— Ваш сын уже год не приносит денег, а вы говорите, что я плохая жена? — возмутилась я, когда Галина Петровна пришла с претензиями. В голосе моём звенела не просто усталость, а та самая смесь отчаяния и ярости, которая копится месяцами, а потом вырывается наружу, как пробка из бутылки дешёвого шампанского на новогоднем корпоративе.
— Аннушка, ты аккуратнее с тоном, — сухо выдала она, сжав губы. — Я в этот дом прихожу не ругаться, а помочь.
— Помочь? Вы каждый раз приходите, чтобы объяснить мне, как плохо я готовлю, как я «морю Виталеньку голодом» и как «в нормальных семьях муж — это добытчик, а не это вот всё». Может, вы ему об этом скажете? Он сейчас на кухне в TikTok завис, между прочим!
Я указала рукой в сторону, где Виталик, мой муж, лениво прокручивал ленту на телефоне. На нём была та же футболка, что и вчера. И позавчера. И, кажется, когда мы ходили подавать заявление в ЗАГС. Или я путаю?..
Год назад всё было по-другому. Мы переехали в квартиру, которую Виталику оставил дед по отцовской линии. Хорошая трёшка на третьем этаже в панельке — не элитка, но вполне сносно. Я тогда пахала в агентстве недвижимости, закрывая одну сделку за другой, а Виталик уволился «по собственному» — дескать, корпоративная культура давит, начальство токсичное, «все бабки и так на тебе, родная». На мне, да. И теперь ещё и его мама — бонусом к ипотеке, стрессу и вечной усталости.
— А ты не перегибаешь, Анна? — в её голосе зазвучала фальшивая забота. — Мужчинам надо дать время. Он ищет себя.
— Он находит себя в диване уже восьмой месяц. Хотите, я ему табличку принесу: «Я здесь»?
Галина Петровна фыркнула и встала. Пальто её громко шуршало, будто она и одеждой хотела показать: «Вот, ухожу! Обидели!».
— Помяни моё слово, — процедила она, — таких, как ты, Витя никогда не прощает. Он терпит, потому что добрый. А вот ты...
Я закрыла за ней дверь ещё до того, как она закончила фразу.
Ночью Виталик пришёл в спальню, почесывая живот и зевая. Я притворилась спящей. Но он всё равно заговорил.
— Мам говорит, ты грубишь.
— Мам может перестать говорить. Я задолбалась, Виталий. Я работаю с девяти до девяти, прихожу — ты сидишь на кухне, пялишься в экран. Дома срач, жрать нечего. Что ты вообще делаешь?
— Подкасты монтирую.
— Какие, блин, подкасты? У тебя один выпуск с другом, где вы пьяные обсуждаете GTA.
— Это начало. Все с чего-то начинают.
— Я начинала с диплома, резюме, 28 собеседований и 12-часовых смен. Не с GTA, блин!
Через два дня он уехал. В смысле — встал, собрал свои штаны и пару худи, хлопнул дверью и гордо пошёл к маме. Ну, как гордо... На маршрутке.
Я подумала, что хоть передышу.
Но Галина Петровна не дала мне такой роскоши.
Она пришла в субботу, без звонка, с ключами, которые Виталик забыл у неё забрать ещё в январе.
— Так, — заявила с порога, — нам надо поговорить.
— Нам — это вам и вашим тараканам? — я устало села на кухонный стул. — Мой муж уехал, если вы не заметили.
— Мой сын. Моя кровь. Моя семья.
— А я кто?
— А ты... — она помолчала. — Девушка с улицы, у которой ни квартиры, ни машины, ни даже приличной фамилии. Только работа, которая вот-вот тебя сожрёт. И ты ещё смеешь говорить, что он тебе должен?
— Он обязан мне. За то, что я покрывала его долги по кредитке, когда он покупал себе геймерское кресло в «период душевной нестабильности». За то, что его отец оставил эту квартиру не тебе, а ему, и теперь ты приходишь сюда, как хозяйка.
Я стояла и говорила. И каждый мой аргумент звучал всё злее, всё громче. Потому что это была не просто квартира. Это был наш единственный шанс. А теперь... теперь это была арена. Я и свекровь. Битва за территорию. Семейный Троян.
— Ты знаешь, — вдруг сказала она спокойно, — ты можешь громко кричать, но ты никто. Имущество принадлежит моему сыну. Как и машина внизу. Как и... кольцо, которое ты носишь. Это мамино кольцо. Моя бабушка его мне оставила. Я просто отдала его тебе на свадьбу. Надеюсь, ты сохранила документы.
— Документы?
— Ну да. Бумагу о том, что кольцо — подарок. У тебя есть?
— …Ты серьёзно?
— Более чем. У меня всё задокументировано, Аннушка.
Я провела ту ночь, перелопатив весь комод. Никаких бумаг. Только фото со свадьбы, где Виталик держит меня за руку, а на моём пальце то самое кольцо. Я вспомнила, как оно было — тяжёлое, массивное, с изумрудом. Галина Петровна с надрывом рассказывала тогда, что оно из коллекции. «Из фамильной!» — поднимала брови, как будто произносила «картье» на японском.
И вот теперь это кольцо — часть её стратегии. Один из рычагов. Как квартира. Как машина. Как Виталик, который вдруг стал их союзником.
Через неделю мне пришло письмо. Обычное, бумажное. Из суда.
«Иск о разделе совместно нажитого имущества. Истец — Шишкин Виталий Сергеевич»
Челюсть у меня отпала, глаза — выкатились, как в комиксе. Он хочет разделить квартиру. Которую получил в наследство. До свадьбы. Которую я не трогала. Он... он что, с ума сошёл?
А потом — звонок. Не от него. От адвоката.
— Анна Сергеевна? Мы представляем интересы госпожи Шишкиной Галины Петровны. Речь о семейных украшениях, переданных вам во владение в момент регистрации брака. Они требуют возврата имущества в течение десяти рабочих дней.
И вот я стою. В старой футболке, с неотвеченными письмами, разогретым борщом на плите, и понимаю, что эта война только началась.
Если ты думаешь, что хуже допроса у стоматолога может быть только налоговая, то ты никогда не спорил с матерью своего бывшего. Особенно, когда она заходит в суд с тремя папками документов, адвокатом и взглядом, как у стервятника на раздаче туш.
Первое заседание по делу было назначено на 14:30. Я пришла в 14:00, в деловом костюме и с тем выражением лица, с каким обычно выходят из офиса в пятницу вечером — злое, но гордое. Мой адвокат, Мила Павловна, женщина с лицом «я пережила три развода и одно банкротство», встретила меня с кофе и словами:
— Они играют грязно. Но ты не переживай. Если б у них были реальные зацепки, они бы начали с переговоров, а не с театра.
— У них кольцо, квартира, машина.
— А у тебя факты, трудовой стаж и мозги.
Мне хотелось добавить «и год жизни с Виталием», но решила не драматизировать.
В зале суда Виталик сидел с видом «я вообще не при делах», будто он не иск подал, а мимо проходил и просто решил поддержать маму. Галина Петровна, напротив, держалась уверенно. Как будто она не бывшая преподавательница химии в ПТУ, а глава какой-то теневой империи, где наказывают не согласных вычеркнутыми наследствами.
— Суд приступает к рассмотрению гражданского дела... — начал судья, а у меня внутри всё уже горело.
— Мы требуем признания недействительным факта пользования семейными ценностями, а именно: золотым кольцом с изумрудом, колье с рубином и автомобилем Opel Astra, — вещал их адвокат, какой-то тощий тип с голосом, как у GPS-навигатора.
— Колье? Какое ещё колье? — прошептала я адвокату.
— Они добавили это вчера в ходатайство. Было указано, что это часть приданого, переданного вам в устной форме, — Мила Павловна листала бумаги. — Вот только доказательств нет.
— Оно у меня в коробке от «Золотого яблока». Я думала, это бижутерия.
— Вот именно. Мы на этом и сыграем.
А потом началась мясорубка. Виталик мямлил, что «хотел бы вернуть хотя бы машину, потому что она была оформлена на него». Галина Петровна смотрела прямо на меня, не мигая, как будто глазной нерв у неё был из титана. Адвокат GPS вещал про «моральный ущерб» и «ущерб репутации семьи Шишкиных». Словно я не просто обидела их сыночка, а сожгла семейную библиотеку.
И вот, апогей:
— Ответчица использовала имущество семьи Шишкиных в личных целях, не обеспечив надлежащего ухода за автомобилем, — протараторил адвокат, доставая фотографии моей парковки у дома. — Вот фото — ржавчина на капоте. Это же неуважение к наследию!
— Наследию? — я чуть не прыснула. — Opel 2004 года? Да у него столько ржавчины, что я скоро сама им гвозди заколачивать начну!
Судья кашлянул, адвокат поджал губы.
— Факт порчи имущества остаётся фактом, — буркнул он.
— А факт того, что ваш подзащитный забил на работу, на жизнь и на супружеские обязанности, мы когда разберём? Или это не попадает под моральный ущерб?
Вышли мы из суда, и Мила Павловна сжала мне руку.
— Слушай, они не остановятся. Эта баба явно нацелилась отжать максимум, пока ты в шоке.
— А я больше не в шоке. Я в ярости.
Вечером я сделала то, чего не делала год. Взяла бутылку красного, вылила себе ванну, зажгла свечи и стала писать письмо. Не электронное. Бумажное.
Заявление в РОНО, что Галина Петровна, бывшая учительница, использовала служебное положение, чтобы оформлять подложные характеристики — я нашла старые разговоры с её коллегами. Все хранили друг на друга компромат, как хомяки семечки. У меня был компромат. И теперь он был в конверте.
На следующий день — звонок от Виталика.
— Аня… ты чего устроила?
— В смысле?
— Мамке звонили из управления. У неё проверка. Она в истерике. Говорит, ты копаешь под неё.
— Я не копаю. Я раскапываю.
— Ну мы ж люди… взрослые…
— Взрослые? Ты в суд пошёл из-за колье, которое я даже не носила. У тебя машина в аварийном состоянии, а ты хочешь её назад, потому что мама сказала. Ты взрослый?
— Я просто хотел...
— Нет, Виталий. Ты просто испугался быть самостоятельным. И решил, что проще вернуться под мамино крыло и сделать вид, что ты — жертва.
Он замолчал. Я слышала, как он делает глоток. Наверное, энергетик. Или что там они с мамкой пьют во время семейных сессий суда и Netflix.
— Я не думал, что ты такая...
— А я не думала, что ты — ребёнок. Мы квиты.
Неделю спустя пришло письмо: суд отказал в удовлетворении иска. Кольцо — подарок. Машина — оформлена до брака, но она была на двоих в пользовании, а значит — ничья. Колье — даже не украшение, а аксессуар из бижутерии. Всё. Их спектакль не зашёл.
Но тишина длилась ровно четыре дня.
В дверь позвонили. Я открыла.
На пороге стояла женщина. Не Галина Петровна. И даже не судебный пристав.
— Добрый день. Вы Анна? Я — бывшая жена Виталия.
— Что?
— Нам надо поговорить. У нас общий долг, о котором вы, скорее всего, не знаете. Он вас тоже касается. И, возможно… квартиру придётся продать.
Женщина на пороге выглядела так, будто она уже прошла через всё, что только возможно: ипотеку, развод и «Пятёрочку» в пятницу вечером. Волосы собраны в неряшливый хвост, под глазами — мешки, взгляд — как у человека, который знает, что сегодня снова будет разочарован.
— Я Света. У нас с Виталием был короткий брак. Очень короткий. Но... юридически оформленный, — она протянула бумагу. — Он оформил кредит на нас двоих. Тогда обещал, что это на машину. Я подписала. Потом он пропал. А банк остался.
Я смотрела на неё, пытаясь осознать: этот человек, который не мог сам себе сварить гречку, умудрился развестись с одной, жениться на второй, оформить кредит на обеих и всё это, пока жил у мамы?
— Вы хотите сказать, что Виталий всё ещё должен по какому-то кредиту, который оформлен и на вас, и на него?
— Именно. И он передал банку адрес, по которому вы зарегистрированы. Тут, — она постучала пальцем по бумаге, — квартира фигурирует как совместно нажитая, так как вы зарегистрированы по одному адресу, и он не снялся с регистрации. А значит — могут арестовать имущество.
— Охренеть. — Других слов у меня не нашлось.
Первые две ночи я спала плохо. Точнее, не спала вовсе. Я гуглила, читала форумы, звонила юристам. И всё сводилось к одному: если не доказано, что ты не причастен — ты причастен. А Виталик был где-то в облаках, в уютном коконе маминой опеки и мамкиных котлет, видимо, и не подозревая, что оставляет за собой кредитную радиоактивную зону.
Я попыталась дозвониться. Он не ответил.
Зато ответила Галина Петровна.
— Вы звоните, чтобы пожаловаться? Или чтобы вернуть кольцо, пока всё по-хорошему?
— Я звоню, чтобы сказать, что если вы немедленно не снимете Виталика с регистрации, я отправлю в суд документы по старому долгу и укажу, что вы знали, что он мошеннически использует мой адрес.
— Мошеннически?! — свекровь задохнулась от негодования. — Это же его квартира! Его по наследству!
— Только не забывайте, что без меня он бы не дожил до 30-ти с такими талантами. И если суд решит, что долг можно списать с имущества, где он прописан — квартиру отнимут. У вас беседка на даче есть? Готовьтесь жить там.
На следующий день он приехал. На том самом Opel'е, который после судебного решения внезапно снова стал «общим транспортным средством». Машина кашляла, как дед после сигарет, и глохла прямо перед подъездом. Я стояла у окна, смотрела вниз, и уже чувствовала, как снова начинаю злиться.
Он поднялся, постучал.
— Я просто хотел поговорить.
— А я — жить спокойно. Но у нас обоих проблемы, да?
Он вошёл, как будто мы до сих пор женаты. Оглядел квартиру, которая уже почти перестала быть нашей, и сел на тот самый диван, где когда-то валялся с геймпадом и чипсами.
— Света приходила, — начала я. — Твоя бывшая. Знаешь, почему?
— Да, — кивнул он. — Мама обещала, что всё решит.
— Мама обещала?! — я едва не швырнула в него подушкой. — Ты взрослый человек! У тебя кредит, долги, суды, а ты сидишь и киваешь, потому что «мама обещала»?
Он молчал.
— Ты понимаешь, что квартира под угрозой? Потому что ты живёшь здесь только по прописке! И если не уйдёшь добровольно, я тебя выпишу через суд. С долгами. С позором. С полным букетом.
— Аня...
— Нет, Виталий. Достаточно. Ты хотел свободу от «корпоративной культуры»? Получай. Суд, банки, долги, бывшие. Прямо стартап уровня «чистилище».
Через две недели пришло официальное подтверждение: снятие Виталия с регистрации. Я уволилась с одной из работ, выдохнула. Света тоже добилась через суд признания кредита мошенническим. У неё получилось.
А я?
Я осталась с квартирой. С этим Opel’ем на парковке — его потом забрали на штрафстоянку. С кольцом, которое всё ещё лежало в шкатулке, как напоминание: никогда не доверяй человеку, если он говорит «мама сказала, что так лучше».
Иногда мне снится, как я сжигаю эту шкатулку. Но чаще — как я просто закрываю дверь, и никто за ней не стоит.
Конец.