Дверь захлопнулась с такой силой, что со стены упала фотография в тонкой рамке. Стекло треснуло, но этого никто не заметил.
— Ты обязана отдать всё СВОЁ наследство! — Галина Петровна вцепилась в запястье Лены, её пальцы, холодные и костлявые, сжимались, как капкан. — У Димы трое детей! А ты им даже квартиру жалеешь!
Лена не отдернула руку. Она стояла, стиснув зубы, чувствуя, как ключи впиваются ей в ладонь. Ключи от той самой квартиры. Тётиной. Единственной вещи, которая наконец-то принадлежала только ей.
— Мама, хватит, — голос Андрея прозвучал из коридора ровно, слишком ровно, будто он читал заученную роль.
Лена повернула голову. Муж стоял в дверном проёме, его лицо было пустым, как вытертый холст. Ни злости, ни усталости — ничего.
— Андрей, скажи ей! — Галина Петровна резко разжала пальцы, будто только сейчас заметила, что оставляет синяки. — Ты же понимаешь, как тяжело Диме!
Лена медленно подняла глаза на мужа. Он не смотрел на неё.
— Лена, — наконец произнёс он, — может, правда отдадим?
Тишина.
Где-то за стеной засмеялся ребёнок. Капала вода из крана на кухне. А Лена вдруг поняла, что этот разговор был решён ещё до того, как она переступила порог.
И тогда она разжала ладонь.
Ключ упал на пол с глухим звоном.
— Заберите, — прошептала она.
Но никто не наклонился, чтобы поднять.
Три дня назад
Лена застыла с конвертом в руках, ощущая, как дрожат её пальцы. Юрист только что ушел, оставив после себя тяжёлый запах дорогого парфюма и ещё более тяжёлые слова:
— Квартира полностью ваша. По завещанию тёти Ирины.
Она медленно провела ладонью по гладкой поверхности ключей. Своя квартира. В центре. После пятнадцати лет съёмного жилья, переездов и вечных разговоров о том, что "надо копить".
Дверь щёлкнула. Андрей вошёл, сбрасывая ботинки.
— Ну что, сколько там налог на наследство? — он устало провёл рукой по лицу.
Лена повернулась к нему, не в силах сдержать улыбку:
— Ничего платить не надо. Только переоформлять.
Она протянула документы, ожидая его радости, объятий, может быть даже слёз. Но Андрей лишь пробежал глазами по бумагам, затем медленно поднял взгляд.
— Отдай её Диме.
Тишина в комнате стала густой, как сироп.
— Что?
— У него трое детей, Лен. А у нас... — он сделал неопределённый жест рукой вокруг их однокомнатной квартиры, — мы как-нибудь справимся.
Лена почувствовала, как в груди закипает что-то холодное.
— Это моя квартира. Моя тётя. Моё наследство.
— Но семья...
— Ты даже не спросил, что я хочу!
Андрей вздохнул и отвернулся, доставая телефон. В этот момент Лена впервые за десять лет брака поняла — он даже не собирался обсуждать. Решение уже было принято.
Ночью она ворочалась, прислушиваясь к его ровному дыханию. В три часа не выдержала, встала и подошла к его столу. Ящик скрипнул, когда она потянула его на себя.
Среди бумаг лежал чек. На сумму, за которую можно было снять приличную квартиру на год.
И подпись — размашистая, узнаваемая: Галина Петровна Семёнова.
Дата — сегодняшняя.
На кухне зазвонил телефон. Лена вздрогнула, роняя чек. На экране светилось имя сестры.
— Кать, ты не спишь? — прошептала она.
— А ты? — голос Кати звучал настороженно. — Слушай, я тут вспомнила... Ты же знаешь, он всегда был мамин сынок. С самого детства. Если Галина Петровна сказала "ляг" — он спрашивал "на какой бок".
Лена сжала телефон так, что хрустнул пластик.
— Что ты хочешь сказать?
— Что если он тебя предал один раз...
Громкий щелчок в спальне прервал её. Андрей стоял в дверях, его лицо в свете уличного фонаря казалось вырезанным из камня.
— Лена? — он шагнул вперёд. — Что ты делаешь?
Телефон выскользнул из её пальцев.
Хрущёвка на окраине города встретила Лену облупившейся краской и запахом жареного лука из открытых окон. Она трижды перепроверила адрес, прежде чем нажать звонок.
Дверь открыла девочка лет четырнадцати — худенькая, с тёмными кругами под глазами, но в чистенькой школьной форме.
— Вам кого? — спросила она, прикрывая дверь, словно пряча что-то внутри.
— Я... Лена. Жена вашего дяди Андрея.
В квартире что-то грохнуло, послышался сдавленный мат. Девочка покраснела.
— Папа не совсем... в форме.
Лена шагнула внутрь, и её сразу обдало теплом перетопленного помещения. В крохотной кухне возились двое младших — мальчик лет восьми что-то жарил на скороводе, а девочка помладше нарезала хлеб ножом, почти равным ей по размеру.
— Аня, кто там? — из комнаты вышел Дима. Он был похож на Андрея, как братья-близнецы, но алкоголь и жизнь стёрли это сходство — опухшее лицо, дрожащие руки, запах перегара.
— Приехала познакомиться? — он горько усмехнулся. — Или проверить, действительно ли мы такие нищие, что заслуживаем твою квартиру?
Лена сглотнула ком в горле.
— Я хотела...
— Пап, — вдруг вступила старшая, Аня, — она же ничего плохого не сказала.
Дима махнул рукой и плюхнулся на табурет.
— Ну? Осматривайся. Видишь, как мы живём?
Лена перевела взгляд на стену. Среди детских рисунков и школьных грамот висела пожелтевшая фотография — два одинаковых мальчика лет пяти в одинаковых рубашках.
— Это...
— Мы с Андрюхой, — Дима хрипло рассмеялся. — Братья-близнецы. Ну, почти.
Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Почему "почти"?
Дима налил себе из бутылки в стакан, но Аня быстро забрала её.
— Потому что я — родной, — он ткнул себя в грудь, — а он — нет. Мама его усыновила, когда ему было три. Его мать — моя тётя — померла.
Лена медленно опустилась на стул. Десять лет брака. Десять лет лжи.
— Он... никогда не говорил.
— А зачем? — Дима злобно усмехнулся. — Ему же выгодно было считаться кровным. Особенно когда в восемнадцать мне почку понадобилась...
Аня вдруг резко встала, её голос дрожал:
— Папа, хватит!
Лена подняла глаза на девочку.
— Аня... а что бабушка вам говорила про квартиру?
Девочка потупила взгляд, но младший брат выпалил:
— Бабушка сказала, что тётя Лена злая и не отдаст нам квартиру, хотя дядя Андрей обещал!
Тишина повисла, как нож над верёвкой.
Лена медленно достала телефон.
— Андрей, — её голос звучал чужим даже для неё самой, — ты мне врёшь с самого начала?
В трубке повисло молчание. Затем — глухой гудок.
А за её спиной Дима вдруг зарыдал, уткнувшись лицом в ладони.
Лена стояла посреди чужой кухни, сжимая телефон в дрожащих пальцах. В ушах звенело от собственного голоса, прозвучавшего как приговор. Аня осторожно дотронулась до её руки:
— Тётя Лена... вам плохо?
Она не успела ответить. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Андрей — бледный, с тёмными кругами под глазами. Его взгляд метнулся от Лены к рыдающему Диме.
— Всё, хватит, — он резко провёл рукой по лицу. — Хватит лжи.
Дима поднял опухшее от слёз лицо:
— Ты... ты ей рассказал?
Андрей молча покачал головой. Лена почувствовала, как комок гнева подкатывает к горлу.
— Тогда я сделаю это за тебя. — Она повернулась к детям. — Ребята, выйдите, пожалуйста, на минутку.
Когда дверь за детьми закрылась, Лена впилась взглядом в мужа:
— Ты не родной сын Галины Петровны. Ты... донорский ребёнок?
Андрей горько усмехнулся:
— Красиво сказано. Да, меня усыновили после смерти моей матери — родной сестры Галины Петровны. Но не из доброты. — Он расстегнул рубашку, показав шрам на боку. — Когда Диме в восемнадцать отказали почки, я был идеальным донором. "Семья ведь", — передразнил он мать.
Лена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она опустилась на стул.
— И квартира... Это что, плата за молчание?
— Они купили меня дважды, — голос Андрея дрогнул. — Сначала — почку. Теперь — тебя.
Дима резко вскочил, опрокинув стул:
— Я не знал! Клянусь, я не знал про чек!
Андрей повернулся к брату с такой болью в глазах, что Лена невольно отвела взгляд.
— А про почку знал? Про то, что мать шантажировала меня, угрожая отправить в детдом, если я откажусь? — Он сжал кулаки. — Я думал, если отдам квартиру, они наконец оставят меня в покое.
Лена вдруг поняла, почему он так покорно соглашался на всё. Не из слабости. Из страха. Страха снова оказаться никому не нужным.
— Почему ты не сказал мне? — прошептала она.
Андрей посмотрел на неё мокрыми от слёз глазами:
— Боялся, что ты посмотришь на меня... как на вещь. Как они.
В этот момент в дверь громко постучали. Все вздрогнули. За стеклом маячили три детские фигуры.
— Пап, — раздался испуганный голос Ани, — там бабушка приехала. И... она не одна.
Дверь распахнулась прежде, чем кто-то успел её открыть. Галина Петровна стояла на пороге, за ней — двое мужчин в деловых костюмах. Лена сразу узнала юриста, который оформлял наследство.
— Вот и вся семейка в сборе, — свекровь окинула их взглядом, будто проверяя солдат на параде. — Обсудим вопрос цивилизованно?
Аня вжалась в стену, младшие дети замерли за её спиной. Дима, всё ещё пьяный, но уже менее размазанный, шагнул вперёд:
— Мама, что за...
— Молчи, — Галина Петровна отрезала, не глядя на него. — Лена, вы уже приняли решение?
Лена почувствовала, как Андрей незаметно касается её локтя — то ли предупреждая, то ли прося о поддержке.
— Какое решение? — спросила она, хотя прекрасно понимала, о чём речь.
— Квартира, — свекровь улыбнулась, но глаза остались холодными. — Мы готовы предложить вам компенсацию.
Один из мужчин достал папку.
— Это договор дарения, — пояснил юрист. — Вам остаётся только подписать.
Лена рассмеялась. Это прозвучало так неожиданно, что даже дети подняли на неё глаза.
— Вы серьёзно? После всего, что я сегодня узнала?
Галина Петровна нахмурилась.
— О чём ты?
— О том, что вы купили своего сына, как вещь! — Лена не сдержалась. — Сначала — почку, теперь — мою квартиру!
Тишина.
Аня вдруг выступила вперёд:
— Бабушка... это правда?
Галина Петровна побледнела.
— Не смей говорить с ней! — резко оборвал её Дима, но в его голосе была не злость, а страх.
— Почему? — Аня не отступала. — Почему дядя Андрей должен был отдать тебе почку? Почему он должен отдать свою квартиру?
— Потому что он ДОЛЖЕН! — Галина Петровна вдруг взорвалась. — Я его вырастила! Я дала ему семью!
Андрей стоял, сжав кулаки, но молчал.
Лена посмотрела на него, потом на детей, потом на свекровь.
— Нет, — сказала она тихо.
— Что?
— Нет, — повторила Лена громче. — Я не отдам квартиру.
Галина Петровна замерла.
— Ты пожалеешь, — её голос стал опасным.
— Возможно. Но сейчас я точно знаю, кому она достанется.
Она повернулась к Ане и её братьям.
— Она будет вашей. Когда вам исполнится восемнадцать.
В комнате повисло ошеломлённое молчание.
— Ты... что? — Дима уставился на неё.
— Я оформлю её на детей, — Лена говорила твёрдо. — Ни вы, ни Галина Петровна не сможете её продать или отобрать.
Андрей вдруг рассмеялся. Это был странный, почти истерический смех.
— Ты сделала это не для них, — сказал он тихо. — Ты просто хотела всё контролировать.
Лена вздрогнула.
— Андрей...
Но он уже шёл к выходу, даже не оглянувшись.
Галина Петровна бросила на Лену последний взгляд:
— Это не конец.
Дверь захлопнулась.
Лена осталась стоять посреди комнаты, окружённая чужими детьми, чужими стенами и чужим решением, которое вдруг стало её собственным.
Контора нотариуса пахла деревом и пылью. Лена нервно перебирала документы, когда дверь скрипнула. Вошла Аня с младшими - девочка держала их за руки, как мать.
- Мы... мы не опоздали? - спросила Аня, оглядывая непривычно официальную обстановку.
Лена покачала головой:
- Как папа?
Аня потупила взгляд:
- Опять пьёт. Говорит, вы всех обманули.
Нотариус - сухая женщина лет пятидесяти - взяла документы:
- Итак, оформляем дарственную на троих несовершеннолетних с правом пользования после совершеннолетия?
- Да, - Лена твёрдо кивнула. - И пункт о запрете продажи до 23 лет.
Дверь распахнулась с грохотом. На пороге стоял Андрей, его рубашка была мятой, как будто он не спал всю ночь.
- Ты действительно это делаешь? - его голос звучал хрипло.
Лена не отводила взгляда:
- Ты сам сказал - я люблю контролировать.
Андрей грузно опустился на стул:
- Ты не понимаешь... Они никогда не оставят нас в покое. Ни меня, ни тебя.
Аня вдруг встала между ними:
- Дядя Андрей... Мы не хотим, чтобы вы ссорились. Мы...
- Дети, выйдите на минутку, - мягко сказала нотариус. Когда дверь закрылась, она добавила: - У вас пять минут.
Андрей схватил Лену за руку:
- Она найдёт способ обойти запрет! Через суд, через опеку... Ты не знаешь её как я.
- Значит будем бороться, - Лена высвободила руку. - Я уже подала заявление на развод.
Андрей будто осел:
- Что?
- Чтобы тебя не втягивали в суды. Чтобы Галина Петровна не могла давить на тебя через меня.
Наступила тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Андрей вдруг засмеялся - горько, безрадостно.
- Ирония... Я столько лет боялся, что она бросит меня, если узнает правду. А в итоге это сделал ты.
Лена сжала его руку:
- Я не бросаю. Я освобождаю. Тебя. И этих детей.
Нотариус кашлянула:
- Время. Подписываем?
Когда документы были подписаны, а дети, смущённые и растерянные, отпущены домой с социальным работником, Лена вышла на крыльцо. Андрей курил у подъезда.
- Куда ты теперь? - спросил он, не глядя.
- В ту квартиру. В "чужую", - Лена вздохнула. - А ты?
Андрей швырнул окурок:
- Впервые за 35 лет... Не знаю.
Он повернулся уходить, но Лена вдруг окликнула:
- Андрей!
Он обернулся.
- Почка... Болит ли она когда-нибудь?
Он долго смотрел на неё, потом медленно покачал головой:
- Только когда я вспоминаю, кому она теперь принадлежит.
Лена смотрела, как его фигура удаляется. Впервые за много лет она не пыталась его остановить. Воздух пахёл дождём. Где-то вдалеке гремел гром.
Пустая квартира гудела тишиной. Лена сидела на полу, прислонившись к стене, и смотрела на следы от мебели, оставшиеся после переезда Андрея. На тумбочке лежал его ключ — он положил его аккуратно, как будто оставлял визитку, а не часть их общей жизни.
Телефон завибрировал. Катя. Опять.
Лена отвернулась, но через секунду зазвонил домашний телефон.
— Алло?
— Лена, это Аня. — Голос девочки дрожал. — Папа... он в больнице.
Лена вскочила, сердце колотилось где-то в горле.
— Что случилось?
— Он... он выпил какие-то таблетки. Бабушка сказала, что это ты довела его.
Лена уже хватала куртку, когда в трубке раздался другой голос — низкий, хриплый.
— Не приезжай.
— Андрей?
— Они хотят, чтобы ты приехала. Чтобы давили на тебя у больничной койки. — Он сделал паузу. — Дима будет жив. Он всегда выживает.
Лена замерла у двери.
— Ты там... с ними?
— Я в коридоре. Мать даже не взглянула на меня. — Он горько усмехнулся. — Интересно, она вообще когда-нибудь видела меня? Или только то, что я мог ей дать?
Лена медленно опустилась на стул.
— Аня сказала, что бабушка хочет оспорить дарственную.
— Конечно. Она уже нашла адвоката.
— И что мы будем делать?
На другом конце провода повисло молчание.
— Мы? — Андрей произнёс это слово так, будто оно было ему незнакомо.
Лена закрыла глаза.
— Да. Мы. Если хочешь.
Тишина растянулась так долго, что она уже подумала, что он повесил трубку.
— Я... не знаю, как быть свободным, — наконец сказал он.
Лена посмотрела на пустую стену перед собой — ту, где когда-то висели их фотографии.
— Я тоже. Но мы можем научиться.
Она услышала, как он глубоко вдыхает.
— Приходи завтра в больницу. Ко мне, не к нему.
Когда разговор закончился, Лена подошла к окну. Дождь закончился, и на мокром асфальте отражались огни города. Где-то там была больница с её несостоявшейся семьёй. Где-то — новая жизнь, которую она боялась начать.
Она положила ладонь на холодное стекло.
— Иногда самые крепкие стены — те, что ты не видишь, — прошептала она слова, которые сама не вполне понимала.
Но впервые за долгие годы эти стены не казались ей чужими.