— Ты что, издеваешься?! — Ольга резко захлопнула ноутбук и повернулась к мужу. — Он что, уже ВЕЩИ привёз?
Сергей чесал затылок. Выглядел он виновато, как школьник, которого застукали с дневником, полным троек.
— Он просто пока положил в кладовку. На пару дней. До сессии. Юлька сказала, что в общаге бардак, тараканы, ну ты же знаешь…
— Юлька сказала… — Ольга издала нервный смешок. — А ты, как преданный лабрадор, тут же принёс её команду домой, да?
— Да не команду! Просто… ну, Максим же родня. Он же племянник. Наш. Ему нужно помочь.
— Наш, Серёжа, это когда я на кухне утром стою с седьмым кофе, потому что ты опять забыл купить молоко. А Максим — это твоя Юлькина копия, только в спортивных штанах и с ногами на моём журнальном столике!
Ольга вскочила, подошла к окну. Сжимала кулаки. Прямо под окном во дворе маячил сам Максим — двести с лишним сантиметров самоуверенности в наушниках и с мешком от «Спортмастера».
— Это квартира НЕ его. Это квартира, в которой я работаю, сплю и, прости господи, перевариваю твои макароны по-флотски. Ты не думаешь, что было бы неплохо обсудить ЭТО со мной?
— Ну, ты всё утрируешь… — буркнул Сергей, начиная раздражаться.
— Нет, Серёж, это ты всё преуменьшаешь. Я, между прочим, из этой квартиры зарабатываю на половину ипотеки. Я тут людей консультирую. По психологии, между прочим. А не по «как пережить, что твой племянник захватил квартиру».
Сергей развёл руками.
— Ну пару месяцев… Ну сдадим ему комнату. Как студенту. Он заплатит. Поможет нам!
Ольга повернулась с таким лицом, что у любого нормального мужчины сработал бы инстинкт самосохранения.
— Заплатит?! Ты правда сейчас это сказал? Он за проезд еле маме скидывает. Ты видел его кроссовки? На них дороже, чем мой ноутбук.
— Юлька сказала, он продал старые, добавил...
— Юлька сказала! — передразнила Ольга. — Юлька уже лет пять как живёт за чужой счёт, а ты всё ей веришь, как будто она кандидат наук, а не королева драмкружка.
Сергей вспыхнул.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Предлагаю не устраивать мне общежитие на тридцать квадратов, где я и так сплю как в тетрисе. Предлагаю не запускать в мой рабочий кабинет мальчика с душком и агрессивной самооценкой.
— Ты преувеличиваешь, — устало сказал он, вставая. — Максим нормальный парень. Просто ты его не знаешь.
— Да и не хочу знать, Серёж. Мне хватило, как он один раз пытался включить Xbox через мой роутер и сжёг мне интернет на три дня.
— Это было четыре года назад! Ему было тринадцать!
— А уму было пять.
Сергей молча надел футболку и пошёл на кухню. По пути буркнул:
— Максиму негде жить. Он — семья.
Ольга прищурилась.
— А я кто, Серёж?
Он не ответил.
Через два дня Максим вломился в квартиру как хозяин в дом, где долго не мог попасть. С порога бросил:
— Тётя Оль, а где тут можно поставить гантели?
— В магазине, Максим. На витрине.
— Я серьёзно.
— Я тоже.
Он уставился на неё, нахмурившись.
— Мама сказала, ты не против.
— Мама многое говорит. Особенно, когда хочет избавиться от заботы. — Ольга прошла мимо, унося свою чашку. — Только учти: я работаю дома. Микрофон, клиенты, тишина, личное пространство. Ты тихий?
— Ну… как бы... — он почесал подбородок. — Я стараюсь. Но музыка мне нужна. Без неё я не качаюсь.
— Ну тогда качайся в наушниках. И желательно в соседней квартире.
— А ванна? Можно я после тренировок сразу?
— Смотря чем ты там занимаешься. Если не опрыскиваешь стены — можно.
Сергей вошёл с пакетом из магазина и попытался улыбнуться.
— Ну, всё у вас хорошо?
— Превосходно, — сквозь зубы проговорила Ольга. — Особенно то, как он бросил куртку на мой рабочий стул. Сразу видно — человек понимает личные границы.
— Просто… — начал Сергей, но осёкся. Понял, что не тот день и не тот тон.
Максим освоился быстрее, чем гриб в хлебнице. Через неделю он называл ванную «своей», ел «то, что купили», и шутил про «женскую психику» у тётки, которая его «походу ревнует к молодости».
Ольга вдыхала, выдыхала, писала клиентам, извинялась, потому что «наш сосед опять включает басы». Иногда ей казалось, что дом стал чужим. Стал… не её.
— Ты же понимаешь, — тихо сказала она однажды Сергею ночью. — Мы с тобой даже не разговариваем. Мы делим квадратные метры. Как в хостеле.
Сергей перевернулся на бок.
— Ты драматизируешь.
— Нет, Серёж. Я взрослею.
Он посмотрел на неё — и впервые за долгое время в его взгляде мелькнул страх. Страх, что её правда может не стать. Что она уйдёт — и уже не вернётся.
Но вместо ответа он закрыл глаза.
И выбрал молчание.
Через две недели на кухне случился конфликт. Не спор. Не ссора. Конфликт, от которого остаются осадок и трещина.
— Максим, убери, пожалуйста, курицу с подоконника. Я её готовила.
— А я думал, это общее. Типа фудшеринг.
— Это моя кухня, Максим. Не столовая для качков.
— Ага, ну да, всё твоё. Психолог с дипломом из интернета.
Ольга встала из-за стола. Руки тряслись.
— Повтори.
— Да ладно тебе, я прикалываюсь.
— Повтори, я сказала!
Сергей влетел в кухню в момент, когда Ольга уже скидывала со стола курицу. Нет, не бросала. Просто снимала с подоконника. Но именно в этот момент выглядела она как женщина, которая способна и кастрюлю запустить, если сильно попросить.
— Оль, хватит! — крикнул он.
Она посмотрела на него.
— Хватит? Это ты сейчас мне говоришь?
— Ты ведёшь себя, как…
— Как женщина, у которой в доме живёт чужой мальчик, а муж выбирает молчать?
— Я просто… — он запнулся. — Я не хочу ссор!
— А я не хочу быть мебелью! — в голосе её дрожал гнев. — Я — не проходной коврик! Не служанка твоей семьи! Я — человек, у которого украли дом. Тихо, под предлогами, как в плохом сериале. Только без титров.
Сергей шумно выдохнул.
— Ну что ты теперь хочешь?
Она посмотрела на него. Долго. Пронизывающе. И очень устало.
— Пока ещё не знаю, — тихо сказала она. — Но точно не это.
Ольга стояла у раковины, монотонно тёрла чашку, хотя та была и так чистая. Мозг шумел, как миксер. Мысли скакали от одной сцены к другой — вот Максим опять пихает её халат с вешалки, потому что «он тут висит тупо», вот он чавкает в зуме с её клиентом, вот Сергей… ах, да. Сергей.
Он опять выбрал не вмешиваться.
Он всегда выбирал.
Ольга бросила губку в раковину. Пена разбрызгалась, как нервы — по всей кухне.
— Ты когда стал таким? — спросила она вечером, не глядя на мужа, сидя на краю кровати.
— Каким?
— Амёбой. Без позвоночника. Без позиции. Сынок Юлькин тебе что, взял в заложники маму?
Сергей вздохнул, не поднимая глаз от телефона.
— Да ну хватит тебе, Оль. Ты себя заводишь.
— Это ты себя не заводишь уже лет пять. Ни мозг, ни душу, ни, извини, то, что когда-то называлось браком. Мы тут соседи, Серёж. С ипотекой. И невоспитанным племянником в придачу.
Сергей раздражённо швырнул телефон на тумбочку.
— Ты хочешь скандала? Получай. Я тебе скажу: ты невыносимая. У тебя всё не так. Всё не то. Тебе не угодишь. Тебя всё раздражает.
— А может, потому что меня перестали уважать, Серёж?! — крикнула она, вскочив. — Я даже в туалет иду с опаской, что он там будет с протеиновым коктейлем и своим пердежом!
Он встал, схватил стул.
— Ты сама предложила помогать с ипотекой, между прочим!
— Да, когда мы были ПАРОЙ! Когда я думала, что мы вдвоём идём к общей жизни, а не к общаге имени Юлии Сергеевны!
Он повернулся к ней резко.
— А что, ты теперь жалеешь? Хотела свою однушку, с кошкой и телевизором?
— С кошкой — да. Она хотя бы не ставит кроссовки на стол.
Наступила пауза. Тяжёлая, как плита. Он подошёл ближе. И сказал совсем тихо:
— Если ты хочешь уходить — уходи. Только не делай из меня монстра. Я просто пытался всем помочь.
— Ты пытался никого не обидеть. Но в итоге обидел меня.
— Ты вечно жертва…
— А ты — вечно страус. Голова в песке, задница торчит. И всё мимо.
На следующий день она сидела у окна. В халате, с кофе. Наушники лежали на подоконнике. Она выдохлась. Её работа начала страдать. Клиенты один за другим просили «перенести», потому что «фоновые звуки» мешают, и это «непрофессионально».
Угу, не профессионально. Особенно когда у тебя за спиной студент швыряет шейкер с протеином и орёт в наушники: «КАЧАЙ, БРО!»
Максим хлопнул дверью.
— Тётя Оль, у вас чай есть?
— У меня — нет. На кухне — ищи.
— Ну а чё так холодно? Плитка ледяная. У вас всегда так?
— У меня раньше было тепло. Пока ты не приехал.
Он промолчал. Пожал плечами. Ольга заметила: начал он иногда замолкать. Не грубить. Не улыбаться ехидно. Что-то понял, видимо. Или понял, что его здесь не любят. Или впервые в жизни попал туда, где никто не играет с ним по Юлькиным правилам.
Юлия приехала через пару дней. Влетела как контролёр: громкая, пахнущая духами за три тысячи и претензиями на миллион.
— Олечка, я слышала, у вас тут… небольшие напряжения?
— Нет. Уже почти короткое замыкание. Ждём, когда пробьёт.
— Я просто хотела сказать: он же не навсегда. Он на сессию. А потом, может, с девушкой снимет. Он же взрослый.
— Взрослые не суют грязные носки под диван, Юля.
— Ну ты тоже не святая, Олечка. С таким лицом даже Будда бы задёргался.
— А ты бы лучше сыну объяснила, что женщины — не персонал и не обязаны терпеть.
Юлия злобно скривилась.
— Ты всегда была язва. Я-то думала, ты — крепкая. А ты — ворчливая старушка. С квартирой и тараканами в голове.
— А я думала, ты мать, — спокойно ответила Ольга. — А ты — делегатор с амбициями. У тебя жизнь — это, чтобы другие пахали, а ты приходила раз в месяц забирать благодарность.
Сергей вошёл, увидел их и замер. Готов был тут же выйти.
— А, ты вовремя! — Юлия всплеснула руками. — Мы тут с Олей душевно беседуем!
— Если душа у тебя из бензопилы, то да, — прошипела Ольга.
— Хватит! — крикнул Сергей. — Хватит! Мне это всё осточертело! Вы как две собаки на кости! Это квартира — моя!
— Нет, Серёж, — перебила Ольга тихо. — Эта квартира — наша. На двух. На ипотеку. А я сейчас соберу свои вещи. И ты останешься с сестрой, племянником, протеином и отсутствием жизни.
Он не поверил.
— Ты не уйдёшь.
— Уже ухожу.
— И куда ты?
— В студию. Сама нашла. Сама плачу. Там хотя бы никто не чавкает у меня за спиной.
Максим вышел из комнаты. Постоял. Потом подошёл.
— Тётя Оль…
Она посмотрела на него.
— Прости, что влез.
Она удивилась. Но не сказала ничего. Просто кивнула. Первый взрослый поступок за месяц.
Юлия хлопнула сумкой.
— Да иди уже! Уходи! Только не делай из себя жертву!
— Не жертву, Юль. — Ольга повернулась к ней. — Вы меня не убили. Вы просто меня разбудили.
Она собрала вещи быстро. Зашла в комнату, провела рукой по столу. Тут был её труд. Её клиенты. Её нервы, ночи, планы.
Сергей сидел на краю кровати. Молчал. Как всегда.
— Хочешь, я помогу с вещами? — пробормотал он.
Она улыбнулась. Грустно.
— Помог бы лучше тогда, когда я просила. Теперь я справлюсь.
И вышла.
Без истерик. Без хлопанья дверью.
Как человек, который перестал ждать.
Студия, в которую переехала Ольга, была маленькой, но с огромными окнами и тишиной, от которой поначалу звенело в ушах.
Посуды — минимум, мебели — минимум, запахов чужих людей — вообще нет. Только она, ноутбук и новое утро.
Она просыпалась без чувства злости. И без запаха протеина.
Максим, Сергей, Юлия — остались в том прошлом, где все ей пользовались, словно она выдавала разрешение на это. А она и правда когда-то давала. Молчанием. Улыбками. Терпением. Но больше нет.
Теперь она молчала только тогда, когда хотела. И улыбалась не вежливо, а искренне.
Через месяц — звонок. Незнакомый номер. Почти не берет, но берёт. Всё-таки воспитание ещё не до конца вытравлено.
— Оль, привет. Это я.
Голос Сергея. Усталый, дрожащий, с запоздалым запозданием.
— Что-то случилось?
— Ты… ты можешь встретиться?
— А ты можешь сам сказать, зачем? Без интриги?
Пауза.
— Я хочу поговорить. Просто. Без наездов.
— Просто. Без наездов. Интересная заявка после полугода игнора моих просьб.
— Я знаю. Я всё понял. Просто… пожалуйста.
Она сказала «ладно», не потому что скучала, а потому что внутри не было злобы. Остывшая боль — самая честная.
Кафе. Простое, никакой романтики. Он пришёл раньше. Сидел с пустой чашкой, будто что-то репетировал. Она зашла — он встал. Всё как раньше. Только внутри — всё не так.
— Ты изменилась, — сказал он сразу. — Я даже не знаю, как это описать. Словно ты теперь настоящая. А раньше была... в броне.
— Броня — от обстрелов, Серёж. От постоянной войны дома. Где ты — наблюдатель, а я — мишень.
Он посмотрел в окно.
— Юля съехала.
— Куда?
— К своей подруге. Они теперь снимают. Максим — в общагу. Не выдержал. Сказал: «Слишком душно».
— Душно? Интересно, от кого бы это он научился…
— А я остался. Один. В квартире. С ипотекой. И кучей тишины. Но, знаешь, странная тишина. Пугающая. Потому что в ней — ни твоих шагов, ни смеха, ни даже упрёков. Только я и пустота.
— Это не пустота. Это то, что ты выбрал.
Он не знал, что ответить. Пытался поймать её взгляд, но она смотрела мимо.
— Ты хочешь вернуться? — наконец спросил он.
— Нет.
Он сглотнул.
— Прости меня.
— За что именно?
— За то, что не услышал. За то, что ставил семью выше тебя.
— Я была тоже твоя семья, Серёж. Ты просто про это забыл.
Он поднялся, хотел обнять её. Она отодвинулась.
— Не надо. Мы не в кино. Я не обязана тебя прощать с красивым саундтреком.
— Но ты всё ещё носишь кольцо.
Она посмотрела на палец. И правда. Всё это время — машинально.
— Оно просто маленькое. Забыла снять. Но оно уже не о любви. А о глупости. Моей.
Она сняла кольцо. Положила на стол.
— Ты хороший человек, Серёж. Но не для меня. Мы с тобой просто не пара. Ты — компромисс, я — война за себя.
— Я всё исправлю.
— Не надо. Лучше не порть то, что уже разрушено. Оставь хотя бы память в покое.
Она встала.
— Удачи с квартирой.
— А ты куда?
— Туда, где меня слышат. И где моё «нет» — это не старт для уговоров, а точка.
На улице моросил дождь. Она шла, не оглядываясь. Лёгкая, будто килограммы боли остались на том кольце. Капли сбивали с волос остатки чужих ожиданий. А впереди — студия, работа, одиночество, но честное.
И вдруг — звонок.
Номер — знакомый. Максим.
Она нажала «ответить».
— Тётя Оль, вы дома?
— Почему?
— Я… просто. Хотел попросить прощения. Я многое понял. Даже за один месяц. Если вы когда-то будете нуждаться в помощи — я приду.
Она улыбнулась. Тихо. Без сарказма.
— Спасибо. Давай с этого и начнём.
И отключилась.
Финал не всегда о возвращении. Иногда он — про уход. Про то, чтобы впервые в жизни не остаться «ради семьи», «ради мира», «ради детей», а ради себя.
Потому что в конце концов — никто тебе ничего не должен. И ты — тоже никому.
Финал.