Грозовой фронт катился над долиной реки Мшага. Молнии сверкали одна за другой, ветер трепал кроны деревьев, валил сухостой, ливни проносился стенами воды. Все живое попряталось, опасаясь стихии: люди под крышами, зверье в норы, потаенный народец по своим укрывищам, даже рыбы с русалочьем ушли поглубже, хотя любили играть в дождь. Если бы можно было взглянуть на долину Мшаги сверху, то было бы ясно, что молнии и ливни кружат вокруг одного из лысых холмов, расположенных на краю поля и леса.
Со стороны казалось что это не холм, а так, складка местности. Вверх от одной из деревень на его лысую макушку плавными изгибами вела дорога. Когда-то холм тоже был покрыт лесом:лес снесли, люди построили своё, потом разрушили. Сейчас вершина была испещрена развалинами, ямами, площадками затянутого мохом дорожного камня, старыми свалками и прочим сором, которые люди оставляют за собой, уходя. Мало осталось природного на вершине холма. Раньше люди построили на холме конюшни, телятники, свинарники, скотину держали, потом ушли и порушили то что, сами же построили. Сейчас место было пусто и никто из потаенного народца тут не жил, кроме молодого водяного, прельстившегося глубинной водной жилой. Остальной народ обходили макушку холма десятой дорогой, благо полевых дорожек и коровьих троп вокруг было множество великое. Когда растаскивали деревенские бывшеколхозные работники добро сгинувшего колхоза, сдирали и уносили по дворам шифер, ради кирпича стены рушили, то потаенный народец не пожалели. Ни тех кто жил с коровами, ни тех кто оберегал коней, гривы по ночам плел, ни домовых. Не пожалели даже свою скотину, всё извели, сначала на холме, а потом и вообще она исчезла из деревень. Не стало живности в деревнях, даже собак. Вот земля и озлобилась.
Лешек мог быть разным — мужиком в домотканой рваной рубашке он давно никому не показывался. Где вы ныне домотканную рубаху найдете, это все равно что с транспарантом ходять «Леший» При встрече в лесу с посторонними он блазнился дедом-грибником, мужиком в летах в старых вещичках, а своему народу трудиться обличье ворожить незачем. К людям он иногда был равнодушен, иногда благоволил, оделяя небезразличных ему людей толикой удачи, мог подстроить неприятность, если человек ему не нравился и очень редко он проявлялся как воин. Забыл уже когда так гневался, что призывал грозы и ветры, сметая ненужное или враждебное со своей земли. Но вот поди ж ты, пришлось вспоминать. Понадобился ему водяной с холма, узнать о главном Водянике. Проявился Лешек на вершине, а тут занято! Чужаки резвятся, ветры закручивают спиралями, смерч разгоняют. Не по злобе, просто живут так. Он даже слова не успел сказать как его сбросили по ту сторону холма. Вызверился Лешек, разгневался и смел всех чужаков, кто хозяиновал тут незваный. Это были залетные, чужие духи. Свои местные, речные всё больше любили летать вдоль реки, шуршать речной травой, но урон людям и лесу приносили редко. Духи Ильмень-озера заглядывали часто, дули сильнее и злее, но тут им было тесно, негде разгуляться. Дунут и назад, а сейчас на вершине кружились совсем чужие, юные, но это не делало их милыми, наоборот, она могли много чего в речной долине и на озере. Если заглянет такой дух на твою землю — быть смерчу, граду или урагану там, где про такое буйство давно люди забыли.
Лешеку людское несчастье безразлично, но с ним порушатся крыши домов, неся горе домовым, разметает стога, повалит деревья, прибавится бурелома в лесу, а это уже коснется всего мелкого народца долины реки. Не во власти дело, его обязанность охранять, инстинкт,вот и смел Лешек чужих с холма.
Пару недель буйствовала стихия, что ни день то две-три грозы, залило долину ливнями, повалило деревья в лесу и на дороги. А потом унеслись грозы и настало жаркое лето.
