Непростая ситуация морально-материального толка случилась у Олега Петровича. Ходит Олег Петрович задумчивый уже месяц. То к одному решению он склоняется, то к другому. И каждое решение неудобство доставляет: то совестно ему, то жадно.
А все маменька родная! Все ее наидобрейшая душа! А с маменьки какой спрос теперь? Она уж на облаках исполняет партию на арфе сольную. А Олегу Петровичу голову по ее милости ломай.
Дело так обстояло. Жил Олег Петрович одиноко. Не нашел он близкой женской души и детей не завел. Но все его в жизни настоящей устраивало: и должность кадровика на картонной фабрике, и бытовая обстановка, и досуг с газетами и телевидением.
По молодости случались, конечно, позывы отыскать спутницу жизни. Но заглохли они под грузом разочарований. Женщины, с которыми случались встречи, не сильно Олегом были очарованы. Спросят сухо про основные вехи биографии - и не горят. Хотя был Олег с личной квартирой в одну комнату и стабильным окладом. А женщины не горели все равно.
“Скучный вы, Олег, - говорили они, - слишком постный на характер. Мы-то любим мужчин как бы пободрее нравом. Чтобы душа широкая, спортивного телосложения и подраться всегда не прочь - если обидчик внезапно вылезет на нашу женственность. А вы скучный. Вы, видите ли, совершенно не орел. На нашего деда Пимена Ермолаевича смахиваете - тоже, небось, с петухами встаете и кефир на ночь хлебаете. Посмотрите-ка, и лысина у вас такая же. Чисто дед Пимен!”.
И смирился Олег со своим холостым положением. Так жизнь обустроил, что все его теперь устраивает. И живет бобылем, не сильно людьми интересуется. И люди ему платят тем же. Только брат Валерьян двоюродный в гости приезжал. Единственный он к Олегу Петровичу имел устойчивый интерес. Десять лет в гости мотается Валерьян и прекращать не собирается.
Заявлялся всегда на майские праздники. Жил брат в городишке захолустном. Трудился где-то, но денег не имел при себе совершенно. Вечно карман с дырой. Одет худо. Семья еще имелась - детишек штуки три и супруга Мотя.
К Валерьяну Олег Петрович родственных чувств не питал. В молодости завидовал немного - девки за братцем бегали. Хоть и морда у Валерьяна грубая. А за Олегом бегали только собаки в подворотнях. И хулиган еще однажды пробежался зимним вечером - шапку меховую стащить хотел. Потом уже, с возрастом, не завидовал, а жалость небольшую испытывал. А как Валерьяна не пожалеть? Нос уныло повис, руки в мозолях, рубаха десятилетие одна и та же носится. И физиономия мало того, что грубая, так еще и печальная. Тащит семью Валерьян из последних силенок.
Приедет братец на перекладных и, несмотря на бедность, всегда с гостинцем. Яблок кулек притащит или картофеля в мешке.
- Родненький, - Валерьян с порога кричал, - как живешь-то, горемычненький?! Все один? Бабенку-то не завел? Ах, не завел... Уж соскучился я! Давай же обниматься, давай же по-братски мы с тобою посидим!
И с неделю Олега Петровича развлекает. Анекдоты рассказывает, песни поет армейской тематики.
А Олег Петрович брату не сильно радовался. Больше даже под ногами брат мешается. Жил ведь спокойной жизнью Олег. И вот - Валерьян заявился. И как-то надо пережить нашествие. Общаться с родней из захолустья, терпеть присутствие. То в ванной брат заснет, то уборную на замке битый час держит. Храпит громко. Суп кастрюлями ест. Песни с анекдотами по третьему кругу исполняет. Иногда к маменьке Олега пробежится. Там на судьбу свою ей пожалуется. Карточку с детишками покажет. Отремонтирует чего-нибудь: часы или пылесос. Яблочком угостит. И Олега потом поругает. Мол, редко ты, брат, к родительнице ходишь. Надо бы почаще. А Олег Петрович только зубами скрипнет. Родню-то не выбирают. Что досталось - того и терпи.
И так могло бы и дальше дело складываться. Но померла Олегова мать. Она уж в возрасте была серьезном. И на уход грядущий смотрела с некоторым даже энтузиазмом.
А как маменька померла, так Олег Петрович обнаружил письмо у нее в чулане, в углу дальнем. Прочитал Олег Петрович письмо - и утратил покой.
“Дорогой Олежек, - маменька писала старческими каракулями, - просьба у меня к тебе имеется сердечная. Отдай мою личную квартиру Валерьяну. У меня ведь две комнаты. Пусть племянник с семейством заезжает и живет в свое удовольствие. Я, боюсь, не успею дарственную написать. Все ж смертушка приходит не по расписанию. На всяк случай держу свой завет в пыльном чулане. И прошу: саморучно квартиру на Валерьяшу оформи. В конце концов, ты у меня бобыль получился. Тебе одному хватит той площади, что приобрел. А Валерьяну детей растить, продолжение нашей фамилии. Он с детства добрый мальчик, но не умеет в жизни устроиться. Я ж его крошечным помню. Волосики его золотые и пятки розовые. И все он ко мне тянулся, все маменькой просился называть. Уважь просьбу родителя, Олежек. Валерьяну площадь нужнее. А ты кошку мою, Глафиру, себе забирай. Корми ее курятиной - очень она курятину любит”.
И с того момента тяжкие думы начались. Хорошо бы, конечно, просьбу маменькину уважить. Последняя, так сказать, это земная воля. Но и жаль Валерьяну площадь отдавать. Не о кошке речь идет. А о квадратных метрах!
Забрал Олег Петрович Глафиру, кормит ее курятиной. И все думает, думает. И бухгалтер Собакина ему улыбаться начала вдруг. Олег ей уже и про мотоцикл наврать успел. Куплю, мол, мотоцикл и поедемте кататься. Я парень рисковый. Жить без ветра в ушах не могу. В кадровиках-то я случайно оказался. Мечтал на летчика обучиться. И квартиры у меня целых две. Все благоустроенные. А Собакина подмигнула. Мол, любит она рисковых. И тоже мечтала актрисой стать.
Теперь еще и о Собакиной голову ломай!
А вскоре май очередной наступил. И заявился в гости братец. И уж совсем на него смотреть страшно. Заплата на заплате, а не рубаха на братце. Сандалии худые. Носки из-под сандалий виднеются еще штопанные. Похудел Валерьян основательно. Прямо щека к щеке приклеились. И впервые без гостинца заявился. На плече у него палка. А на палке кулек болтается со сменой белья залатанного.
- Родненький, - с порога хрипит, - братишка, как уж рад я тебя видеть! Давай вместе по тетке Любе скорбеть будем! Иди же, обниму тебя! Ненаглядная моя тетууушка нас покинула, бросила нас, сиротинок еешних, ох, как жить-то нам без ее ласкового взора! Ох, хоть за ней отправляйся...
И рыдает натурально. Час рыдал. Потом перестал. Сел в кресло. Ногу на ногу закинул. На Олега Петровича глядит.
- У меня, - нос утирает рукавом, - еще детишек парочка за год родилась. Живем друг у дружки на голове нынче. Комнатенка у нас в восемь метров квадратных. Спим по очереди.
А Олег брата с пополнением поздравил. А больше ничего не сказал. Он про квартиру родительницы думал в тот момент. И обидится ли родительница, если ее завет нарушить? Если Валерьяну с пополнением, например, кукиш показать?
- Одного крошку, - брат продолжил, - в твою честь назвали. Олегом Петровичем, то ись. Из уважения-с.
И смотрит Олегу в самую душу. И улыбается как-то кривенько.
“Не пускать, - Олегу в голову мысли жадные полезли, - не пускать Валерьяна в хату мамкину! Самому туда перебраться. Свою квартиру сдавать квартирантам. И жить повеселее. Мотоцикл купить. Волосья на темени возродить - есть ведь сейчас такая возможность у медицины. Может, и жених я даже стану. И своего Олега Петровича нарожу. Бухгалтер Собакина мне при встрече улыбается не просто так, однако”.
- Вторую крошку в честь любимой тетушки записали, - Валерьян аж плавится от умиления, - то есть, тетей Любонькой.
И нога в сандалии поднимает. Олегу Петровичу дыру на ноге показывает. И специально пальцами шевелит - поболе дыру делает.
- Угу, - Олег Петрович сказал.
- Живем, - брат вздохнул тощей грудью, - чижило. Денежек не имеем в запасах. Выдадут мне зарплатешку - так это раз пять в продмаг сходить. Сильно и ребят не побалуешь. Так, петуха на палочке возьмешь каждому - тут и зарплатешке конец. А тесно-то как! Как сельди в бочке ютимся. Старшие детишки к грамоте шибко тянутся. Каждую минутку свободную - ежели не выводят собачонок соседских за деньги или тару стеклянную по паркам не рыщут - книжечки читают. Хотим, говорят, вырасти умными. Как дядя Олег Петрович. Подрастем, выучимся и пойдем кадровиками на картонную фабрику. Мечтаем об этом прям. Жаль, что в городишке живем от фабрики далеком. Жаль, что Олега Петровича видим редко. Можно сказать, ни разу не видели. А очень хочется. Какой он, тять? Расскажи-ка. А я рассказываю. А они ахают.
И на Олега Валерьян смотрит брат влажными глазами. А Олег Петрович сделал в ответ лицо каменное.
- Угу, - опять ответил. И скучно в ухе ковырнул.
- А чего ж, - братец скорбный вид напустил, - матушка вам не снится ли? Ничего с того свету интересного не передает?
- Не снится, - Олег Петрович буркнул, - я снов не вижу с малолетства. Изредка репа, может, приснится на гряде. Или начальство сердитое. Лучше бы и не смотреть на такое.
- Надо же, - Валерьян погрустнел, - а мне вот сны завсегда показывают. Особенно с дорогими покойниками. Вот вчерась показали бабку Клавдию. Она мне с того света привет передала. И наказ еще - притащить на погост ей бусики красные. Коли, пригрозила, не принесу - так она мне каждую ночь являться станет. И пугать своим видом. У вас как, есть с бусиками лавка?
- Не интересуемся, - Олег Петрович отрезал.
- Ежели приснится, - Валерьян палец поднял в сандалии вверх, - то поклонись тетке-то. И поспрашивай: все ли ее желания исполнены. Может, тоже ей бусики надобно. Или даже перстень.
И покашлял многозначительно. А Олег Петрович покраснел брюквой. И промолчал.
- Мне вот намедни соседка Иванова делилась, - Валерьян продолжает, - и у нее, значить, была подобная тетка. Вот навроде нашей тетки Любы. И соседке она отписать корову с теленком постановила. А дети этой тетки помершей - они, оглоеды, волю нарушили! Чего, сказали, мы кому попало коровку отдавать будем? Мы не дураки какие, а хозяйственные люди. И не отдали. Так та женщина каждую ночь являлась в белом платье. И корову требовала отдать гражданке Ивановой. Угрожала всячески. Так уж страшно было! Даже спать семья перестала. Сидят под одеялами и зубами стучат. И что ты думаешь? Неделю не спали! В сарай молния им еще шибанула! С работы супруга поперли. А жена этого супруга завела любовника. Или даже двух. Пока корову не отдали наследнице - такая свистопляска продолжалась. Всем селом переживали. Вот уж правду говорят: жадность - всякому горю начало. Тетка Люба-то волю не писала? В чуланчике ничего она не прятала?
Олег Петрович замер. Снова в нем борьба бушует. А если, мол, и его с работы попрут? Или любовника жена заведет? Ой-ей, вот уж горе где! А потом в себя немного пришел. Вспомнил, что жены, к счастью, не имеется. Бухгалтерша-то Собакина пока не в счет. А коли квартиру отдать, так и забыть про Собакину придется, пожалуй. Поймет она, что не орел Олег. И тоже разочаруется.
Но не бывать тому!
- А ну, - Олег Петрович взвизгнул, - покинь-ка мою квартиру! Ишь, повадился! Ишь, угрожает он мне! Нет у меня квартир столько - абы кому раздавать!
И выгнал Валерьяна в шею. Но покоя все равно не обрел. И даже сны Олегу стали сниться - сидит маменька его на гряде с репой. И головой грустно качает. С Олегом Петровичем разговаривать отказывается. Вот и мучается Олег теперь размышлениями. Сложный выбор - не кошку дарить маменька просила, а метры квадратные. Письмо роковое сжег - а мысли никуда не исчезли. Хоть бери и дари квартиру братцу. И дальше живи Пименом Ермолаевичем. А про даже Собакину мечтать не смей.