- А почему ты решила приехать именно сюда? – спросила Анна.
Она уже узнала, что девушку звали Машей, а маленького мальчика – Ванечкой. Уже был состряпан ужин на скорую руку. Анна ела мало, берегла фигуру. Запасов у нее не было почти никаких, а деревенские магазины закрывались рано. К счастью, Маша достала из сумки батон и вскрытую упаковку сырной нарезки. Анна же была богата кофе (без него она вообще не отправлялась в дорогу), и сахар в вазочке еще оставался.
Маленький Ванечка спал, Анна же и Маша всё еще сидели за кухонным столом.
- Так почему именно сюда?
Маша быстро соображала. Сказать, что она родом из этих мест, или что у нее тут живет подруга – глупо. Как тогда вышло, что ей негде остановиться? Уж какие-нибудь бывшие соседи, которые знали еще ее бабушку – приютили бы.
- Места тут красивые, - Маша отчаялась придумать что-нибудь умнее, она очень устала, и соображала с трудом, - Мне рассказывали. И это… вроде недорогая тут жизнь.
- И все же, это не повод, чтобы сорваться с места и приехать вот так, даже не узнав, есть ли тут гостиница или что-то в этом роде.
- Я понимаю, надо было сначала договориться…Но какие в деревне гостиницы?
- Не скажи. Не у нас, не в этом селе, да… Но я видела деревни – там и гостевые дома открывают в какой-нибудь бывшей школе, и турбазы там поблизости, и всякие туристические приюты. А если у тебя ребенок такой маленький – трижды осторожной надо быть…
Анна задумалась. Ее саму жизнь приучала не доверять людям. С деловыми партнерами - попробуй, расслабься… Но Маша выглядела такой юной и беззащитной. Да и мальчишечка этот ей времени и сил на глупости не оставит.
- Пожалуй, я могла бы тебя пустить, - сказала Анна нейтрально, без особой уверенности, - Во флигеле есть комната…
Она была готова к тому, что Маша обрадуется, поспешит уговорить ее, Анну, окончательно, чтобы она не передумала. Но девушка спросила:
- А вы дорого возьмете?
Почему-то эта фраза и решила дело. Анна услышала в ней трезвый подход, а людям, которые рассчитывают свои силы и возможности, она всегда симпатизировала.
- Будешь приглядывать за домом, - сказала она, - Мне все равно надо уехать. Но если я, когда вернусь, застану здесь бедлам…. Дом очень ценный, к нему нужно относиться бережно.
- Я понимаю.
Вот теперь Маша смотрела на нее так, как Анна и ожидала изначально – во все глаза, с проснувшейся надеждой. Маша боялась упустить удачу.
- Утром я уеду, - говорила Анна, - Но до этого успею посмотреть твой паспорт…
Маша поспешно повернулась, порылась в сумочке, которую повесила за ремень на спинку стула, вынула паспорт, пододвинула Анне, как бы показывая, что скрывать ей нечего.
- Потом…
Анна хотела перелистать паспорт вдумчиво, пожалуй, даже сфотографировать отдельные страницы, а сейчас у ее на это не было сил.
- Давай спать. Я уеду рано.
И опять же, согласившись приютить Машу, Анна инстинктивно не захотела пускать ее с ребенком в дом, предложила флигель. Сам дом она запрет, и ход и дома во флигель - тоже.
… Маша проснулась в последний час до того, как начался рассвет. Дело было не в том, что жесткая, наспех «организованная», постель была не слишком удобна.
Маша не хотела медлить. Совершенно неслышно, ступая на кончиках пальцев, вышла она из той узенькой проходной комнаты, куда ее с мальчиком на ночь определила Анна, и пошла по дому. Если хозяйка все-таки подловит ее, можно сказать, что она, Маша, заблудилась в незнакомом месте, не знала куда идти.
Маша на цыпочках подошла к входной двери. Прямо напротив нее вилась железная, неудобная лестница, что вела в мезонин. А там, за этой лестницей… Дверь была неотличима от дощатой стены, она не имела ручки, да и замок был весьма своеобразным – просто маленькая дырочка, поди ее, разгляди…
Маша достала ключ, больше напоминающий изогнутый металлический стерженек. И не сразу вставила его в скважину. У нее дрожали руки, и трудно сказать – чего она боялась больше: того ли, что Анна неожиданно выйдет и окликнет ее, или того, что обнаружится за закрытой дверью.
Наивно было бы надеяться, что за все эти годы никто и никогда не обнаружил эту полуподвальную комнату, никто не спускался сюда. Хотя Анна и не знала о ее существовании, найдя ее, она удивилась бы не так уж сильно. Маша тоже вздохнула с некоторым облегчением, открыв все-таки дверь. Никто не бросился на нее, не схватил за руку.
Света тут не было, девушка зажгла фонарик не телефоне – ей не хотелось этого делать, но не спускаться же по ступенькам, не шарить по стене ощупью…
…Это было не такое уж большое помещение, метров, наверное, меньше двадцати. И если наверху, в комнатах, изначально было почти пусто, то создавалось впечатление, что, наводя порядок в доме, всю рухлядь свалили именно сюда.
Маша водила фонариком из стороны в сторону, стараясь, чтобы луч не слишком плясал. Птичья клетка с погнутыми металлическими прутьями, старый матрас, несколько стульев со сломанными ножками, резная тумбочка, без дверцы, какая-то одежда, уже превратившаяся в лохмотья, пахнущие сыростью, пачки слипшихся журналов… не то…
Маша знала, что картины здесь не будет, она давно уже перекочевала в музей. Но девушка надеялась, что хотя бы след на стене останется – ведь полотно висело здесь столько лет…
Стены были оклеены обоями, когда-то светлыми, а теперь – не разбери-пойми… Но сколько ни разглядывала их Маша – ничего не могла она обнаружить. И долго задерживаться здесь она ведь нельзя – уже светает.
Оставалась последняя надежда – шкаф. Наспех придвинутый к стене шкаф, такие раньше встречались везде, двустворчатый, с вышивкой под стеклом в «окошечке», там, где были полки для белья. Если шкаф пустой – дерево сухое, легкое, можно попробовать его сдвинуть…
Маша налегла плечом – и шкаф поддался. Не так уж легко пришлось, но удалось отодвинуть его от стены на полметра. За ним оказалось то, что она искала: светлый квадрат на обоях.
Луч фонарика метался, когда Маше удалось обнаружить вторую скважину, даже если кто-то видел ее, то не мог принять ни за что иное, как за след от гвоздя.
Девушка достала свой стерженек. Она боялась уронить его, и не найти потом – в темноте, в этом хламе… Второй был уже первого, и именно его Маша вставила в замок. Дверца, оклеенная обоями, слившаяся с ними, открылась. Тайник был такого размера, что поместиться в нем могла бы лишь пара книг. Или шкатулка. Но, конечно, тут их не было и в помине.
Глаза Маши расширились, словно она боялась найти внутри змею, ядовитую змею…Сейчас нельзя было не бояться, потому что она добралась до сердца старого дома.
Маша не могла заставить себя протянуть внутрь беззащитную руку. Она пожалела, что не взяла с собой ничего. Хотела было снять футболку и обмотать ею кисть. Но не решилась. Вырвала несколько листов из древнего журнала, и то, что хранилось внутри – вынула так. Стала разглядывать при свете телефона.
Защищая руку ненадежной бумагой, держала Маша небольшой флакон. Он был тяжелее, чем можно предполагать. То ли от того, что сделан был из толстого граненого стекла (или даже хрусталя, поди разбери в темноте и пыли). Но все равно видно было, что полон он чем-то темным.
Маша знала – чем, и от того был весь ее страх.
Оставалось последнее. Девушка закрыла тайник, не потрудившись вернуть шкаф на место. Быстро взбежала по лестнице, заперла за собой дверь, и как была – босая, в одной футболке – правда, длинной, скрывавшей верх бедер, побежала по дорожке, ведущей к пруду.
Сделать это следовало немедленно, потому что иначе у нее не хватит духу. Небо на востоке уже было отчетливо синим, но пруд оставался черным зеркалом, неподвижным.
Маша стала выкручивать граненую пробку из флакона, боясь того, что это ей не удастся. Но когда пробка все-таки была извлечена, движения девушки стали предельно осторожными – Маша не хотела, чтобы на нее случайно попала хоть капля жидкости.
Все содержимое она вылила в пруд, а потом и опустевший флакон бросила туда же. Он чуть слышно булькнул – будто рыба плеснула, и исчез.
Теперь то, что таилось там, внутри, что спало столько лет – должно было проснуться.
Продолжение следует