— Ты же понимаешь, что это временно? Просто пока она новую квартиру не найдёт после развода.
Марина замерла с чашкой чая в руках. Горячий пар поднимался к её лицу, но она не чувствовала тепла. В груди разливался холод, медленно, как ледяная вода. Она смотрела на Павла, своего мужа, который стоял у окна и нервно теребил край занавески. Утренний свет падал ему на лицо, подчёркивая морщинки у глаз — следы их совместных лет, смеха, слёз, жизни. Сейчас эти морщинки казались чужими.
— Твоя мать собирается жить с нами? — её голос был ровным, слишком ровным. Как поверхность озера перед штормом.
Павел отпустил занавеску и повернулся к ней. В его глазах плескалась вина пополам с упрямством — комбинация, которую она научилась распознавать за восемь лет брака. Он уже принял решение. Всё остальное было формальностью.
— Мар, ну что ты так реагируешь? Она же моя мать. Ей некуда идти. Дом при разводе достался отцу, а снимать квартиру в её возрасте...
— В её возрасте? — перебила Марина. — Ей пятьдесят семь, а не восемьдесят семь. Она работает главным бухгалтером в крупной фирме. У неё зарплата больше твоей.
Павел поморщился, как от зубной боли. Упоминание о зарплате было больным местом — Марина зарабатывала больше них обоих, и именно на её деньги они смогли купить эту квартиру в новостройке. Трёхкомнатную, просторную, с панорамными окнами и видом на парк. Их гнездо, их крепость. И теперь ворота этой крепости собирались распахнуть настежь.
— Речь не о деньгах, — пробормотал он. — Ей тяжело одной. Депрессия после развода, понимаешь? Ей нужна поддержка семьи.
Марина поставила чашку на стол. Фарфор звякнул о стекло столешницы — резко, как выстрел. Она поднялась, подошла к мужу вплотную. Он был выше её на голову, но сейчас казалось, что он съёжился, стал меньше.
— Паша, — сказала она тихо. — Посмотри мне в глаза и скажи честно. Это действительно временно? Или твоя мама уже распланировала, как переставит нашу мебель?
Он отвёл взгляд. И в этом жесте был весь ответ.
Зоя Петровна въехала через три дня. Марина специально взяла отгул на работе — хотела встретить свекровь, обозначить границы, договориться о правилах совместного проживания. Наивная. Она всё ещё верила, что это можно решить цивилизованно, как взрослые люди.
Первым в квартиру вошёл Павел, таща огромный чемодан. За ним — его мать. Зоя Петровна была женщиной основательной во всех смыслах. Крупная, с тяжёлой челюстью и цепким взглядом бывшего партийного работника. Её седые волосы были забраны в тугой пучок, а на шее поблёскивала массивная золотая цепь — подарок бывшего мужа на серебряную свадьбу, за два года до развода.
— Здравствуй, Мариночка, — сказала она, окидывая взглядом прихожую. Взгляд был оценивающий, как у риэлтора. — Что-то темновато у вас тут. И зеркало надо бы переместить — по фэн-шую нельзя напротив двери вешать.
Марина улыбнулась. Вежливо, сдержанно.
— Здравствуйте, Зоя Петровна. Нам нравится, как есть. Проходите, покажу вашу комнату.
— Нашу комнату, — поправила свекровь, стягивая туфли. — Теперь это и мой дом тоже.
Маленькая оговорка. Всего одно слово. Но Марина почувствовала, как что-то внутри неё натянулось, как струна. Она повела свекровь по коридору, показала гостевую спальню — самую маленькую комнату в квартире, но светлую, с новой мебелью.
— Тут вам будет удобно, — сказала она. — Шкаф для одежды, комод, письменный стол. Постельное бельё в ящике под кроватью, полотенца...
— Маленькая какая-то, — перебила Зоя Петровна. — И далеко от санузла. А что у вас в той комнате? — она кивнула на дверь напротив.
— Это мой кабинет. Я работаю из дома два дня в неделю.
Свекровь прошла мимо неё и без спроса открыла дверь. Заглянула внутрь, оценивая пространство. Марина стиснула зубы.
— О, тут гораздо просторнее! И диванчик есть. Знаешь что, Мариночка, давай поменяемся. Тебе же всё равно где с ноутбуком сидеть, а мне в моём возрасте простор нужен. И поближе к санузлу — ночью часто встаю.
— Нет, — отрезала Марина. — Это мой рабочий кабинет. Там все мои документы, техника. Извините, но меняться мы не будем.
Зоя Петровна посмотрела на неё долгим взглядом. А потом улыбнулась — широко, показывая золотую коронку на боковом зубе.
— Ну-ну, не кипятись. Просто предложила. Паша! — крикнула она. — Сыночек, занеси мои вещи пока в ту комнатку, что Марина показала. Потом разберёмся.
"Потом разберёмся" — эти слова повисли в воздухе, как угроза.
Первую неделю Марина держалась. Она уходила на работу рано, возвращалась поздно, стараясь минимизировать время, проведённое дома. Но свекровь была везде. Её присутствие заполняло квартиру, как газ заполняет закрытое помещение. Запах её духов — приторных, с нотками пачули — пропитал все комнаты. Её вещи расползались из гостевой спальни, как щупальца осьминога. Тапочки у дивана в гостиной. Очки для чтения на журнальном столике. Вязание в корзинке у телевизора. Лекарства на кухонном столе.
— Зоя Петровна, — сказала как-то Марина, застав свекровь за готовкой. — Мы договаривались, что каждый готовит для себя сам.
Свекровь помешивала что-то в кастрюле. Пахло тушёной капустой — запах, который Марина ненавидела с детства.
— Ай, Мариночка, что за глупости! Семья должна питаться вместе. Вот, приготовила полезный ужин. Никаких твоих полуфабрикатов и заказов из ресторанов. Паше здоровое питание нужно, он последнее время какой-то бледный.
— Мы прекрасно питаемся, спасибо. И Павел в отличной форме.
— В отличной? — Зоя Петровна повернулась к ней. — Милочка, ты когда последний раз на него смотрела? Синяки под глазами, похудел. Это всё от стресса. Работа, дом... — она сделала многозначительную паузу. — Отношения.
Марина сжала кулаки.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего, дорогая, ничего. Просто вижу, что сын несчастлив. Материнское сердце не обманешь. Раньше он хоть улыбался, когда домой приходил. А теперь... — она вздохнула театрально. — Но это не моё дело, конечно. Я только за него переживаю.
В эту секунду в прихожей хлопнула дверь. Пришёл Павел. Марина смотрела, как он заходит на кухню, как его лицо меняется, увидев накрытый стол и мать у плиты.
— Мам! Ты готовишь? Пахнет как в детстве!
И он улыбнулся. Широко, искренне. Так, как давно не улыбался Марине.
Переломный момент наступил в пятницу. Марина вернулась домой раньше обычного — отменилось совещание. Она мечтала о горячей ванне, бокале вина и тишине. Но едва она открыла дверь, как услышала голоса из гостиной. Павел был ещё на работе, значит, к свекрови кто-то пришёл.
Марина прошла по коридору и заглянула в комнату. На диване сидели три женщины примерно возраста Зои Петровны. На столе — чайник, чашки, печенье. И её свадебный фотоальбом.
— ...а это они в Таиланде были, — говорила свекровь, листая страницы. — На годовщину свадьбы. Тогда ещё всё нормально было. А потом Маринка эту свою карьеру начала строить, и пошло-поехало. Дом заброшен, мужу внимания ноль. Я ей говорю: "Милочка, семья важнее денег". А она что? Губу надула и молчит. Гордая слишком.
Одна из женщин цокнула языком.
— Вот молодёжь нынешняя. Им бы только о себе думать.
— И не говори, — подхватила другая. — У моей невестки тоже амбиции. Директором стать хочет. А дети? Внуки? Время-то идёт.
— Паша детей хочет, — вздохнула Зоя Петровна. — А она всё: "Потом, потом". Какое потом? Ей уже тридцать два!
Марина стояла в коридоре, и каждое слово било её, как пощёчина. Её жизнь, её выборы, её семья — всё это было выставлено на обозрение и осуждение чужих людей. Свекровь вскрыла их личное пространство, как консервную банку, и теперь копалась в содержимом грязными руками.
Она вошла в гостиную. Разговор оборвался. Четыре пары глаз уставились на неё — любопытных, оценивающих, осуждающих.
— Добрый день, — сказала Марина ровным голосом. — Зоя Петровна, можно вас на минуту?
Свекровь неторопливо поднялась.
— Девочки, я сейчас. Наливайте ещё чаю. Маринка, это мои подруги из клуба вязания. Решили собраться у меня. У меня дома, — подчеркнула она.
Марина вышла в коридор. Свекровь последовала за ней.
— Верните альбом на место. И попросите ваших гостей уйти.
Зоя Петровна вскинула брови.
— С чего это? Я имею право принимать друзей в собственном доме.
— Это не ваш дом. Вы здесь гость. Временный гость.
— Временный? — свекровь усмехнулась. — Милочка, ты правда думаешь, что я оставлю Пашу с тобой? Ты видишь, что с ним происходит? Он несчастен. Задёрганный, уставший. Всё из-за тебя. Из-за твоих амбиций, твоего эгоизма. Ты думаешь только о работе, о деньгах. А о муже? О семье?
— Не смейте учить меня, как жить!
— А кто научит? Ты же не слушаешь никого! Упрямая, гордая. Думаешь, если квартиру купила, так всё? Можешь мужа под каблук загнать? Не выйдет! Я свого сына в обиду не дам!
Марина смотрела на неё и чувствовала, как внутри поднимается что-то тёмное, горячее. Ярость, которую она сдерживала неделями.
— Выметайтесь отсюда. Вместе со своими подружками. Немедленно.
— Или что? — Зоя Петровна сложила руки на груди. — Побежишь Паше жаловаться? Давай, беги. Посмотрим, что он выберет — жену-карьеристку или мать.
В этот момент хлопнула входная дверь. Павел вернулся с работы. Он увидел их в коридоре — жену и мать, стоящих друг напротив друга, как боксёры на ринге.
— Что происходит? — спросил он устало.
— Твоя жена выгоняет меня, — заявила Зоя Петровна. — И моих подруг. Мы просто чай пили, а она устроила скандал.
— Она обсуждала нашу личную жизнь с чужими людьми! — выпалила Марина. — Показывала наш свадебный альбом и рассказывала, какая я плохая жена!
Павел посмотрел на мать, потом на жену. В его глазах мелькнуло что-то — понимание? Усталость? Но потом лицо закрылось, стало непроницаемым.
— Мам, может, правда лучше в другой раз собраться? — сказал он примирительно. — Марина устала после работы.
— Вот! — торжествующе воскликнула Зоя Петровна. — Видишь, как ты с ней разговариваешь? Как с больной! "Устала после работы"! А я, значит, не устаю? Целый день дома сижу, порядок навожу, готовлю!
— Никто вас не просил! — крикнула Марина.
— Марина, пожалуйста, — Павел поднял руку. — Давай не будем кричать. Мама, правда, попроси подруг...
— Я никуда не пойду! — отрезала свекровь. — И подруги мои тоже! Это мой дом тоже! Ты сам сказал — я тут живу теперь! А она... — она ткнула пальцем в сторону Марины. — Она тебя не любит, Паша! Любящая жена так себя не ведёт! Она тебя использует! Ты для неё просто...
— Хватит! — рявкнула Марина. — Всё, достаточно! Паша, или она уезжает прямо сейчас, или уезжаю я!
Павел побледнел.
— Мар, ты что... Не говори так...
— Я серьёзно. Выбирай. Твоя мать, которая разрушает наш брак, или я.
— Разрушаю? — взвизгнула Зоя Петровна. — Да я его спасаю! От тебя спасаю! Бесплодная эгоистка!
Последнее слово ударило Марину как хлыст. Бесплодная. Свекровь знала. Знала про выкидыш два года назад, про попытки забеременеть, про анализы и врачей. Павел рассказал ей. Поделился самым сокровенным, самым болезненным. Их общей болью.
Марина посмотрела на мужа. Он стоял, опустив голову, и молчал. Не защищал её. Не останавливал мать. Просто молчал.
— Ясно, — сказала она тихо. — Всё ясно.
Она развернулась и пошла в спальню. За спиной слышался торжествующий голос свекрови:
— Вот видишь, сынок? Показала своё истинное лицо! Истеричка! Тебе такая жена нужна?
Марина закрыла дверь спальни и прислонилась к ней спиной. Слёзы жгли глаза, но она не дала им пролиться. Не сейчас. Не здесь. Она достала телефон и набрала номер.
— Алло, Лена? Это я. Можно я к тебе на пару дней? Да, прямо сейчас.
Она начала собирать вещи. Складывала в сумку бельё, джинсы, свитера. Руки не дрожали — странно, она думала, что будут дрожать. В дверь постучали.
— Мар? Марина, открой. Давай поговорим.
Голос Павла. Жалкий, просящий. Она не ответила.
— Мар, ну не дури. Мама перегнула, да. Но ты же знаешь, у неё сложный период. Развод, одиночество. Она не со зла.
Марина застегнула сумку и открыла дверь. Павел стоял в коридоре — помятый, несчастный. За его спиной маячила фигура матери.
— Я уезжаю к Лене. Подумать надо.
— Мар...
— Нет, Паш. Просто... нет. Мне нужно время.
Она прошла мимо него. Мимо свекрови, которая смотрела на неё с плохо скрываемым торжеством. В гостиной всё ещё сидели её подруги — притихшие, напряжённые, жадно впитывающие драму чужой семьи.
У двери Марина обернулась.
— Знаешь, Зоя Петровна, вы правы. Я действительно горжусь своей карьерой. Горжусь тем, что сама купила эту квартиру. Горжусь тем, что могу обеспечить себя. И знаете почему? Потому что это даёт мне свободу. Свободу уйти, когда моё достоинство пытаются растоптать. Свободу не терпеть хамство и манипуляции. Свободу выбирать.
Она посмотрела на Павла.
— А ты, похоже, свой выбор уже сделал. Удачи вам. Вдвоём.
И она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
Две недели Марина прожила у подруги. Лена не задавала вопросов, просто молча наливала вино и включала дурацкие комедии. Павел звонил каждый день. Сначала Марина не брала трубку. Потом начала отвечать. Он просил вернуться, обещал поговорить с матерью, установить границы. Но в его голосе не было уверенности. Только усталость и страх.
На исходе второй недели он приехал к Лене.
— Мы можем поговорить? — спросил он с порога.
Марина вышла с ним во двор. Был тёплый майский вечер. В воздухе пахло цветущей сиренью.
— Она уехала, — сказал Павел без предисловий. — Мама. Сняла квартиру недалеко от своей работы.
Марина молчала.
— Я... я понимаю, что облажался. Должен был сразу пресечь. Но она же мать, понимаешь? Я не мог...
— Не мог что? Защитить жену? Сохранить нашу семью? Быть мужчиной?
Он поморщился.
— Не надо так, Мар. Я и так себя грызу. Просто... вернись домой. Пожалуйста. Мы всё обсудим, решим. Может, к психологу сходим. Я готов работать над собой, над нами.
Марина смотрела на него — на человека, которого когда-то любила. Может, всё ещё любила. Но любовь — это не только чувство. Это выбор. Каждый день выбирать друг друга, защищать друг друга, быть на стороне друг друга. А он не выбрал её. Он выбрал путь наименьшего сопротивления.
— Знаешь, Паш, твоя мама была права в одном. Я действительно изменилась. Стала сильнее, увереннее в себе. И мне нужен рядом такой же сильный человек. А не тот, кто прячется за материнской юбкой.
— Это значит...
— Это значит, что мне нужно ещё подумать. Но не обещаю, что вернусь. По крайней мере, не к прежней жизни. Если мы и будем вместе, то всё должно быть по-другому. Кардинально по-другому.
Павел кивнул. В его глазах была боль, но и что-то похожее на облегчение. Может, он тоже устал притворяться, что всё в порядке.
— Я буду ждать, — сказал он. — Столько, сколько нужно.
Марина не ответила. Она смотрела, как он идёт к машине — сутулый, постаревший за эти две недели. Может, у них ещё есть шанс. А может, и нет. Время покажет.
А пока она вернулась в квартиру к Лене, налила себе чаю и открыла ноутбук. У неё была работа, друзья, планы на будущее. У неё была свобода выбора. И это было главное.
За окном цвела сирень, и жизнь продолжалась.