Кристина сидела на краю знакомого с детства дивана, пальцы бессознательно сжимали край подушки.
Она пришла к матери, чтобы рассказать о разводе. Девушка готовилась к непониманию, к слезам и даже к упрекам.
С Глебом они прожили пять лет. В последние два года ругались чуть ли не каждый день.
Точкой кипения стал момент, когда мужчина поднял на Кристину руку. Тогда-то она и решила, что хватит терпеть.
Девушка подала на развод на следующий день после инцидента, а через еще сутки отправилась к матери.
Глеб решение жены принял со спокойным выражением лица. Казалось, он и сам был готов подать на развод.
Анастасия Ивановна стояла у окна, спиной к дочери, ее плечи были неестественно прямыми.
Тишину в комнате прервало только тиканье старых настенных часов, отсчитывающих секунды.
- Мам, - голос Кристины дрогнул, несмотря на все усилия сохранить твердость. - Я приняла решение. Мы с Глебом разводимся. Заявление уже подано.
Плечи Анастасии Ивановны вздрогнули. Медленно, как будто преодолевая огромное сопротивление, она повернулась.
Ее лицо, обычно выражавшее строгую заботу, сейчас было искажено холодной яростью и неподдельным ужасом.
- Что? - ее голос был низким и хриплым. - Повтори еще раз, что ты только что сказала?
- Мы разводимся, мама. Это неизбежно. Мы… - Кристина попыталась найти слова, которые помогли бы смягчить удар. - Мы стали друг для друга чужими. Это мучительно для обоих. К тому же, Егор меня ударил. Так будет лучше для всех...
- Лучше? - Анастасия Ивановна сделала шаг вперед. Ее глаза сверкали. - Лучше?! Кристина, ты понимаешь, что ты наделала? Ты разрушаешь семью! Свою собственную семью! Развод? Это же позор! Настоящий позор! Твой отец пил безбожно, и я ничего... терпела же...
- У нас нет детей. Помнится, ты ради нас с Юлей только терпела, - напомнила ей Кристина.
Кристина почувствовала, как ледяная волна прокатилась по всему ее телу: от макушки до пят. Слово "позор", сказанное матерью, повисло в воздухе.
- Мама, это не позор, попыталась возразить сдавленным голосом девушка. - Это… необходимость. Мы не можем больше так жить. Постоянные ссоры, недоверие, холод… Глеб…
- Глеб? - Анастасия Ивановна перебила ее с презрительным фырканьем. - Ах, Глеб! Конечно, он виноват? Ты всегда была упрямой, Кристина! Никогда не слушалась, всегда знала лучше! Наверняка ты сама довела его до рукоприкладства! Ты просто не смогла быть хорошей женой! Не смогла сохранить то, что дано Богом!
Кристина встала. Ей неожиданно стало душно. Боль от этих слов была острее, чем все ссоры с Глебом.
– Мама, это несправедливо. Ты не знаешь всех деталей. Это было решение двух людей, но даже если бы оно было только моим… Я имею право на счастье или хотя бы на спокойствие.
– Счастье? Спокойствие? – Анастасия Ивановна заломила руки. – А о семье ты подумала? О нашей семье? Что скажут люди? Соседи? Родственники? Моя дочь – разведенка! – голос ее сорвался на крик. – Ты позор семьи, Кристина! Настоящий позор! Как я буду людям в глаза смотреть? Как я тебя воспитывала? Для чего?
Слово "позор" на этот раз прозвучало снова громче и отчетливее. Оно ударило Кристину в самое сердце.
Не разочарование, не печаль – именно "позор" от родного человека. В самый трудный момент ее жизни.
Кристина замерла. Боль, обида и усталость смешались. Она посмотрела на мать – на ее перекошенное гневом и страхом лицо, на дрожащие руки.
И вдруг поняла, что объяснять женщине что-то бесполезно. Стена предрассудков, страха перед общественным мнением и искаженных представлений о долге была просто непробиваема.
- Я пришла к тебе за поддержкой, мама, - тихо произнесла Кристина.
Голос, к ее собственному удивлению, больше не дрожал. В нем появилась твердая нота.
- В один из самых тяжелых моментов моей жизни. Я надеялась найти здесь… ну если не понимание, то хотя бы молчаливое принятие. Но вместо этого я услышала, что я – позор. По твоему мнению, я должна терпеть все?! Нет уж, если ты терпела мужа-алкаша, то я даже подобного терпеть не стану...
Анастасия Ивановна хотела что-то сказать в ответ, но Кристина подняла кверху руку.
– Нет. Я больше не хочу это слышать. Твои слова… они ужасно ранят. И они не имеют никакого отношения к правде. Мое решение о разводе – это мое решение. Оно касается меня и моей жизни. Ты можешь его не одобрять, но ты не имеешь никакого права меня оскорблять и называть позором.
Кристина схватила со стула свою сумку. Рука все еще дрожала, но она крепче сжала ручку.
– Я ухожу и не знаю, когда снова смогу прийти и смогу ли вообще. Мне нужно время пережить развод и время… пережить то, что только что услышала от собственной матери. Прощай, мама! - она повернулась и уверенными шагами направилась к выходу.
– Кристина! Ты куда?! Вернись! Мы же должны… – закричала ей вслед Анастасия Ивановна, но ее голос дрожал уже не только от гнева, но и от внезапно нахлынувшей паники. – Я же для твоего блага стараюсь, чтобы ты не дай Бог не наделала ошибок! Потом очень тяжело найти нормального мужика. А Глеб ведь в приличной компании работает... подумай ты...
Однако Кристина не обернулась. Захлопнув за собой дверь, она ушла. Анастасия Ивановна осталась стоять посреди опустевшей гостиной.
Она была в панике не за, как повернется жизнь у дочери после развода, а за то, что скажут соседки в подъезде, тетя Зина из бухгалтерии, подруги по садоводству.
"Разведенка... Дочь Анастасии Ивановны... Не удержала мужа... Наверняка сама виновата..." - от этих мыслей женщина поморщилась.
Ее взгляд упал на семейную фотографию в резной рамке: она, покойный муж маленькие Кристина и Юля.
"Терпела... ради них терпела... А она? Не смогла даже без детей..." – эта мысль, как шило, кольнула в самое сердце.
- Все мужики бывают горячими... Наверняка она спровоцировала... - проворчала женщина и потянулась к телефону.
- Алло? - голос Кристины был ледяным и безжизненным.
- Кристина! Слушай, ты погорячилась! - начала Анастасия Ивановна, стараясь вложить в голос и материнскую нежность, и властность. - Уходишь так - это не дело! Вернись, поговорим по-хорошему. Мама же волнуется!
- Я уже все сказала, мама. Мне нечего добавить...
– Но подумай! – голос Анастасии Ивановны сорвался. – Развод! Это же клеймо на всю жизнь! Глеб... Глеб ведь хороший человек, с работой! В приличной компании! Ну, погорячился... все мы не без греха! Может, он уже жалеет? Может, он тебя любит? Ты же не дала ему шанса извиниться!
Молчание на другом конце провода было красноречивее любых слов.
– Кристинка, родная, – Анастасия Ивановна сменила тактику, голос стал плаксивым. – Не губи свою жизнь и подумай о будущем! Одинокой женщине так тяжело... А найти нового, да еще нормального... Да где же их сейчас, нормальных-то найдешь? Глеб – известный человек, обеспеченный! Ты пожалеешь, доченька, ой как пожалеешь! Вернись к нему! Поговори! Прости! Семью надо беречь!
– Беречь? – в голосе Кристины впервые прозвучала горькая ирония. – Беречь то, где муж поднимает на жену руку? Где каждый день – ссора и унижение? Это ты называешь семьей? Нет, мама. Я уже пожалела... Пожалела о том, что столько лет терпела и пожалела, что пришла к тебе сегодня. Больше я ничего беречь не буду, кроме себя.
– Но я же... я же могу поговорить с Глебом! – выпалила Анастасия Ивановна в отчаянии, хватаясь за последнюю соломинку. – Устрою вам встречу!, объясню ему, что ты одумалась! Скажу, что это была женская истерика! Он же мужчина, он поймет! Он возьмет тебя обратно!
На мгновение в трубке повисла тишина. Потом Кристина с надрывом произнесла:
– Ты хочешь за меня извиниться перед ним? Перед тем, кто ударил твою дочь? И назвать это моей истерикой? Мама... Ты перешла все границы. Больше не звони. Не пиши. Не ищи. Прощай.
В тот день Кристина потеряла не только мужа, но и мать, которая встала на сторону зятя.