Екатерина Ивановна сдержанно улыбнулась, стараясь сохранить невозмутимый вид, хотя внутри бушевали эмоции. Она всегда представляла семейные ужины как теплые посиделки с добрыми разговорами и легкими шутками. Но уже несколько месяцев подряд каждое такое собрание превращалось в словесную перепалку.
— Катюша, милая, — начала она, растягивая слова, будто смакуя их. — Вы с Сергеем уже три года вместе, а все еще живете в арендованной квартире. Это же пустая трата денег! У нас с Михаилом Григорьевичем есть свободное жилье. Перебирайтесь туда, будете платить нам, а не посторонним.
Марина, невестка, оторвала взгляд от тарелки с картофельным пюре. В ее глазах читалась не просто усталость, а глубокая измотанность, накопленная от бесконечных разговоров на одну и ту же тему.
— Спасибо, Екатерина Ивановна, но мы уже решили, — мягко, но твердо ответила Марина, аккуратно вытерев губы салфеткой. — Нам комфортно жить отдельно.
— Всегда ты отмахиваешься от нашей помощи! — вспыхнула свекровь. — Не понимаю, в чем загвоздка. Квартира отличная, в хорошем районе, только после ремонта. Я даже занавески новые купила!
Сергей, сидевший рядом с женой, нервно постукивал пальцами по скатерти. Он был крепким, рослым мужчиной, но в присутствии матери будто становился тише и незаметнее.
— Мам, мы ценим ваше предложение, но... — начал он, но Екатерина Ивановна перебила.
— Но что? Вы тратите кучу денег на аренду! А могли бы платить нам и копить на свое жилье.
Михаил Григорьевич, до того молчаливо разрезавший отбивную, кашлянул.
— Катя, не настаивай. Если им так лучше, пусть решают сами.
— Дело не в этом, пап, — вздохнул Сергей, но его снова прервала жена.
— Дело в условиях, — четко сказала Марина, и за столом воцарилась тишина. — Вы хотите, чтобы мы платили за квартиру, но не готовы передать нам даже часть прав на нее. Мы с Сергеем хотим собственное жилье, а не быть вечными съемщиками.
— Права? — возмутилась Екатерина Ивановна, всплеснув руками. — Это будущее наследство Сергея! Когда нас не станет, все перейдет к нему!
— Когда вас не станет, нам будет за сорок, — спокойно парировала Марина. — И что, до тех пор жить без уверенности в завтрашнем дне? Платить за жилье, на которое у нас нет прав? Это несправедливо.
Екатерина Ивановна покраснела от гнева. Она не привыкла к такому тону, особенно от невестки, которая в первые годы брака казалась такой покладистой, пекла булочки и избегала споров.
— Тебе нужны права? — процедила она. — Ты на что намекаешь? Что я у сына квартиру отниму?
Марина аккуратно положила ложку и посмотрела свекрови прямо в глаза.
— Я ничего не намекаю. Я говорю открыто: если мы платим за жилье, мы хотим быть его совладельцами. Если это невозможно, мы останемся в аренде. И, кстати, платим мы тридцать пять тысяч, а не пятьдесят, как вы думаете.
— Сергей! — воскликнула Екатерина Ивановна. — Скажи хоть слово!
Сергей, до этого молчавший, расправил плечи. На его лице мелькнула искра решимости.
— Мам, Марина права. Мы это обсуждали. Я с ней согласен.
Екатерина Ивановна откинулась на спинку стула, словно ее оглушили.
— Вот как? — прошептала она. — Женился, и теперь жена тобой командует.
— Никто мной не командует, — твердо ответил Сергей. — Это наше общее решение.
Свекровь поджала губы и отвернулась. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь звяканьем посуды.
Обратно домой ехали молча. Сергей крепко держал руль, изредка поглядывая на жену. Марина смотрела в окно, где мелькали городские фонари. Оба понимали, что этот разговор был неизбежен, но легче от этого не становилось.
— Ты молодец, — наконец сказал Сергей. — Я бы так четко не сказал.
Марина слабо улыбнулась.
— Просто устала от недомолвок. Твоя мама не слышит намеков.
— Она обиделась, — вздохнул Сергей.
— Ничего, справится, — ответила Марина и, заметив его озабоченное лицо, добавила мягче: — Сережа, я не хотела ее расстраивать. Но три года одно и то же, и она не слушает наших доводов. Пора было сказать прямо.
Сергей кивнул. Они припарковались у своего дома — типичной панельной многоэтажки в спальном районе.
— Знаешь, — сказал он, заглушив двигатель, — я тобой горжусь. Ты стала сильнее за эти годы.
— Научилась отстаивать свое, — усмехнулась Марина. — Твоя мама — суровый учитель.
Они поднялись в свою квартиру — небольшую, но теплую, с книгами на полках и фиалками на окне. Их маленький мир, пусть и арендованный.
На следующее утро в шесть утра зазвонил телефон. Марина простонала, но Сергей уже схватил трубку.
— Да, мам, — пробормотал он сонно. — Что? Прямо сейчас?
Марина, мгновенно проснувшись, наблюдала, как лицо мужа менялось: от сонной досады к тревоге.
— Что случилось? — спросила она, когда он положил трубку.
— Папа в больнице. Инфаркт.
Через час они уже мчались по пустым утренним улицам. Сергей был бледен, руки на руле дрожали. Марина накрыла его ладонь своей.
— Все будет в порядке, — сказала она, хотя сама сомневалась в своих словах.
В больнице Екатерина Ивановна выглядела изможденной, будто постарела на годы. Она сидела в коридоре, комкая в руках платок.
— Сережа, — прошептала она, увидев сына, и расплакалась.
Пока Сергей обнимал мать, Марина отошла к кофейному автомату. Она чувствовала себя чужой в этом семейном горе. Ее отношения со свекровью всегда были натянутыми, а после вчерашнего разговора и вовсе стали ледяными.
Вернувшись с кофе, она застала Сергея за разговором с врачом. Судя по его облегченному виду, новости были не худшими.
— Выживет, — сказал он, принимая стаканчик. — Но нужна операция. Дорогостоящая.
— У нас есть накопления, — тихо ответила Марина. Они копили на ипотеку. — Сколько?
Сергей назвал сумму, и Марина едва удержала стаканчик. Это были все их сбережения.
— А страховка? — спросила она.
— Просрочилась. Папа не успел продлить.
Они переглянулись, понимая, что другого выхода нет.
Михаил Григорьевич восстанавливался медленно. После операции начались осложнения, и вместо недели он провел в больнице почти два месяца. Все это время Екатерина Ивановна жила у них — сначала по просьбе Сергея, который не хотел оставлять мать одну, потом из практических соображений, чтобы было удобнее навещать мужа.
Для Марины это было испытание. Свекровь, издерганная переживаниями, срывалась на всех, особенно на невестку. То суп невкусный, то в квартире не убрано, то Марина слишком поздно возвращается с работы.
— В наше время жены заботились о доме, а не носились по офисам, — ворчала Екатерина Ивановна. — Сергею нужен нормальный ужин, а не твои замороженные пельмени.
Марина терпела, понимая, что свекровь переживает за мужа, с которым прожила почти полвека. К тому же, после траты всех сбережений на операцию они не могли позволить себе снять квартиру побольше, где всем было бы комфортнее.
Однажды вечером, когда Сергей задержался на работе, а Екатерина Ивановна в очередной раз раскритиковала приготовленный ужин, Марина не выдержала.
— Екатерина Ивановна, — сказала она, стараясь говорить ровно. — Я понимаю, вам сейчас тяжело. Но если вам что-то не нравится, вы можете вернуться к себе. Михаил Григорьевич уже идет на поправку.
Свекровь замерла, глядя на нее с открытым ртом.
— Ты меня выгоняешь? — ахнула она.
— Нет, — твердо ответила Марина. — Я даю вам выбор. Остаетесь — и перестаете критиковать. Или возвращаетесь домой, где все будет по-вашему.
Екатерина Ивановна поджала губы.
— Я всегда знала, что ты не пара моему сыну. Холодная, как лед.
— А вы обвиняете всех, кто говорит вам правду, — ответила Марина. — Может, поэтому Сергей боится вам возражать. Проще согласиться, чем выслушивать упреки.
Свекровь задохнулась от возмущения.
— Да как ты смеешь! Я его мать!
Но Марина уже не слушала. Она надела пальто и вышла, хлопнув дверью.
Она бродила по вечерним улицам, не замечая холодного ветра. В голове крутились мысли: вдруг свекровь права? Может, она действительно слишком расчетливая? Может, настоящая жена не стала бы спорить о квартире и отдала бы деньги на операцию без раздумий?
Телефон завибрировал. Сергей. Она не хотела отвечать, но знала, что он будет волноваться.
— Где ты? — голос мужа был полон тревоги. — Мама сказала, вы поссорились, и ты ушла.
— Гуляю, — устало ответила Марина. — Скоро вернусь.
— Не надо, — сказал Сергей. — Я за тобой приеду. Где ты?
Через полчаса он остановился рядом. Не говоря ни слова, Сергей обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.
— Прости, — прошептал он. — Я не должен был оставлять вас одних.
Марина уткнулась в его плечо.
— Я накричала на твою маму. Она считает меня бесчувственной.
— Ты не бесчувственная, — Сергей погладил ее по голове. — Ты отдала все наши деньги на операцию папе, даже не задумываясь.
— Как я могла думать, когда речь о жизни твоего отца?
— Вот именно, — он отстранился и посмотрел ей в глаза. — Ты самая добрая. Просто мама привыкла, что все по ее сценарию. Ей трудно принять, что у нас своя жизнь.
Они сели в машину, но Сергей не спешил заводить мотор.
— Я отвезу маму домой, — сказал он. — Папа уже может быть один, а для остального наймем сиделку.
— На что? — грустно усмехнулась Марина. — У нас же ничего не осталось.
Сергей помолчал, постукивая пальцами по рулю.
— Я говорил с родителями о квартире, — наконец сказал он. — Они готовы оформить на нас долю.
Марина замерла, не веря.
— Серьезно?
— Да. Папа, когда был в реанимации, сказал маме, что жизнь слишком коротка, чтобы держаться за вещи. А потом они увидели, как мы отдали все сбережения.
Марина покачала головой.
— Я не хочу, чтобы они думали, будто мы сделали это ради квартиры.
— Они так не думают, — мягко ответил Сергей. — Они поняли, что мы настоящая семья.
Документы оформили через два месяца, когда Михаил Григорьевич окончательно восстановился. Марина до последнего ждала подвоха, но Екатерина Ивановна сдержала обещание.
После нотариуса они вчетвером зашли в кафе. Михаил Григорьевич, все еще слабый, но с прежней живостью в глазах, поднял бокал с компотом.
— За нашу семью, — сказал он. — И за моих упрямых девочек, которые все-таки нашли общий язык.
Екатерина Ивановна хмыкнула, но улыбнулась. Она уже не смотрела на невестку с прежней неприязнью, хотя до дружбы было далеко.
— Я все еще считаю, что квартиру надо было оставить как есть, — буркнула она. — Но Миша прав. Жизнь коротка. И вы доказали, что заботитесь о нас не из-за выгоды.
Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. Это было самое близкое к комплименту, что она слышала от свекрови.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Нам правда не все равно.
— Только не вздумайте нас к себе забрать на старости лет, — проворчала Екатерина Ивановна, но в ее глазах мелькнула теплота. — Я еще помню твой борщ.
Все рассмеялись, и напряжение, копившееся годами, начало растворяться.
Переезд состоялся через три месяца. Марина стояла в пустой комнате, осматривая новый дом. Ремонт был добротный, хоть и в стиле свекрови — с массивными гардинами и обоями в мелкий узор.
— Первым делом сменим обои, — сказал Сергей, обнимая ее. — И гардины. И лампу.
— И купим новый диван, — добавила Марина, улыбаясь. — Тот, что мы видели в магазине.
В дверь позвонили. На пороге стояли Михаил Григорьевич и Екатерина Ивановна с коробками.
— Новоселье без подарков не празднуют, — заявил Михаил Григорьевич, вручая бутылку вина.
Екатерина Ивановна оглядела квартиру.
— Я же говорила, хорошее жилье, — сказала она с видом победителя. — Просторное, светлое.
— Да, отличное, — согласилась Марина, помогая с коробками. — Спасибо вам.
Свекровь махнула рукой.
— Это теперь ваш дом. Делайте, что хотите, — она помедлила и добавила: — Только не ломайте стену между кухней и залом. Эти новомодные студии — ерунда.
Марина и Сергей переглянулись. Именно это они и собирались сделать.
— Конечно, мам, — сказал Сергей, скрывая улыбку. — Как скажешь.
Они открыли вино, разлили по бокалам. Михаил Григорьевич поднял тост:
— За новый дом и за мир в нем!
Все чокнулись. Марина сделала глоток и посмотрела на свою семью. Возможно, с Екатериной Ивановной у них никогда не будет идеальной близости. Возможно, споры еще будут. Но в этот момент они были просто людьми, которые, пережив трудности, научились ценить друг друга.
На следующий день Екатерина Ивановна принесла набор керамических фигурок, «идеально подходящих для зала». Марина улыбнулась и поставила их на полку. А через месяц убрала в кладовку, когда узнала, что им понадобится комната для малыша. И почему-то была уверена, что на этот раз свекровь не станет спорить.