Он снова оставил свои носки на кухонном столе. А потом сказал, что она "сильно напрягает" его своим молчанием. Она молча взяла чемодан, упаковала свои вещи — и ушла. В спальню для гостей. И с этого началась её новая жизнь, хотя адрес остался прежним.
Клава сидела на краю односпальной кровати в гостевой комнате и разглаживала ладонью простыню – старую, но чистую, пахнущую лавандой. Тридцать восемь лет. Тридцать восемь лет она прожила с Родионом, вырастила двоих детей, нянчила внуков. И вот теперь – в шестьдесят два – начинала жизнь заново.
Августовское солнце заглядывало в окно, рисуя на полу золотистые узоры. Раньше Клава бы непременно встала, задёрнула шторы – Родион не любил, когда светло, говорил, что выгорает обивка мебели. Сейчас она лишь улыбнулась и подставила лицо тёплым лучам.
— Мам, ты чего тут делаешь? — Дима, её сорокалетний сын, застыл в дверном проёме с недоумением на лице.
— Живу, — просто ответила Клава.
— В гостевой? А папа знает?
— Конечно, знает.
Но Родион вообще сделал вид, что ничего не происходит, когда она методично, полку за полкой, перетаскивала свои вещи. Это было его фирменное умение – не замечать то, что ему неудобно.
— Вы поругались? — Дима присел рядом, кровать жалобно скрипнула.
— Нет. Мы просто... перестали помещаться в одной комнате.
Родион не был плохим человеком. Когда-то она действительно любила его – крепкого, уверенного инженера из транспортного управления, с громким смехом и чуть заметной хрипотцой в голосе.
Клава встала, поправила свежую блузку – васильковую, с мелкими пуговками. Такие она раньше не носила. Родион говорил, что в её возрасте яркие цвета выглядят нелепо.
— Будешь чай? — спросила она сына.
— Мам, перестань. Что случилось? Ты не можешь просто так взять и... переехать в другую комнату после стольких лет!
— Могу, — неожиданно твёрдо ответила Клава. — Ещё как могу.
***
Родион сидел за кухонным столом, постукивая ложкой по краю тарелки. Гречка. Снова гречка. Третий день подряд.
— Клав, ну долго это будет продолжаться? — спросил он, не поднимая глаз.
— Что именно? — она стояла у плиты, спиной к нему.
— Этот... твой бунт. Спектакль этот.
Клава медленно повернулась. Её седые волосы были собраны в аккуратный пучок, а на губах играла лёгкая улыбка.
— Я не устраиваю спектаклей, Родион. Я просто живу так, как мне хочется.
— В гостевой комнате?
— Ты ставишь меня в глупое положение перед детьми и внуками! Выставляешь на посмешище!
Вот оно что, подумала Клава. Не то, что мы отдалились друг от друга за эти годы. Не то, что мы разные люди. Его волнует только то, как это выглядит со стороны.
— Никто не считает тебя посмешищем, Родя. И я никому ничего не рассказываю. Это наше с тобой дело.
— Дима приходил. Спрашивал, что случилось.
— И что ты ответил?
— Что у тебя блажь какая-то. Что скоро пройдёт.
Клава вздохнула и села напротив мужа.
— Это не блажь. И не пройдёт. Я устала, Родион. Устала от того, что моя жизнь крутится только вокруг тебя. Твои привычки, твои правила, твои носки на кухонном столе.
— Подумаешь, носки! У всех бывает!
— Дело не в носках. А в том, что ты считаешь нормальным раскидывать их где попало, а потом обижаться на моё молчание.
Родион фыркнул и отодвинул тарелку.
— Я, значит, виноват в том, что ты на старости лет решила поиграть в независимость?
Внутри Клавы что-то оборвалось. Столько лет она пыталась объяснить, достучаться, быть услышанной. И вот сейчас, когда она наконец решилась на поступок, всё, что он может сказать – это "поиграть в независимость"?
— Мне шестьдесят два, Родя. И я ещё многое хочу успеть.
— Например?
— Заняться реставрацией старых радиоприёмников. Я давно интересуюсь электроникой прошлого века.
Родион закатил глаза.
— Клав, ну ты же ничего не понимаешь в технике. Помнишь, как ты пыталась починить настольную лампу? Чуть весь дом не спалила.
Она помнила. Конечно, помнила. И как Родион смеялся над её неудачами, и как потом она перестала даже пытаться разобраться с любыми приборами, чтобы не слышать его замечаний.
— Я нашла мастерскую любителей ретро-техники, — тихо сказала Клава. — Первое занятие на следующей неделе.
***
Настя примчалась через два дня после разговора с Димой. Влетела в квартиру с громким "Мам!", обняла Клаву и тут же начала расспрашивать.
— Дима сказал, вы с папой теперь в разных комнатах живёте? Что происходит?
Клава вздохнула. Её дочь всегда была такой – порывистой, эмоциональной, требующей немедленных ответов.
— Ничего страшного не происходит, Настенька. Просто мне так удобнее.
— Но почему? Вы поссорились? Папа что-то сделал? Ты что-то сделала?
Родион ушёл на встречу с бывшими коллегами, и в квартире было тихо.
— Нет, Насть. Это не ссора. Это... решение.
— Какое ещё решение? Мам, вы же всю жизнь вместе! Тридцать восемь лет! У вас двое детей, трое внуков!
Клава улыбнулась. Да, трое внуков – Машенька и Антон от Димы, и маленький Кирюша от Насти. Чудесные дети. Но разве это значит, что она должна до конца дней терпеть то, что делает её несчастной?
— Знаешь, когда тебе было пять, ты очень хотела щенка, — вдруг сказала Клава.
— При чём тут это? — нахмурилась Настя.
— Ты так плакала, так просила. А папа был категорически против. Говорил, что от собак грязь, шерсть, запах. И я... я встала на его сторону. Хотя сама всегда мечтала о собаке.
— Мам...
— А потом ты пошла в школу, и папа решил, что ты должна заниматься музыкой. Помнишь эти уроки фортепиано, которые ты ненавидела?
Настя поморщилась.
— Пять лет мучений. Но ты же сама говорила, что это важно для общего развития.
— Я повторяла слова твоего отца, — тихо сказала Клава. — Потому что так было проще. Потому что я привыкла соглашаться.
Они помолчали. За окном проехала машина, играя громкую музыку.
— И что теперь? — наконец спросила Настя. — Ты собираешься... уйти от папы?
— Нет, — покачала головой Клава. — Я никуда не ухожу. Это наш общий дом. Я просто хочу немного пространства для себя. Своего угла, где никто не будет говорить мне, что я делаю не так.
— И папа согласен с этим?
— Папе придётся принять это, — твёрдо сказала Клава. — Потому что я уже решила.
***
Первое собрание клуба любителей ретро-техники прошло... странно. Клава чувствовала себя неуютно среди людей разного возраста. Она села в самый дальний угол, достала новенький блокнот и приготовилась слушать.
Руководитель клуба – мужчина лет шестидесяти с окладистой бородой и в клетчатой рубашке – говорил о типичных неисправностях ламповых радиоприёмников 50-х годов, о том, как важно бережно восстанавливать оригинальные детали.
— Старые приёмники – это всегда риск и загадка, — улыбался он. — Вы можете разобрать его полностью, но никогда не угадаете заранее все проблемы.
Как и жизнь, подумала Клава, делая заметки.
Её первый проект – маленький радиоприёмник, выглядел потрёпанным. Когда она аккуратно открыла заднюю крышку и руководитель, проходя мимо, остановился и сказал: "Отличный выбор для начала, схема не слишком сложная", Клава почувствовала, как внутри разливается тепло.
Дома она поставила приёмник на тумбочку в гостевой комнате. Родион, проходя мимо открытой двери, хмыкнул и покачал головой, но ничего не сказал.
***
— Ба, а почему ты теперь спишь в другой комнате? — восьмилетняя Машенька, дочка Димы, сидела на краю кровати и болтала ногами.
Клава замерла, не зная, что ответить. Она не ожидала этого вопроса.
— Ну... потому что мне так удобнее, золотце.
— А дедушке не одиноко?
Хороший вопрос, подумала Клава. Одиноко ли Родиону? Или он, как всегда, просто злится, что что-то идёт не по его плану?
— Дедушка... привыкает, — осторожно сказала она.
— Вы как я и Антон, да? — вдруг заявила Машенька. — Мы тоже иногда ругаемся и не хотим спать в одной комнате.
Клава улыбнулась.
— Немного похоже, да.
— А потом миритесь?
— Иногда для того, чтобы помириться, нужно сначала научиться жить отдельно, — сказала Клава и сама удивилась своим словам.
Прошло три недели с момента её "переезда". Клава дважды в неделю ходила на встречи клуба ретро-техники, а в остальные дни возилась со своим радиоприёмником.
Постепенно она научилась различать детали, аккуратно паять контакты, чистить окислившиеся разъёмы. Её рабочий стол заполнялся инструментами и запчастями – или, может быть, она просто училась видеть в них красоту инженерной мысли.
Родион по-прежнему делал вид, что ничего не происходит. Он смотрел телевизор в гостиной, иногда рассказывал новости, услышанные от бывших коллег. Но что-то неуловимо изменилось. Он стал... осторожнее. Словно впервые за долгие годы увидел в ней не просто часть интерьера, а человека со своими желаниями.
В один из вечеров, когда Клава сидела на кухне и пила чай, он вдруг сел напротив и положил перед ней конверт.
— Что это? — спросила она.
— Открой.
Внутри были два билета в театр. На спектакль, о котором Клава говорила несколько недель назад, когда увидела афишу.
— Родя... — она не знала, что сказать.
— Ты хотела пойти, — пожал плечами он. — Я подумал... может, сходим вместе?
Это было неожиданно. Родион никогда не любил театр, считал его пустой тратой времени и денег.
— Спасибо, — тихо сказала Клава. — Я с удовольствием пойду.
Он кивнул и встал, собираясь уйти, но вдруг остановился в дверях.
— Клав, а ты... ты вернёшься? В нашу спальню?
Вот оно, подумала она. Главный вопрос.
— Не знаю, Родя. Пока мне хорошо там, где я есть.
Он помолчал, потом кивнул, принимая её ответ.
— Ладно. Но знай, что я... что твоё место всегда есть. Если захочешь вернуться.
***
Спектакль оказался прекрасным. Клава смотрела, затаив дыхание, как на сцене разворачивалась история о потере и переменах, о прощании с прошлым и шаге в неизвестное будущее.
Родион сидел рядом, непривычно прямой в своём старом, но всё ещё элегантном костюме. Когда-то, в молодости, они часто ходили в театр – это было частью их ухаживания. Потом появились дети, работа, быт... и театр стал одной из тех вещей, от которых проще отказаться, чем спорить.
После спектакля они медленно шли по вечернему городу. Было тепло – августовская ночь дышала последним летним зноем.
— Тебе понравилось? — спросила Клава.
— Неплохо, — кивнул Родион. — Хотя я не всё понял...
Клава остановилась и повернулась к мужу. В тусклом свете фонарей его лицо казалось старше, чем она помнила – глубокие морщины вокруг глаз, седина в волосах, опущенные уголки губ.
— Знаешь, что самое странное? — тихо сказала она. — Я чувствую, что сейчас ближе к тебе, чем была последние десять лет. Потому что теперь я говорю то, что думаю. И делаю то, что хочу.
— И это... правильно?
— Для меня – да.
Они продолжили путь в молчании, но это не было тяжёлое, давящее молчание прошлых лет. В нём было что-то новое – уважение, может быть?
***
В последний день августа Клава собрала всю семью за большим столом. Дима с женой и детьми, Настя с мужем и маленьким Кирюшей, и конечно, Родион – все они расселись вокруг, с интересом поглядывая на накрытый стол.
— У нас что-то празднуем? — спросил Дима, накладывая себе салат.
— Вроде не день рождения ни у кого, — нахмурилась Настя.
— Просто захотелось собрать всех вместе, — улыбнулась Клава. — Лето заканчивается, скоро дети в школу пойдут...
Она обвела взглядом родные лица. Как давно они все не собирались вот так – не по поводу, не из-за праздника, а просто чтобы побыть вместе?
Родион сидел во главе стола, как всегда. Но что-то в его позе изменилось – он не выглядел таким самоуверенным, как раньше. Когда их взгляды встретились, он слегка улыбнулся – неуверенно, почти застенчиво.
После обеда, когда дети убежали смотреть мультфильмы, а взрослые переместились в гостиную с чаем и тортом, Настя вдруг спросила:
— Мам, пап, так что у вас всё-таки происходит? Вы... в порядке?
Клава посмотрела на Родиона. Он ответил ей долгим взглядом, а потом неожиданно сказал:
— Твоя мама учит меня жить по-новому...
Поздно вечером, когда все разошлись, Клава сидела в своей комнате и аккуратно чистила контакты в радиоприёмнике. Она услышала, как Родион включил телевизор в гостиной – громко, как обычно.
Через пятнадцать минут в её дверь постучали.
— Можно? — Родион стоял на пороге, не заходя внутрь.
— Заходи, — ответила Клава, продолжая работать маленькой щёточкой.
Он переступил порог, но остался стоять у двери.
— Слушай, Клав... Насчёт твоего... переезда.
— Что?
— Ну, может, тебе стоит вернуться? В нашу спальню?
Вот оно что. Родион не изменился. Он просто ждал, когда её "блажь" пройдёт. Когда она "наиграется" и вернётся к привычному порядку вещей.
— Нет, Родя. Не сейчас.
— Но...
— Мне хорошо здесь. И я только начала... — она хотела сказать "жить", но вовремя остановилась. — Мне нужно время.
Родион нахмурился.
— Время для чего? Чтобы наказать меня? Я ведь стараюсь, Клав. Вон, билеты в театр купил. Про твои железки не говорю ничего, хотя, честно, не понимаю, зачем тебе это всё в нашем возрасте.
Вот оно – его настоящее лицо. Не понимаю, зачем тебе это всё. Всегда так было – то, что важно для неё, для него лишь причуда, каприз.
— Дело не в наказании, Родя. Дело во мне. В том, что я хочу попробовать пожить для себя. Хотя бы немного.
— А как же я? — в его голосе появились обиженные нотки. — Я, значит, тебе не нужен?
— Нужен, — вздохнула Клава. — Но не так, как раньше. Не как... человек, который решает, что мне делать и как жить.
Родион отвёл взгляд.
— Ну хорошо. Делай как знаешь.
Он кивнул и уже собирался уходить, но вдруг остановился.
— А знаешь... ты неплохо справляешься с этой штукой, — сказал он, кивнув на радиоприёмник. — Даже не думал, что у тебя получится.
Это была не самая щедрая похвала, но от Родиона и такие слова значили многое.
— Спасибо, — улыбнулась Клава.
Когда он ушёл, она долго смотрела на свой приёмник. Старинный аппарат выглядел уже почти готовым к работе – как и её новая жизнь. Она не знала, что будет дальше. Вернётся ли она когда-нибудь в их общую спальню. Сможет ли Родион по-настоящему измениться.
Но одно она знала точно – назад пути нет. Она прожила слишком много лет, подстраиваясь под других. Теперь пришло её время.
Клава вздохнула и взяла отвёртку. Нужно было закрепить новый конденсатор, который она получила от другого участника клуба, чтобы на следующей встрече можно было показать работающий приёмник.
Жизнь продолжалась – немного другая, чем раньше. И это было хорошо.
Рекомендую к прочтению рассказ