— Мама говорит, что я должна подписать дарственную на её имя, — голос Максима дрогнул, когда он произнёс эти слова, стоя посреди нашей спальни с телефоном в руке.
Я застыла с расчёской в руках. В зеркале отразилось моё лицо — бледное, с широко распахнутыми глазами. Секунду назад я готовилась ко сну после долгого рабочего дня, а теперь чувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что? — переспросила я, хотя прекрасно расслышала каждое слово. — Какую дарственную? На что?
Максим опустил взгляд, и я поняла — он знал об этом заранее. Знал и молчал.
— На квартиру бабушки. Ту самую, которую она оставила мне в наследство три месяца назад.
Я медленно повернулась к нему. В груди нарастало странное чувство — смесь недоумения и зарождающегося гнева.
— Максим, это же твоя квартира. Бабушка оставила её тебе, а не твоей матери. Зачем переписывать?
Он сел на край кровати, всё ещё избегая моего взгляда.
— Мама сказала, что так будет правильнее. Что она старше, опытнее, сможет лучше распорядиться имуществом. А потом, когда придёт время, всё равно мне достанется.
— Когда придёт время? — я не сдержала саркастического смеха. — Твоей маме пятьдесят два года, Макс. Она младше многих голливудских звёзд. Какое время должно прийти?
В дверь постучали — три коротких, требовательных удара. Я узнала бы этот стук из тысячи. Валентина Павловна, моя свекровь, никогда не ждала приглашения войти. Стук был лишь формальностью, предупреждением о вторжении.
— Максим, ты тут? — дверь распахнулась, и в комнату вошла она. Высокая, статная женщина с идеальной укладкой и холодными серыми глазами. — А, Настя, и ты здесь. Отлично. Нам нужно поговорить.
Я стояла посреди комнаты в пижаме и чувствовала себя школьницей перед директором. Валентина Павловна умела создавать эту атмосферу — она всегда появлялась одетой с иголочки, даже если приходила в десять вечера.
— Валентина Павловна, может, завтра? — попыталась я. — Уже поздно, мы собирались спать.
— Настенька, — в её голосе появились стальные нотки, прикрытые фальшивой мягкостью. — Речь идёт о семейном имуществе. Это важнее твоего сна.
Она прошла в комнату и села в кресло у окна — моё любимое кресло, где я обычно читала по вечерам. Села так, словно это было её законное место.
— Я уже объяснила Максиму ситуацию, — продолжила она, доставая из сумочки какие-то бумаги. — Квартира покойной свекрови — это большая ответственность. Налоги, коммунальные платежи, возможные ремонты. Максим ещё слишком молод для таких забот.
— Ему тридцать лет, — тихо заметила я.
Валентина Павловна посмотрела на меня так, словно я сказала что-то неприличное.
— Возраст — это не показатель зрелости, дорогая. Мой сын всю жизнь был под моей опекой, я лучше знаю, что для него хорошо. К тому же, — она сделала паузу, — я вложила много сил и средств в его воспитание. Справедливо, что семейное имущество будет под моим контролем.
— Но бабушка оставила квартиру Максиму, а не вам, — я попыталась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — У неё были на то причины.
Глаза свекрови сузились. Она медленно поднялась с кресла и подошла ко мне вплотную. От неё пахло дорогими духами и чем-то ещё — властью, контролем, привычкой всегда добиваться своего.
— Послушай меня внимательно, девочка, — произнесла она тихо, но каждое слово било как пощёчина. — Ты в этой семье всего три года. Я здесь больше пятидесяти. Не тебе решать, как распоряжаться нашим имуществом.
— Но решать и не вам! — я не выдержала. — Это Максим должен решить, что делать со своим наследством!
Валентина Павловна усмехнулась и повернулась к сыну, который всё это время молчал, сжавшись на краю кровати.
— Максим, скажи своей жене, что ты уже всё решил.
Я посмотрела на мужа с надеждой. Сейчас он встанет, возьмёт меня за руку и скажет матери, что квартира остаётся у него. Что мы вместе решим, как ею распорядиться. Что он взрослый человек и сам способен нести ответственность.
Но Максим лишь кашлянул и пробормотал:
— Настя, мама права. Мне действительно будет сложно со всеми этими документами. Лучше пусть она займётся.
Мир словно треснул по швам. Я смотрела на мужчину, за которого вышла замуж, и не узнавала его. Передо мной сидел не мой Максим — умный, решительный программист, руководитель отдела. Передо мной сидел маленький мальчик, который боялся расстроить маму.
— Вот и славно, — Валентина Павловна победно улыбнулась. — Завтра поедем к нотариусу. Я уже договорилась на десять утра. Максим, не опаздывай.
Она направилась к двери, но я преградила ей путь.
— Постойте. А что если Максим передумает? Что если завтра он решит оставить квартиру себе?
Свекровь остановилась и медленно обернулась. В её глазах плясали холодные огоньки.
— Он не передумает. Правда, сынок?
— Правда, мам, — эхом отозвался Максим.
— Но если вдруг, — продолжила Валентина Павловна, глядя мне прямо в глаза, — кто-то начнёт морочить ему голову, напоминаю: я знаю о вашей жизни всё. В том числе и о том, как ты, Настенька, познакомилась с моим сыном. И о твоей... скажем так, не совсем благополучной семье. Было бы неприятно, если бы эта информация стала достоянием общественности. Например, твоего начальства.
Я побледнела. Она знала. Знала о том, что мой отец сидел в тюрьме за мошенничество. Что мама после этого впала в депрессию и долго лечилась. Что я скрывала это на работе, боясь предвзятого отношения.
— Вы шантажируете меня?
— Что ты, дорогая, — Валентина Павловна изобразила оскорблённую невинность. — Я просто забочусь о репутации нашей семьи. В конце концов, ты теперь носишь нашу фамилию.
С этими словами она вышла. Дверь за ней закрылась с тихим щелчком, но мне показалось, что это прогремел выстрел.
Я медленно повернулась к Максиму. Он сидел на кровати, уткнувшись взглядом в пол.
— Ты ей рассказал? — спросила я упавшим голосом. — Про моих родителей?
— Настя, я...
— Ты ей рассказал?! — повторила я громче.
— Она спрашивала! — вспылил он. — Она моя мать, имеет право знать, на ком я женюсь!
— А я твоя жена! — крикнула я. — И имею право на то, чтобы мои личные тайны не становились инструментом шантажа!
Максим поднялся и попытался меня обнять, но я отстранилась.
— Настя, ну не драматизируй. Мама не станет никому рассказывать. Она просто... переживает за меня.
— Переживает? — я не могла поверить своим ушам. — Она шантажирует меня, чтобы украсть твоё наследство, а ты называешь это переживаниями?
— Никто ничего не крадёт! — разозлился Максим. — Квартира останется в семье. Какая разница, на кого она записана?
— Разница в том, что твоя бабушка хотела, чтобы она была твоей! Она любила тебя, гордилась тобой. Говорила, что ты единственный в семье, кто чего-то добился сам. И что? Ты предашь её память ради того, чтобы мамочка не обиделась?
Максим покраснел.
— Не смей говорить о моей бабушке! Ты её едва знала!
— Зато я знаю твою мать, — я понизила голос. — И знаю, что квартиру ты больше не увидишь. Она продаст её при первой возможности.
— Глупости. Зачем ей это?
— Затем, что она привыкла контролировать тебя деньгами. Пока у тебя есть своя недвижимость, ты независим. А независимый сын — это не её сын.
Максим замотал головой, но я видела — слова попали в цель. Где-то глубоко внутри он понимал, что я права. Но признать это означало пойти против матери. А на это у него не хватало сил.
— Настя, давай спать. Утро вечера мудренее.
— Нет, — я отступила к двери. — Я не лягу с тобой в одну постель, пока ты не примешь решение. Либо ты мужчина и глава нашей семьи, либо маменькин сынок. Выбирай.
Я вышла из спальни и направилась на кухню. Руки дрожали от злости и обиды. Я налила себе воды и села за стол, пытаясь успокоиться.
Квартира бабушки Максима была не просто недвижимостью. Это была трёхкомнатная квартира в центре города, в сталинском доме. Мы с Максимом мечтали переехать туда из нашей съёмной однушки на окраине. Планировали, как обустроим детскую, когда решимся на ребёнка. Бабушка знала о наших планах и радовалась. "Вы молодые, вам нужно своё гнёздышко", — говорила она.
А теперь Валентина Павловна хотела отнять у нас эту мечту. И самое страшное — Максим ей позволял.
Я вспомнила, как познакомилась со свекровью. Это было через месяц после нашей с Максимом встречи. Он долго откладывал знакомство, и я не понимала почему. Теперь понимаю.
Валентина Павловна с первого взгляда дала понять, что я ей не нравлюсь. Слишком простая, слишком небогатая, слишком самостоятельная. Она представляла рядом с сыном другую женщину — из хорошей семьи, с безупречной репутацией, готовую беспрекословно выполнять указания свекрови.
Но Максим тогда боролся за наши отношения. Он уверял мать, что любит меня, что я делаю его счастливым. Валентина Павловна отступила, но не сдалась. Она выжидала момент, чтобы показать, кто в семье главный. И этот момент настал.
За спиной послышались шаги. Максим вошёл на кухню и сел напротив меня.
— Настя, давай поговорим спокойно.
Я подняла на него взгляд.
— Я спокойна. Вопрос в том, готов ли ты говорить честно.
Он вздохнул и потёр лицо руками.
— Ты не понимаешь. Мама всю жизнь жила для меня. Отец ушёл, когда мне было пять. Она одна тянула, работала на двух работах, чтобы дать мне образование.
— Я это знаю и уважаю её за это. Но это не даёт ей права распоряжаться твоей жизнью.
— Она не распоряжается!
— Нет? А как ещё назвать то, что происходит? Она приходит в наш дом поздно вечером, требует подписать документы, шантажирует меня. Это нормально?
Максим молчал. Я продолжила:
— Ты помнишь, как на прошлой неделе она заставила тебя уволить твою помощницу? Только потому, что та была слишком молода и красива?
— Это другое...
— А месяц назад? Когда она устроила скандал из-за того, что мы поехали к моим родителям на выходные, а не к ней?
— Она просто скучает...
— А позапрошлым летом? Когда испортила нам отпуск, внезапно "заболев" за день до нашего отъезда?
С каждым примером Максим всё больше мрачнел. Он помнил всё это. Помнил, но предпочитал не замечать.
— Что ты от меня хочешь, Настя?
— Я хочу, чтобы ты стал мужчиной. Чтобы защитил нашу семью, наше будущее. Неужели ты не видишь? Сегодня она забирает квартиру. Завтра будет решать, где нам жить. Послезавтра — когда заводить детей. Она уже и так контролирует слишком многое!
— Но я не могу просто взять и пойти против неё! Она моя мать!
— А я твоя жена! — я не сдержалась и стукнула ладонью по столу. — Когда ты женился, ты обещал, что мы будем одним целым. Что будем решать всё вместе. Где эти обещания теперь?
Максим встал и начал ходить по кухне.
— Ты ставишь меня в невозможное положение. С одной стороны мать, с другой — ты. Как я должен выбирать?
— Ты не должен выбирать между нами. Ты должен выбрать между тем, чтобы жить своей жизнью или жизнью, которую за тебя проживает твоя мать.
Внезапно входная дверь открылась. Мы оба вздрогнули. В квартиру вошла Валентина Павловна — у неё были запасные ключи, которые Максим дал ей "на всякий случай".
— Я забыла сумочку, — сообщила она, хотя мы обе прекрасно понимали, что никакую сумочку она не забывала. — О, вы ещё не спите? Обсуждаете завтрашний поход к нотариусу?
Она прошла в гостиную с таким видом, словно была здесь хозяйкой. Я проследовала за ней.
— Валентина Павловна, нам нужно поговорить.
— Конечно, дорогая, — она уселась на диван. — Я вся внимание.
Я глубоко вдохнула, собираясь с силами.
— Я думаю, вы торопитесь с переоформлением квартиры. Максиму нужно время, чтобы всё обдумать.
— Время? — свекровь подняла брови. — Дорогая, нотариус работает не каждый день. Я с трудом договорилась на завтра.
— Можно перенести.
— Нельзя, — отрезала она. — К тому же, чем быстрее мы решим этот вопрос, тем быстрее вернёмся к нормальной жизни.
— А что, если Максим не хочет подписывать дарственную? — я решила пойти ва-банк.
Валентина Павловна медленно повернулась к сыну.
— Максим, ты что-то хочешь мне сказать?
Он стоял в дверях кухни, переминаясь с ноги на ногу.
— Мам, может, правда подождём немного? Я хочу подумать...
Лицо свекрови мгновенно изменилось. Маска доброжелательности слетела, обнажив жёсткие черты.
— Подумать? О чём тут думать? Я твоя мать! Неужели ты мне не доверяешь?
— Дело не в доверии...
— А в чём? — она встала и подошла к нему. — В том, что твоя женушка настраивает тебя против меня? Я же говорила — она тебе не пара! Девчонка из неблагополучной семьи, которая позарилась на твои деньги!
— Мама! — Максим повысил голос. — Не смей так говорить о Насте!
— Я говорю правду! — Валентина Павловна тоже перешла на крик. — Она манипулирует тобой! Втирается в доверие! Сначала выйдет за тебя замуж, потом заберёт квартиру, а потом бросит!
Я не выдержала.
— Хватит! — закричала я. — Вы говорите о манипуляциях? Вы, которая шантажом заставляет сына отдать своё наследство? Вы, которая всю жизнь держите его на коротком поводке?
— Как ты смеешь! — свекровь повернулась ко мне. — Я всю жизнь положила на этого ребёнка!
— И теперь хотите, чтобы он всю жизнь расплачивался? — я шагнула вперёд. — Да, вы его вырастили. Да, было трудно. Но это не даёт вам права красть его будущее!
— Я ничего не краду!
— Крадёте! Крадёте его независимость, его решения, его жизнь! Вы относитесь к нему как к собственности, а не как к взрослому человеку!
Валентина Павловна побледнела от ярости.
— Максим, — прошипела она. — Или я, или она. Выбирай прямо сейчас.
Повисла тишина. Максим смотрел то на мать, то на меня. В его глазах была паника человека, загнанного в угол.
— Мам, — наконец произнёс он. — Это нечестно. Ты не можешь заставлять меня выбирать.
— Могу и заставляю! — отрезала Валентина Павловна. — Если ты выберешь её, можешь забыть, что у тебя есть мать!
Я затаила дыхание. Вот он, момент истины. Сейчас решится всё.
Максим сделал шаг ко мне и взял за руку.
— Мама, я люблю тебя. Но я не подпишу дарственную. Квартира останется моей. Нашей с Настей.
Лицо Валентины Павловны окаменело.
— Ты пожалеешь об этом, — процедила она сквозь зубы. — Оба пожалеете.
Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Мы остались вдвоём.
Максим обнял меня, и я почувствовала, как он дрожит.
— Прости меня, — прошептал он. — Прости, что довёл до этого.
Я прижалась к нему крепче.
— Ты сделал правильный выбор.
— Она теперь не простит...
— Простит, — уверенно сказала я. — Ты её единственный сын. Она остынет и поймёт, что была неправа.
Но даже говоря это, я не была уверена. Валентина Павловна не из тех, кто легко прощает. Впереди нас ждала долгая война. Но главную битву мы выиграли. Максим наконец стал на сторону нашей семьи.
Следующее утро выдалось на удивление спокойным. Мы не пошли к нотариусу. Вместо этого Максим позвонил матери, но она не взяла трубку. Он оставил ей сообщение, где ещё раз объяснил свою позицию и попросил понять его.
Дня через три она позвонила сама. Разговор был коротким и холодным. Валентина Павловна сообщила, что очень разочарована в сыне и не желает больше иметь с ним дел, пока он не одумается.
Максиму было тяжело. Он привык, что мать всегда рядом, всегда готова помочь советом (пусть и непрошеным). Теперь же между ними легла пропасть.
Но постепенно он начал меняться. Стал увереннее, самостоятельнее. Мы переехали в бабушкину квартиру, обустроили её по своему вкусу. Максим сам занимался документами, платежами, ремонтом. И я видела, как он гордится собой.
Через два месяца Валентина Павловна позвонила снова. На этот раз её голос был мягче. Она спросила, как дела, намекнула, что скучает. Максим пригласил её в гости.
Она пришла. Осмотрела квартиру, похвалила ремонт. За чаем извинилась за свою резкость. Сказала, что просто переживала за сына, хотела как лучше.
Мы приняли её извинения, но обе стороны понимали — отношения уже не будут прежними. Граница была проведена, и Валентина Павловна больше не пыталась её пересечь.
А мы с Максимом стали настоящей семьёй. Не идеальной, но своей. Где решения принимаются вместе, где уважают границы друг друга, где никто не манипулирует и не шантажирует.
Иногда я думаю о той ночи, когда всё решилось. О том, как близко мы были к тому, чтобы потерять не только квартиру, но и друг друга. И благодарю судьбу за то, что Максим нашёл в себе силы сделать правильный выбор.
В конце концов, настоящая любовь — это не только чувства. Это ещё и поступки. И готовность защищать того, кого любишь. Даже от собственной матери.