасшедший.
Она смотрела на него, и вдруг в его глазах мелькнуло что-то новое — не злость, не вызов, а тень тревоги.
— Это… это мать? — спросила она, не сводя с него взгляда.
Игорь отвёл глаза, долго молчал. Потом тихо сказал:
— Я не был уверен. До этого момента.
Он достал кошелёк, оттуда — смятую фотографию: он, его мать и их старый дом. Положил на стол и тихо добавил:
— Если это она… я сам всё расскажу полиции.
Анна смотрела на него и впервые за всё это время почувствовала, что их борьба может обернуться не новой войной, а чем-то совсем другим — борьбой с одним и тем же врагом.
***
На следующий день Игорь позвонил Анне сам. Голос был странный — сухой, обрывистый, как у человека, которому трудно подбирать слова:
— Приезжай. Она… всё скажет.
Анна приехала в старую квартиру тёти Светланы. Запах — смесь нафталина и крепкого чая — был тем же, что и в детстве, но теперь он отдавал чем-то тяжёлым, глухим. Светлана сидела в кресле у окна, в халате, с кружкой в руках.
— Ну, пришла, — сказала она, не глядя. — Чего тебе? Дом сгорел, довольна?
Анна почувствовала, как в груди поднимается злость, но сдержалась:
— Я знаю, что это сделали вы.
Светлана медленно поставила кружку на столик и усмехнулась уголком губ:
— Знаешь, что самое обидное? Дом твой, суд ты выиграла… а всё равно потеряла. Вот и всё. Я просто решила, что если он не достанется моему сыну, то и тебе не нужен.
— Мам! — резко перебил Игорь, но в его голосе было не возмущение, а боль. — Ты понимаешь, что ты наделала? Это уже не про дом! Это про то, что мы теперь враги!
Светлана посмотрела на него так, будто хотела что-то сказать, но передумала.
— Я делала это ради тебя, — произнесла тихо. — Всегда ради тебя.
— Ради меня? — он горько усмехнулся. — Тогда, если ради меня… возьми ответственность.
Игорь достал телефон, набрал номер и, не отводя взгляда от матери, сказал в трубку:
— Это Михайлов Игорь. Я хочу дать показания по делу о поджоге дома моей двоюродной сестры. Да. Заявление на мою мать.
Светлана побледнела, но промолчала.
Анна стояла в дверях, слушала этот разговор и не верила, что он происходит на самом деле. Человек, с которым она ещё месяц назад судилась и готова была перегрызть горло, сейчас сам отдавал ей в руки самое главное доказательство.
Она не чувствовала радости — только усталость и странное, тягучее облегчение.
***
Через неделю Анна снова стояла у ворот обгоревшего дома. В саду уже зеленела трава, но запах гари всё ещё висел в воздухе, прячась в тёплых порывах ветра. В мастерской, где когда-то пахло свежей стружкой, теперь лежали лишь почерневшие доски, а крыша зияла дырами, словно рана, которую никто не зашил.
Она обошла двор медленно, останавливаясь у каждой яблони. На одной ещё висел кусок опалённой ленты от венка, который отец когда-то повесил на праздник. Пальцы нащупали шершавую кору, и в груди что-то защемило.
Решение приходило не сразу. Сначала она думала — восстановить всё до последней полки, до каждого гвоздя, чтобы доказать себе и другим, что они не смогли её сломать. Потом — оставить, как есть, пусть эта пустота будет памятником и отцу, и всему, что случилось.
Теперь же она понимала: дом останется. Но каким он будет — решит только она. Не Игорь. Не тётя Светлана. Не их ненависть и жадность.
Анна села на уцелевшее крыльцо, наложила на колени блокнот отца и сделала первую запись: План восстановления.
Ветер тихо тронул яблоневые ветки, и впервые за долгое время в этом дворе стало по-настоящему спокойно.
«Огонь сжёг не только стены… он сжёг и то, что мы называли семьёй. А всё остальное — можно построить заново».
Читайте наши другие истории!
«— Уступите ребёнку! — потребовала она. А в итоге выгнали нас обеих»
«— Он же как сын тебе, — сказала мама о племяннике, который окуппировал мою квартиру.
«Папа завещал всё мне. Но двоюродный брат подделал документы» Часть 1