Дверь в скромной "двушке" на окраине города захлопнулась с таким грохотом, что задрожали чашки на кухонном столе.
Анна, еще не успевшая снять пальто с искусственным мехом, замерла посреди прихожей.
Ее отец стоял у окна, спиной к комнате, плечи его были напряжены. Младший брат девушки, восьмиклассник Павлик, испуганно сжался на краю дивана.
Старший - Миша - студент техникума, пытался что-то объяснить, но запинался.
– Опять? – спросила Анна, сбрасывая туфли на шпильках.
Голос прозвучал резче, чем она хотела. Петр Сергеевич резко обернулся. Лицо его было серым от усталости и злости.
– Опять! Этот чертов банк! Процентная ставка подскочила, они требуют погасить часть досрочно или залог… Залог – это квартира, Аня! – он ткнул пальцем в направлении старшего сына. – А этот… этот… вчера опять на штраф нарвался! Проехал на своем мопеде на красный свет! Где нам взять деньги на штраф, скажи ты мне?
Миша потупился, непроизвольно ковыряя дырку на джинсах, отчего та становилась больше.
– Я не знал, что там камера… – робко промямлил он.
– Ты ничего не знаешь! Ни думать, ни работать нормально не умеешь! – голос Петра Сергеевича сорвался.
Он схватился за сердце и тяжело задышал. Анна вздохнула, прошла в крохотную гостиную, уставленную старой мебелью.
Стол был завален бумагами – счетами и уведомлениями из банка. Она достала из новой кожаной сумочки пачку денег, отложила несколько купюр.
– Вот на штраф, возьмите пока это, – задумчиво произнесла дочь и, немного поколебавшись, протянула отцу остальные деньги. – Для банка, чтобы не приставали.
Петр Сергеевич взял купюры, не глядя на дочь. Руки у него предательски задрожали.
– Спасибо, дочка. Без тебя… – глава семейства не договорил и отвернулся к окну. – Как твои дела? Эдуард Алексеевич здоров?
– Здоров. Улетел в командировку, в Дубай.– Анна произнесла это небрежно, осматривая ногти с недавно сделанным маникюром. – Папа, мне надо бежать. Встреча у стилиста.
– Аня, может, поужинаешь с нами? – робко спросил Павлик. – Мама пирожки с капустой пекла…
– Не успеваю, Паш, в другой раз, – коротко ответила сестра и быстро накинула пальто.
Она поцеловала отца в щеку, неловко потрепала Павлика по волосам и вышла, громко стуча каблуками по лестнице. Внизу ее ждал черный "Мерседес" с личным водителем.
*****
Решение выйти замуж за Эдуарда Алексеевича Кривошеева созрело стремительно, как финансовый кризис в их семье.
Петр Сергеевич, мелкий начальник на обанкротившемся заводе, получил микроинфаркт от постоянного стресса.
Мать Ольга Николаевна надорвалась на двух работах. Миша грозил бросить техникум, чтобы грузить мешки на складе.
Павлика ждала школа в самом неблагополучном районе, вместо платной гимназии.
Долги семьи росли как снежный ком. Эдуард Алексеевич появился в их жизни через дальнего родственника.
Он был на тридцать лет старше Анны, крупный чиновник в администрации области, вдовец.
Не красивый, с тяжелым взглядом и привычкой говорить, не глядя в глаза. Но он был богат и влиятелен.
На первом же свидании, больше похожем на собеседование, он оценивающе оглядел Анну и спросил напрямую:
– Сколько нужно, чтобы решить ваши финансовые проблемы?
Девушка, стиснув зубы, назвала сумму. Эдуард Алексеевич кивнул.
– Хорошо. Я оплачу долги, сниму вам достойную квартиру, устрою братьев. Мишу – в приличный колледж при МВД. Павла – в лучшую гимназию города. Отцу помогу с лечением. Но, – мужчина сделал паузу. – Ты выходишь за меня замуж и ведешь себя соответственно моему положению. Без глупостей, без прошлого. Ты – лицо моей семьи. Понятно?
Анна посмотрела на фотографию Павлика на своем старом телефоне и обречено ответила: "Понятно."
Свадьба была тихой, в ресторане рядом с мэрией, с минимальным количеством гостей – в основном со стороны Эдуарда Алексеевича: коллеги-чиновники, пара деловых партнеров и предприниматели.
Родителей Анны пригласили, но они почувствовали себя неловко среди дорогих костюмов и оценивающих взглядов.
Подарком девушке от мужа стала скромная золотая цепочка. Первые месяцы были адом.
Анна переселилась в огромную, холодную квартиру в элитном комплексе с видом на центр.
Эдуард Алексеевич был строг, педантичен и скуп. Он выдавал ей деньги на содержание строго по статьям бюджета: одежда, косметика, хозяйство.
За каждый рубль требовался отчет. Пожилой супруг контролировал ее время, ее знакомства, ее внешний вид.
Он называл ее не Аня, а Анна Петровна, подчеркивая дистанцию. Девушка должна была сопровождать его на официальных приемах, сидеть с каменным лицом, улыбаться строго по протоколу.
– Платье слишком яркое, – бросал Эдуард Алексеевич, глядя на новый наряд перед выходом. – Выглядит дешево. Надень синее, то, что покупали в прошлом месяце.
– Но это же… – попыталась возразить молодая жена.
– Я сказал – синее, Анна Петровна, – моментально одернул ее мужчина. – И волосы соберите в прическу. Свободность не должна быть небрежностью.
Анна чувствовала себя куклой, дорогой вещью на шее у важного человека. Отсюда и насмешливое прозвище среди его коллег, которое она случайно подслушала: "Анна на шее у Кривошеева".
*****
Все изменилось в день приема в честь открытия нового бизнес-центра, который курировал Эдуард Алексеевич.
Анна надела строгое черное платье, как велел муж. Но на этот раз она сама выбрала фасон – элегантный, чуть откровенный, подчеркивающий ее молодость и стройность.
Сделала новую, смелую прическу. Купила на скопленные мелочью с хозяйственных денег тушь с эффектом объема.
Зал сверкал хрусталем и дорогими костюмами. Эдуард Алексеевич, важный и довольный, произносил речь.
Анна стояла рядом, стараясь сохранять привычную отстраненность. Но она заметила, как на нее смотрят.
Не как на приложение к мужу, а с интересом, с восхищением. Особенно пристально следил за ней молодой мужчина с карими глазами и легкой улыбкой – Артем Волков, сын одного из крупнейших инвесторов проекта.
После речи Эдуард Алексеевич был окружен толпой. Его жена осталась немного в стороне. К ней подошел Артем.
– Позвольте выразить восхищение, Анна Петровна, – сказал он непринужденно, но с уважением. – Артем Волков. Мой отец часто рассказывал о… проектах и приобретениях Эдуарда Алексеевича, но о такой красоте, как вы, он умолчал...
– Спасибо. Вы очень любезны, – смущенно ответила Анна и улыбнулась.
Они начали разговаривать. Сначала о мелочах: о музыке, о новом фильме. Артем был остроумным, умел слушать.
Он не заводил речь о делах и не спрашивал про мужа. Он просто смотрел на нее. Это было необычно.
Эдуард Алексеевич, заметив их беседу, резко прервал разговор с депутатом и подошел. Лицо его было каменным.
– Анна Петровна, нам пора. У меня завтра ранняя встреча, – строго проговорил он.
– Было приятно познакомиться, Анна Петровна. Надеюсь, увидимся еще, – вежливо ответил Артем.
Его взгляд скользнул по лицу Эдуарда Алексеевича, но тот уже поворачивался спиной, властно взяв жену под локоть.
В машине, куда сели супруги, царила тишина. Анна ощущала напряжение, но в душе ее разливалась мелодия счастья.
Она заметила на себе восхищенный взгляд и почувствовала, что ее оценили как женщину.
На следующий день пришел огромный букет из экзотических цветов. Эдуард Алексеевич, увидев его на столе в гостиной, помрачнел.
– От кого это? – недовольно спросил он.
– От Артема Волкова, сына твоего друга-инвестора. Вчера на приеме познакомились, – ответила Анна как можно спокойнее, разглядывая цветы.
– Выбрось или отдай горничной. Такие подарки неуместны, – раздраженно проговорил супруг и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Анна не выбросила цветы. Она поставила их в свою спальню.
*****
Девушка привлекла внимание не только мужчин, но и их жен. Приглашения посыпались как из рога изобилия.
Сначала от супруги другого чиновника: "Аня, милая, мы собираемся в четверг в ресторане "Этуаль" на ланч, присоединяйтесь! Без мужчин, чисто по-девичьи поболтаем!"
Потом от известной галеристки: "Дорогая Анна! У нас вернисаж молодого, но очень перспективного художника, ваш взгляд нам важен!"
Затем от самого Артема: "Анна, у меня два билета на премьеру в Филармонию. Папа внезапно улетел, не хочется, чтобы место пропало… Составите компанию?"
– Филармония? Ты разбираешься в симфонической музыке? – язвительно проворчал Эдуард Алексеевич.
Но отказать Волкову-младшему он не мог. Слишком влиятелен был его отец.
– Ладно, иди, но домой – сразу после концерта. Не вздумай остаться с ним на ужин, – раздраженно разрешил пожилой супруг.
Концерт был блестящим. Артем был идеальным кавалером – внимательным, ненавязчивым.
Он знал музыку и умел интересно рассказывать о ней. После концерта, вопреки запрету мужа, они заехали в крошечное, но модное кафе. Мужчина заказал чай и изысканный десерт.
– Знаешь, Аня, – сказал он, отодвигая тарелку. – Ты не похожа на жену чиновника. В тебе есть огонь. Жаль, что ты его прячешь.
– Я… стараюсь соответствовать положению мужа, – смущенно ответила Анна, почувствовав, как краснеет.
– Положение одно, а вы – совсем другое, – улыбнулся Артем. – Отец говорит, Кривошеев – сильный человек, опытный политик, но я вижу рядом с ним настоящий бриллиант. Ограничивать его искусственно – преступление.
Когда они вышли, к Аниному спутнику подошел коренастый мужчина в невероятно дорогом, но безвкусно ярком костюме и с массивной золотой цепью на шее.
Его окружала свита из пары крепких парней в темных очках и очень молодой девушки с пластиковой улыбкой.
– Волков! Малой! – громко крикнул мужчина, хлопая молодого знакомого по плечу. – Как отец? Жив, здоров?
– Здравствуйте, Виктор Семенович, – вежливо, но с легкой прохладой ответил Артем. – Спасибо, папа в порядке. Сейчас в отъезде.
– А! Знаю, знаю! Дела! – мужчина повернул свой взгляд, мелкий и цепкий, на Анну. – А это чья жемчужина? Не видал ее раньше в наших краях!
Его взгляд оценивающе скользнул по ней. Артем сделал легкий шаг, слегка прикрывая Анну.
– Виктор Семенович, позвольте представить: Анна Петровна, жена Эдуарда Алексеевича Кривошеева.
Лицо предпринимателя мгновенно перестроилось из нагловатого в почтительное.
– А-а-а! Кривошеев! Знаю, знаю! Крепкий мужик! Уважаю его! – он протянул Анне огромную, мясистую руку, унизанную перстнями. – Очень приятно, Анна Петровна! Ваш муж – сила! А вы… Вы – украшение! Прям брильянт! Я в брильянтах разбираюсь!
Он самодовольно хлопнул себя по животу и глухо рассмеялся.
– Передайте Эдуарду Алексеевичу привет от Груздева. Пусть позвонит, когда у него возникнут вопросы. Мы обязательно все решим, – бросил на прощание мужчина.
Он еще раз окинул Анну оценивающим взглядом, кивнул Артему и, громко разговаривая по телефону, который ему тут же подали, двинулся к своему бронированному лимузину.
– Влиятельный? – тихо спросила девушка, когда лимузин отъехал.
– Очень. Строит полгорода и сносит тоже. Знает всех и все, – Артем поморщился. – Но лучше держаться от него подальше. Его методы… специфические. Хотя для твоего мужа контакт может быть полезным. Груздев не врет – он может решить вопросы, которые чиновникам решать "неудобно".
Анна кивнула. Ей запомнился этот взгляд – цепкий, оценивающий, но и признающий ее "ценность". Она была не просто женой Кривошеева. Она была "брильянтом".
*****
После этого вечера Анна изменилась. Она больше не спрашивала у мужа разрешения купить платье.
Она покупала. Дорогое, модное, от кутюр. Девушка сменила стилиста, начала заниматься с визажистом мирового уровня.
Она записалась на курсы светского этикета и истории искусств – не потому, что хотела, а потому что это было нужно для нового круга общения.
Деньги? Она начала просить больше на "представительские расходы", ссылаясь на необходимость выглядеть безупречно среди жен других влиятельных людей.
Эдуард Алексеевич неохотно, но давал. Его положение требовало, чтобы жена была на высоте. К тому же, она стала неожиданно полезной.
Ее стали приглашать в самые закрытые клубы, ее мнение о художниках, подсказанное Артемом и галеристкой, цитировали.
Она превращалась в светскую львицу, и это льстило его амбициям. Он даже перестал ворчать на ее поздние возвращения, если она была с "нужными" людьми.
Анна парила. Ее фотографии стали появляться в светских хрониках местных СМИ и даже в паре глянцевых журналов.
Ее называли "восходящей звездой светского небосклона". Артем Волков был ее постоянным спутником на мероприятиях без мужей.
Шепотки за спиной не смущали ее, а, наоборот, будоражили. Она была центром внимания, желанной, восхищаемой.
*****
Однажды утром, за завтраком, Эдуард Алексеевич, просматривая почту, бросил небрежно:
- Кстати, Анна Петровна, ваш отец звонил. Что-то насчет банка опять. Сказал, вы не берете трубку.
Анна, наносившая макияж перед зеркалом в столовой, даже не повернулась.
– Да, звонил пару раз. Я была на встрече у стилиста, потом на презентации, – безразлично ответила она, тщательно растушевывая тени. – У них вечные проблемы. Я в прошлый раз давала деньги.
– Надо помочь. Отец все-таки. Некрасиво как-то, – Эдуард Алексеевич отхлебнул кофе. – Переведи им еще немного с моего счета.
– Хорошо, Эдуард Алексеевич, – автоматически ответила Анна. – Сегодня же все сделаю.
Но она не перевела. В тот день был благотворительный вечер в поддержку музея.
А потом был ужин с Артемом и его друзьями из Москвы – очень важными людьми в арт-среде.
О Петре Сергеевиче она вспомнила только утром, когда телефон снова зазвонил с неизвестного номера. Она сбросила вызов.
*****
Спустя несколько дней, поздно вечером, после премьеры в театре, Анна с Артемом возвращались домой.
Их машина застряла в пробке рядом с ее родным спальным районом. Мужчина рассказывал анекдот, Анна смеялась, поправляя жемчужную сережку.
– Смотри! – вдруг воскликнул Артем, указывая на тротуар. – Кажется, твой брат? Тот, младший?
Девушка присмотрелась. Рядом со старой пятиэтажкой, под слабым светом фонаря, стояли трое.
Петр Сергеевич, сгорбленный, в поношенной куртке. Рядом – Миша, кутавшийся в тонкую ветровку и Павлик, в толстовке с капюшоном, слишком легкой для вечернего холода.
Они что-то оживленно обсуждали, Петр Сергеевич жестикулировал. Рядом валялись два больших потрепанных чемодана.
– Остановите здесь, – резко сказала Анна водителю. Машина притормозила у тротуара.
– Анна, что случилось? – спросил Артем, нахмурившись.
Его спутница не ответила. Она опустила тонированное стекло. Холодный воздух ворвался в салон. Голоса семьи стали слышны.
– …говорю же, возьмем такси до тети Гали! Она пустит переночевать! – говорил отец, его голос был хриплым.
– Пап, такси дорого! Мы и так уже несколько месяцев за ипотеку не платили. У нас почти ничего не осталось! – возражал сын.
– А что делать? Квартиру выставили на торги! А Анна… – Миша зло пнул чемодан. – Она, видимо, в своем дворце забыла наши номера телефонов!
– Не говори так о сестре! – резко оборвал его Петр Сергеевич, но в его голосе не было прежней силы, только безнадежность. – Она… занята. У нее своя жизнь теперь. Мы сами как-нибудь справимся...
Анна сидела, как парализованная. Она увидела морщины на лице отца, которые стали глубже, чем раньше, увидела поношенные кроссовки Павлика, не по сезону, увидела безысходность в их позах.
– Аня, с тобой все в порядке? – тихо спросил Артем. – Твоя семья? Их выселяют?
Девушка быстро нажала кнопку, и стекло плавно поднялось вверх, отсекая холод, шум и унылый пейзаж за окном. Сердце билось где-то в горле, готовое выпрыгнуть.
– Это не они. Я ошиблась. Поехали, Николай, – бросила она водителю.
Ее голос прозвучал странно высоко и неестественно ровно. Машина тронулась. Артем смотрел на нее пристально, но промолчал.
Анна уставилась в темное окно. Перед глазами стояли отец, братья, чемоданы. И тут же – образ ее самой в зеркале дорогого авто: в норковом палантине, с идеальной укладкой, с жемчугом на шее и дорогими часами на руке – подарком Эдуарда Алексеевича за ее "успехи".
Девушка больше не хотела иметь ничего общего со своей нищей семьей. "Они сами подтолкнули меня к богатому и влиятельному старику, поэтому сами виноваты в том, кем я стала", - подумала Анна.
– Знаешь, Артем, – сказала она вдруг, все еще глядя в окно, – завтра открывается новая выставка в галерее "Модерн". Говорят, там есть просто потрясающий инсталляционный проект. Не хочешь сходить?
– Конечно, Анна. Я за тобой заеду в семь? – мужчина помедлил с ответом пару секунд.
– В семь? Идеально, – задумчиво произнесла Анна.
Она повернулась к нему и улыбнулась своей самой ослепительной, отрепетированной перед зеркалом улыбкой.
Машина мягко покатила по освещенной набережной, унося ее прочь от старого панельного дома и чемоданов.
В салоне пахло дорогим парфюмом. Анна Петровна Кривошеева сделала глубокий вдох и откинулась в мягком кожаном сиденье. Она, как всегда, была на высоте.