Черенков даже запомнил свое первое интервью.
В августе 2025 года известный российский журналист и писатель Павел Алешин в преддверии своего 82-летия дал интервью обозревателям «СЭ» Юрию Голышаку и Александру Кружкову в рамках нашей рубрики «Разговор по пятницам». В отрывке ниже — рассказ Алешина про Валерия Баринова, Федора Черенкова, Константина Бескова и других.
Баринов
— Валерий Баринов — артист большого дарования. Что за история?
— Я еще служил в еженедельнике «Футбол». Звонит Юра Семин: «Паш, мой друг теперь в Москве работает, артист хо-о-роший. Мы вместе в футбол играли, да! Он разбирается! Здесь его еще не знают. Ты с ним сделай интервью-то. Он тебе расскажет...» Ну, отвечаю, давай телефон. Баринов приехал прямо в редакцию.
— Как вы Семина здорово изобразили.
— Интервью было супер! Главное, я давно не слышал такого русского языка. У Баринова феноменальная речь, образная. Пока беседовали, раздавались звонки. Я включал диктофон, выключал. Обычно шифровал интервью следующим утром, на свежую башку. А тогда приехал домой с огромным энтузиазмом, рюмочку выпил — и за письменный стол.
— Тут-то и случился ужас?
— Врубаю диктофон — тишина. Я туда-сюда, туда-сюда... Пленка крутится, ничего нет.
— Ни до, ни после такого не происходило?
— Бывало пару раз. Но случаи ерундовые, спокойно по памяти писал. А истории Баринова я помнил — но язык! Его-то как воспроизведешь?
— Позвонить и предложить записать по новой было неловко?
— Конечно. Да и повтор есть повтор. Совсем другое! Я набрал Валерию, объяснил ситуацию, извинился. Он ответил: «А-а, Пашка, значит, не судьба!»
Время спустя на «Локомотиве» встречаемся с Семиным, Баринов подходит. Я в этот момент говорю: «Юр, не уходи, мне короткое интервью нужно». Валера усмехается: «Не давай, у него диктофон не работает».
— Яркая реприза.
— Потом-то мы не раз делали интервью. У нас добрые отношения. Но вот тогда — какое-то наваждение! А второе мое расстройство связано уже с «СЭ».
— Мы насторожились. Пропустит ли эту историю внутренний редактор?
— Кержаков подписал контракт с «Севильей». А он с Аршавиным был не разлей вода. Я как-то с молодежной сборной ездил в Словению — так они друг от друга не отходили. Везде вдвоем.
Тут Саша уезжает, Андрей остается в «Зените» один. В каком-то матче на выезде забивает три гола — и не радуется. Идет индифферентный, его обнимают... Журналисты потом спрашивают Андрея: «Вы что такой печальный?» — «По Кержакову тоскую». Сразу шум!
— Помним.
— Главный редактор Кучмий в отпуске, его зам Титоренко подходит ко мне: «Напиши на первую полосу комментарий про эту историю». Сажусь за компьютер — и приходит в голову частушка: «Мой миленок от тоски сломал хером три доски». Ну все совпадает! Три гола, тоска!
— Ловко вы придумали.
— Я это обыграл, получилось здорово. Спешил куда-то — скинул заметку и умотал. Ребята мне позже рассказали: Титоренко вбежал в зал: «Смотрите, что Алешин написал!» Зачитал. Все посмеялись — и вдруг он произнес: «Только я это не поставлю». Как его начали уговаривать!
— Почему не хотел?
— Говорит, неприлично на первую полосу такое. Если куда-то внутрь, еще ничего. В итоге вычеркнул этот кусок, заметка стала в два раза меньше. Потому что на частушке было все увязано. Я очень переживал.
— Раз до сих пор помните.
— Да. Вот две мои журналистские неудачи.
Шестернев
— Теперь книжки пишете. По две в год?
— Так уж получается.
— Здоровье позволяет?
— Еле-еле. На ободах. Зрение падает, это главная беда. Глаукома на оба глаза, вижу через туман.
— Все остальное в порядке?
— Ноги болят, но это ерунда. За компьютером они роли не играют. Утром встаю — сразу за работу. После обеда — уже насколько сил хватит. Наверное, по себе знаете — иногда писать настроения никакого. Но себя пересиливаю!
— Попробуем угадать. Просыпаетесь в семь утра?
— Не-е-т, я поздно ложусь. Запал на снукер, смотрю турниры по интернету. Они раньше полуночи не заканчиваются.
— Уточнили — у вас 33 книжки.
— Неделю назад вышла еще одна. О Борисе Копейкине, знаменитом форварде ЦСКА. А на днях закончил про Бориса Разинского, олимпийского чемпиона Мельбурна. Так что уже 35.
— Больше, чем у Рабинера.
— Ничего, Игорь меня обгонит.
— Полагаете?
— А что тут полагать? Конечно, обгонит! Во-первых, он лет на тридцать моложе. Во-вторых, писучий страшно. Я-то вообще не собирался за книжки браться. Меня Валерий Винокуров, возглавлявший издательство, упросил.
— О ком была первая?
— Об Алике Шестерневе. Выпускали серию о легендарных футболистах, а Винокуров редактировал. Я отнекивался: «Валер, я не писатель, не умею...» — «Безвыходное положение, некому. Попробуй!» Я сделал — ему понравилось. Теперь, говорит, давай с Никитой Павловичем.
— У Симоняна же была собственная книжка.
— Вот и я на это напирал: «Никита Павлович о себе уже написал». Но Винокуров настаивал, что для серии нужна другая. Приехал к Симоняну, он поначалу отказывался — зачем еще писать-то? Но наваяли.
Симонян — золотой человек, просто потрясающий. Защитники его уважали, сильно не били. Правда, сам он это отрицает. Говорит, доставалось. Но травм у него не было! А значит, относились иначе. Потому что другие нападающие были переломаны все.
Чем-то он притягивал людей на футбольном поле. Соперники чувствовали врожденную интеллигентность. Хотя откуда ей взяться у сына сапожника? Но была же! Симонян даже матом не ругался.
— Это яркая подробность. А как вы писали про Шестернева — к тому моменту давно покойного?
— Расспрашивал тех, кто еще жив. Изучал подшивки «Футбола», «Советского спорта». Общался с его второй супругой, которая работала барменшей в «Метрополе». Но она все затушевывала. О недостатках Алика — ни слова.
— С фигуристкой Татьяной Жук, первой женой Шестернева, пытались поговорить?
— Она куда-то в монастырь подалась. Надо было ее в Сибири искать. А сейчас уже все, не потолкуешь. Умерла.
— Владимир Пономарев рассказывал, что Шестернев с девушками был застенчив, не понимал, как с ними разговаривать. Добавил: «Тепа!»
— Это да.
— Еще из того интервью: «Таня Жук со своим братом Стасиком Алика окрутили. Она влюбилась в Сашу Горелика, с которым каталась в паре, но тот был холоден. Вот и решила назло Сашке выскочить за Шестернева. Этот брак был обречен, жили недолго и без счастья».
— Мы с Пономаревым делали книжку и дружим давно. Володька как-то проговорился — Шестернев и Стас Жук были соседями, регулярно квасили вместе. А потом Алик женился на его сестре.
— Мы слышали, что Шестернев в игровые времена не употреблял. Был образцовый в смысле режима. А начал после развода.
— Нет. Еще играл — пропадал на неделю. Бывали случаи. Матч заканчивался — все, Шестернева нет. Ищут по гостиницам, ресторанам. К следующему матчу появится, проведет легкую тренировку. Выходит играть — лучший!
Бесков
— Шестернев — защитник номер один в советском футболе?
— Думаю, да. Бежал быстро, везде успевал. Техника отбора великолепная, по ногам не бил. Это не Соснихин, от которого люди отлетали как подкошенные...
— Или ваш знакомый Рогов.
— Тот вообще убийца, хоть и себя не жалел. Шестернев — другая история. Копейкин мне недавно сказал: «Лишь раз встретил защитника лучше Алика».
— Это кто же?
— Беккенбауэр. «Мяч идет ко мне, кидаюсь. Стартовая скорость у меня хорошая. Вдруг вижу — Беккенбауэр, который стоял рядом со мной, уже обработал мяч и смотрит, кому отдать».
— Шестернев — разрушитель в чистом виде?
— Да, но в 1970-м в ташкентской переигровке здорово проявил себя как полузащитник. Это Шестернев потащил ЦСКА! Выдвигался вперед за центральную линию, раздавал пасы.
— Про первую переигровку все забыли, словно не было.
— А там скучнейший матч, 0:0. Проходил с небольшим преимуществом армейцев. Зато во второй игре динамовцы как зажали их, у-ух! Все, думаю. Будет 5:1.
— Защитник того «Динамо» Зыков нам говорил: Бесков прав, двое из его команды продали игру.
— Бред. Никто игру не продавал. Это Бесков придумал для отмазки. Он же никогда своих ошибок не признавал.
Константин Иванович — великолепный тренер. Но не победитель. Из-за этого и проиграл «Рейнджерс» финал Кубка кубков. Ему сами ребята подсказывали, что делать, а он только во втором тайме созрел. Выпустил Гершковича, еще кого-то. Не умел проводить решающие матчи. Особенно концовки.
— Как в Ташкенте.
— Мне говорили, что там при счете 3:1 в перерыве коньячку махнул — и все, расслабился. А Николаев своих чуть ли не кнутом гонит. Стоит Истомину в оборону вернуться — орет: «Вперед!» Тот бежит. А Константин Иванович сидит на скамейке барином...
— Не почувствовал переломного момента?
— Абсолютно!
— Старостин считал, что Бескову мешала природная трусость.
— Если вы про Николая Петровича, то он для меня не авторитет. Вот его брат, Андрей Петрович, это да!
— Почему Николай не авторитет?
— Слишком много лукавства.
— В чем же?
— А во всем. Как он якобы против Берии играл — неправда. Почитайте книжку «Футбол сквозь годы». Сплошные фантазии! Хотя к другой его книге, «Звезды большого футбола», не придерешься. Интересно, объективно, да и написана прекрасным языком.
— Значит, Старостин был такой фантазер по натуре?
— Он не фантазер. Просто знал, где слукавить для пользы дела.
Масленкин
— Какая из ваших 35 книг далась особенно мучительно?
— Нет такой. Были книжки, которые я давно хотел написать. Например, о Якушине, Численко, Викторе Лаврове. А за Масленкина на меня спартаковские болельщики взъелись: «Ты зачем о нем книгу сделал? Какое имел право?»
— Это потому, что болеете за «Динамо»?
— Да. Знали, я — динамовский.
— Ну какая разница? Главное, чтобы книга была хорошая.
— Конечно! На меня вышла дочка Масленкина. А я к этому футболисту был неравнодушен. Мой крестный на заводе «Красный пролетарий» играл с ним в одной команде. Я от него про Анатолия Евстигнеевича много слышал, они выпивали вместе. Говорил, чудо-парень... А когда вдова и дочь начали рассказывать, я понял — не зря взялся. Замечательный человек!
— Кажется, был глуховат?
— Настолько, что читал по губам. Но когда Нетто начинал матом орать, Масленкин сразу: «Чего кричишь? Я все слышу».
— Тоже поддавал прилично — как и все в этом поколении?
— Да, керосинил будь здоров. Баек-то про Масленкина море! Как-то Старостину докладывают: «Ваши футболисты в выходные дни играют в футбол на деньги в Нескучном саду. Потом забирают выигрыш, идут в ресторан и пьют коньяк».
На следующей тренировке Старостин подходит: «Анатолий! Я узнал, что вы в Нескучном саду выигрываете деньги и пьете на них коньяк». — «Николай Петрович, кто ж вам набрехал? Нам что, водки не хватает?»
— Как эти люди становились олимпийскими чемпионами?
— Сам удивляюсь. Еще была история в Турции. Играть с «Галатасараем». Накануне команде устроили экскурсию по Стамбулу. Половина не поехала: «Мы не желаем, устали». К вечеру поехавшие возвращаются — Старостину сообщают: «У ваших в номере дым коромыслом, пьют, играют в карты».
Николай Петрович отправился принимать меры. Открыл дверь: «Вы что делаете?! Завтра матч!» Масленкин, сидевший к нему спиной, что-то расслышал. Не оборачиваясь: «А-а, не мешай! Карта идет...» На следующий день игра. Он с утра никакой. Но ставят, заменить некем.
— Ну и как?
— Симонян мне рассказывал, как. Масленкин первый тайм отыграл прилично. «Идем на перерыв, меня догоняет: «Никит, видишь, как я? А знаешь, вышел на поле, во рту говно, башка кружится. Не знаю, куда бежать. Но вдруг понимаю: такая ответственность, должны сегодня победить! И пошел, потому что ответственность у меня!»
Черенков
— Масленкин — первый тренер Черенкова.
— Вот! Молодцы, что вспомнили!
— Видимо, какая-то история?
— Я же первый журналист, который сделал интервью с Федором.
— Этого мы не знали.
— Правда, журналистом я еще не был. Только составителем программок на стадионах «Локомотив» и «Динамо». Сотрудничал с изданием «Гражданская авиация». А там все — фанаты «Спартака». Как-то увидели на поле юного Федю, мне звонят: «Хороший мальчишка! Сделал бы с ним интервью, а?» После второго его матча за «Спартак» поехал. Черенков так на меня взглянул...
— Удивился?
— Очень. Он застенчивый был — прямо как девушка. Интервью в «Гражданской авиации» напечатали. Прошли годы — я взялся за книжку о Масленкине. Федя уже играл за ветеранов. Подхожу с расспросами, он рассказывает. А на прощание улыбается: «Я вас помню. Вы со мной делали первое интервью. У меня это отложилось...»
— А у вас из того интервью что-то отложилось?
— Ничего. Лишь ощущение: Федя — человек без «второй программы». Никакого двуличия. Чуть-чуть не от мира сего, но замечательный. Я надеялся, что Бубнов в своей книге хоть его грязью не обольет. Но он и Федю приложил. Кстати, и Бубнова, и Севидова в журналистику привел я.
— Каким образом?
— Мне их Аркадий Галинский посоветовал. Сначала я Бубнова подтянул. Сделали обзор в «Футболе». Тогда Бубнов еще посдержаннее был. Со временем, смотрю, становится все злее. Говорю: «Саш, может, мы это уберем? Ты же наезжаешь на людей, которые работают...» — «Они сегодня работают, завтра не будут!» Елки-палки, нельзя же так.
— Остановились на Севидове?
— Юра — другое дело. Я счастлив, что ему помог. Умница, как в футболе разбирался!
— А Бубнов?
— Тоже. Но он злой. Наверное, потому, что у него не получается. Тренером не стал из-за своих амбиций, характера. Севидов же был прекрасным тренером. Если бы не проблемы с алкоголем... Вдруг р-раз — и пропадал.
— Так срывался?
— Да. Я дружил с его отцом, Сан Санычем. Ох, как мы селекцией занимались!
— Вот это выверт в биографии.
— Помню, как я сторожил на «Локомотиве» Колю Латыша с Юрой Резником. Со мной был динамовский селекционер Лев Рудник. «Шахтер» приехал на матч — и я по просьбе Севидова отправился с ними разговаривать.
— Перетаскивали из «Шахтера» в «Динамо»?
— Да. Надо же улучить момент, когда перехватывать. Игроки все время под контролем. Еще и рейс задержался. Сидим в микроавтобусе, ждем. Потом видим — команда идет на ужин. Мы тут как тут, начинаем разговор. Сложнее было завлекать в «Динамо» Серегу Стукашова.
— Тот играл в «Кайрате»?
— Да. Меня Севидов к нему послал. После матча Стукашов остановился у автобуса, я подошел. Что-то для программки спросил, дальше невзначай: а как ты насчет перехода в «Динамо»? Сергей на меня посмотрел каким-то одичалым взглядом и ни слова не ответил.
— Так и закончилось?
— Нет. Севидов меня снова посылает: «Он тебя уже видел, поговори еще разок». Опять «Кайрат» в Москве играл. Теперь Стукашов заинтересовался: «А как? А что? А сколько?» Сколько, отвечаю, не знаю. Я в самом деле не знал. Переключил его на Рудника.
— Вам было важно понять только, готов или нет?
— Да. Я должен был бросить камень и посмотреть, разойдутся ли круги.
— Латыш и Резник тоже перебрались в «Динамо»?
— Да. С Юрой мы больше не общались, а с Колей подружились. Он сколько у Газзаева отработал помощником!
— С Газзаевым они подрались в «Динамо» почти сразу.
— Было дело. А потом стали лучшими друзьями. Как-то приезжаю еще на старую базу «Алании», навстречу Коля. Несет дрова. «Ты куда?» — «Георгич попросил камин растопить...»
Читайте также:
- «Вскрыли квартиру, Фаина лежит на полу и не дышит». Ужасный конец легендарной чемпионки