Олег смотрел на дорогущую иномарку, бесшумно припарковавшуюся у их старенькой калитки, и не мог понять, что чувствует. То ли злость, то ли растерянность. Пятнадцать лет тишины. Пятнадцать лет он был для своего сына Кирилла и папой, и мамой, и всем миром. А теперь этот мир приехал нагло блестеть лакированным боком у самого их порога.
Дверца открылась, и на землю ступила нога в остроносой туфельке на тончайшей шпильке. Потом вторая. А следом показалась и она сама - Лена. Его бывшая жена. Она совсем не изменилась, только стала… глянцевой. Как обложка модного журнала. Идеальная укладка, дорогой костюм, в руках - маленькая сумочка, которая, наверное, стоила как половина их домика. Она огляделась с легкой брезгливостью, будто попала в музей забытых вещей.
- Привет, Олежек, - голос у нее был такой же, звонкий, только теперь в нем появились какие-то новые, непонятные ему интонации. - А вот и я. Не ждал, поди?
Он молчал. Что тут скажешь? Пятнадцать лет. Целая жизнь.
Вокзал для двоих
Он прекрасно помнил тот день. Вокзал их маленького городка, плачущий годовалый Кирюшка у него на руках, и Лена, его Леночка, с одним чемоданом и горящими глазами.
- Олеж, ну ты пойми, я не могу тут! - говорила она, торопливо поправляя платок. - Я задыхаюсь! В этой дыре нет будущего ни для меня, ни для него!
Она кивнула на сопящего в его куртке сыночка.
- Я поеду в Москву, пробьюсь! Я сильная, я смогу! Устроюсь, встану на ноги и заберу вас. Мы будем жить как люди, а не прозябать тут в этой дыре.
Он тогда верил ей. Верил и не понимал, как можно оставить вот это маленькое, родное существо, которое цепляется за тебя крохотными пальчиками.
- Лен, как же он без тебя? Он же совсем кроха…
- А ты на что? - она посмотрела на него почти с упреком. - Ты отец. Побудешь с ним немного, я быстро. Годик-два, не больше. Зато потом…
Она поцеловала его быстро, в щеку, мазнула губами по макушке сына и, не оглядываясь, заскочила в вагон. Поезд тронулся. А Олег так и остался стоять на перроне с кульком на руках, который вдруг отчаянно заплакал, будто понял, что его только что предали.
*****
Первый год был самым тяжелым. Бессонные ночи, кашки, пеленки, вечные страхи - а вдруг заболел, а вдруг что-то не так. Хорошо, хоть мама помогала.
Лена звонила. Сначала часто, потом все реже. Рассказывала, как устроилась сперва продавцом, потом администратором, потом… Он уже не вникал. Все ее разговоры были о работе, о новых знакомых, о больших возможностях. Про сына она спрашивала в самом конце, торопливо: "Ну как он там? Не болеет? Ну ладно, мне бежать надо".
Денег она не присылала. Ни копейки. Сначала говорила, что самой не хватает, потом просто перестала эту тему поднимать. Олег и не просил. Он крутился как мог: днем работал на местном заводике слесарем, по вечерам "калымил" - чинил соседям сантехнику, электрику, все, что подвернется. Его мама, Валентина Петровна, качала головой, глядя на внука:
- Кукушка, а не мать. Оставила дитё и упорхнула. Не будет от нее толку, Олег. Забудь. Растим парня сами.
Прошел год, потом второй. Звонки прекратились совсем. Потом пришло по почте уведомление о разводе. Сухое, официальное. Олег подписал все бумаги, не споря. Что-то внутри него тогда окончательно оборвалось. Та Леночка, которую он любил, умерла где-то на перроне того самого вокзала. А новая, московская, была ему чужой.
Наша маленькая жизнь
Они с Кириллом жили дружно. Олег оказался прекрасным отцом. Они вместе ходили на рыбалку, вместе копались в стареньком мопеде, который Олег купил сыну на десятилетие. Кирилл рос умным, спокойным мальчишкой. Он никогда не спрашивал про маму. Бабушка однажды попыталась ему что-то объяснить, но мальчик только пожал плечами:
- А зачем она мне? У меня папа есть.
Для Олега эти слова были дороже всех сокровищ мира. Он смотрел на своего рослого, серьезного не по годам сына и понимал, что все сделал правильно. Да, у них не было больших денег. Да, они не ездили по заграницам. Но у них было главное - семья. Настоящая, крепкая.
И вот теперь она стояла здесь. Успешная, уверенная в себе. Чужая и наглая.
- Мама? - Кирилл вышел на крыльцо, вытирая руки о штаны. Он только что помогал отцу в гараже.
Лена просияла. Такой улыбки Олег не видел у нее никогда - отработанной, белозубой, как в рекламе.
- Сынок! Кирюша! Боже, какой ты большой! Иди ко мне, дай я тебя обниму!
Она шагнула к нему, раскинув руки, но Кирилл инстинктивно сделал полшага назад, к отцу. Неловкая пауза повисла в воздухе.
- Здравствуйте, - вежливо, но очень холодно произнес он.
Улыбка Лены на мгновение дрогнула, но она тут же взяла себя в руки.
- Ну что же ты, сынок? Я же твоя мама. Я приехала. Я хочу все исправить.
Она повернулась к Олегу, и в ее голосе уже не было прежней сладости.
- Я приехала забрать то, что принадлежит мне по праву. Я приехала за сыном.
Олег почувствовал, как рука Кирилла сзади крепко сжала его футболку. Он положил свою ладонь поверх ладони сына.
- Ты опоздала, Лена. Лет на пятнадцать. У него есть дом. И у него есть отец.
Лена рассмеялась. Коротко, отрывисто.
- Дом? Вот эта развалюха? Олег, не смеши меня. И что ты можешь ему дать? Будущее слесаря на вашем ржавом заводе? Я дам ему все! Лучшие школы, университет в Европе, мир будет у его ног! Кирилл, - она снова посмотрела на сына, и ее взгляд стал мягким, уговаривающим. - Сыночек, я понимаю, тебе сейчас странно. Но я все эти годы работала ради тебя. Чтобы у тебя было то, чего не было у нас. Поедем со мной в Москву. Я покажу тебе другую жизнь. Настоящую. Такую, какую твой отец тебе показать точно не сможет.
Она говорила, а Олег смотрел на сына. И в его глазах он видел растерянность. Не от соблазна. А от чудовищной нелепости происходящего. Женщина, которую он видел впервые в жизни, называла его "сыночек" и предлагала променять всю его жизнь на блестящую обертку.
Атака
На следующий день иномарка Лены снова стояла у их калитки. На этот раз она была не одна. Из "Газели" выскочил хмурый парень в униформе какой-то службы доставки и начал выгружать на землю коробки. Большие, маленькие, яркие, брендовые.
- Это еще что за цирк? - пробормотал Олег, выходя на крыльцо.
- Это не цирк, Олег. Это подарки, - Лена вышла из машины, смерив его высокомерным взглядом. - Подарки моему сыну. Я хочу наверстать упущенное.
Кирилл, привлеченный шумом, тоже появился на пороге. Его глаза округлились.
- Кирюша, сынок, это все тебе! - проворковала Лена, взмахнув рукой в сторону горы коробок. - Тут и новый компьютер, самый мощный, и приставка игровая, о какой ты, наверное, и не мечтал. И одежда! От лучших дизайнеров, не то что эта… - она неопределенно кивнула на его простую футболку.
Парень-курьер, закончив выгрузку, молча протянул планшет для подписи. Лена расписалась и сунула ему в карман несколько крупных купюр. Тот благодарно кивнул и быстро уехал, будто боясь стать свидетелем чего-то неловкого. А неловкость уже висела в воздухе, густая и неприятная.
Цена любви
Кирилл стоял как вкопанный. Конечно, как любой шестнадцатилетний парень, он был ошарашен. Но в его взгляде не было той детской радости, на которую, видимо, рассчитывала Лена. Была растерянность и какой-то стыд. Он покосился на отца.
Олег молчал, сжав челюсти. Он чувствовал себя униженным. Эта женщина приехала и швырнула им в лицо свою богатую жизнь, пытаясь показать, какой он нищий и жалкий. Что он не может купить сыну последнюю модель телефона или модные кроссовки.
- Ну же, сынок, разбирай! - подталкивала Лена. - Посмотри, какой смартфон! Ты теперь сможешь общаться со всем миром!
Она извлекла из одной из коробок тонкий, блестящий аппарат и протянула Кириллу. Он нерешительно взял его. Телефон был легким, холодным и совершенно чужим.
- Спасибо, - тихо произнес он, не глядя ей в глаза.
- "Спасибо"? И это все? - Лена была разочарована. - Я думала, ты обрадуешься.
- Он обрадовался, - глухо сказал Олег. - Просто он у меня парень не избалованный. Мы привыкли ценить другое.
- Другое? - Лена ядовито усмехнулась. - Что другое? Дырявые штаны и перспективы работать за три копейки? Я хочу дать ему старт в жизни! А ты тянешь его за собой, в это болото!
Это было уже прямое объявление войны. Олег шагнул вперед.
- Не смей так говорить. Я его вырастил. Я был с ним рядом, когда он болел, когда у него резались зубки, когда он шел в первый класс. А где была ты? Где ты была, Лена? Покупала себе очередную сумочку в Москве?
- Я работала! - взвизгнула она. - Я пахала как проклятая, чтобы выбиться в люди! Ради него!
- Не ври хоть сейчас, - устало сказал Олег. - Ты это делала ради себя. И никогда о нем не вспоминала.
Вечером в доме царила гнетущая тишина. Коробки так и стояли в коридоре неразобранными. Кирилл заперся у себя в комнате. Олег сидел на кухне, обхватив голову руками. Он понимал, что это только начало. Лена не отступит. Она будет давить, искушать, ломать. И самым страшным было то, что он не знал, выдержит ли его мальчик. Ведь соблазн был так велик.
Разговоры по душам и за спиной
На следующий день Лена подкараулила Кирилла после школы. Она подъехала прямо к воротам, опустила стекло своей блестящей машины.
- Сынок, садись, подвезу.
Кирилл колебался. Одноклассники смотрели с завистью. Он нехотя сел на переднее сиденье, пахнущее дорогой кожей и духами.
- Нам надо поговорить, - начала она мягко, трогаясь с места. - Без отца. Он хороший человек, наверное. Простой. Но он не понимает современных реалий. Он никогда не сможет дать тебе того, что могу дать я.
Она говорила долго. Про учебу в Англии, про собственную квартиру в Москве, которую она ему купит на восемнадцатилетие, про путешествия. Ее слова были как сладкий сироп, обволакивающий и липкий.
- Твой отец просто боится, - говорила она. - Боится, что ты увидишь другую жизнь и поймешь, в какой клетке он тебя держал все эти годы. Он держится за тебя, потому что ты - единственное, что у него есть. Это эгоизм, сынок. А я хочу, чтобы ты был свободным и успешным.
Кирилл слушал и молчал. Что-то в ее словах казалось логичным, но сердце этому не верило. Он вспоминал, как отец сидел с ним ночами над учебниками по математике, которую он никак не мог понять. Как они вместе чинили старый мопед, и отец, перепачканный в мазуте, смеялся счастливее любого бизнесмена. Разве это была клетка?
Когда он вернулся домой, он был молчаливее обычного. Олег не выдержал.
- Говорила с тобой?
- Да, - Кирилл поднял на него глаза. В них была мука. - Пап… она говорит, что ты…
- Что я неудачник и держу тебя здесь силой? - горько закончил Олег. Сын кивнул. - А ты как думаешь?
Кирилл подошел и впервые за долгое время по-детски обнял отца. Крепко-крепко.
- Я думаю, что она чужая. А ты - мой папа. И точка. А подарки… если хочешь, я ей все верну.
У Олега камень с души свалился. Он обнял своего рослого сына, похлопал по спине.
- Не надо ничего возвращать. Это просто вещи. Главное, что у тебя в голове и вот здесь, - он ткнул пальцем ему в грудь. - А с остальным мы разберемся.
Последний довод
Лена поняла, что план "прямого подкупа" провалился. Сын оказался крепким орешком, воспитанным в каких-то дремучих понятиях о долге и любви, которые в ее московском мире давно заменил банковский счет. И тогда она решила действовать по-другому. Более жестко и официально.
Через неделю, в субботу утром, когда Олег и Кирилл собирались на рыбалку, в калитку постучали. На пороге стоял неразговорчивый курьер в строгом костюме и протянул Олегу плотный конверт.
- Распишитесь в получении.
Олег машинально расписался. Вскрыл конверт. Внутри был официальный бланк. Холодные, казенные слова складывались в чудовищную картину.
Исковое заявление.
Его бывшая жена, Елена Викторовна Романова, подавала в суд на определение места жительства несовершеннолетнего сына Кирилла Олеговича Романова с матерью.
В заявлении перечислялись ее достоинства: стабильный высокий доход, собственная жилплощадь в столице, возможность обеспечить ребенку лучшее образование и медицинское обслуживание. А про него, Олега, было написано сухо и уничижительно: "Отец ребенка имеет нестабильный заработок, проживает в ветхом доме, не имеющем современных удобств, что негативно сказывается на развитии подростка. Дальнейшее проживание с отцом может нанести непоправимый вред будущему ребенка".
Она приложила справки о своих доходах, фотографии своей роскошной квартиры, рекомендательные письма от каких-то важных людей. Она превратила их жизнь, их любовь, их пятнадцать лет в судебное дело. В соревнование кошельков.
Олег стоял с этой бумагой в руках, и земля уходила у него из-под ног. Он был готов ко многому. К скандалам, к уговорам, к шантажу. Но к этому - нет. Она решила просто отнять у него сына по закону. Потому что у нее больше денег.
- Пап, что там? - спросил Кирилл, увидев его побелевшее лицо.
Олег не мог вымолвить ни слова. Он просто протянул сыну эту бумагу. Война перешла на новый уровень. И поле битвы теперь называлось - суд.
Суд
Адвокат его величества Случая
Подготовка к суду была пыткой. Олег перебирал свои скромные бумаги и чувствовал, как стены сжимаются. Его сбережений едва хватало на жизнь, о хорошем адвокате не было и речи. Баба Маша, их соседка, видя его отчаяние, однажды вечером постучала в дверь.
- Олежка, ты чего раскис? Есть у нас в городе один человек. Старый, вредный, но говорят, голова - дом советов. Либерман его фамилия. Аркадий Моисеевич. Иди к нему. Денег много не возьмет, если увидит, что дело правое. Он таких, как твоя бывшая, насквозь видит.
Офис Либермана находился в старом доме в центре города. Пыльная табличка "Либерман А.М. Адвокатская контора" висела криво. Внутри пахло старыми книгами и крепким чаем. Сам Аркадий Моисеевич оказался невысоким, сухоньким стариком в потертом жилете, с копной седых волос и невероятно живыми, все понимающими глазами за толстыми линзами очков.
Он молча выслушал сбивчивый рассказ Олега, просмотрел копию иска. Потом снял очки, протер их большим носовым платком и посмотрел на Олега в упор.
- Так-так-так... значит, прилетела птичка из столицы и решила, что её птенчик - это модный аксессуар к новой жизни? Знакомая песня, молодой человек. Я под нее уже лет сорок засыпаю. И знаете что? В этой песне всегда один и тот же фальшивый мотив.
Либерман постучал костлявым пальцем по бумагам Лены.
- Когда человек так яростно машет справками о доходах, то он явно пытается скрыть дыру в другом месте. В совести. Хорошо, я возьмусь за ваше дело, и не возьму с вас ни копейки.
Он сделал паузу, видя немой вопрос в глазах Олега.
- Да.. да, молодой человек. И не смотрите на меня так. Иногда защищать порядочного человека — это единственная роскошь, которую может себе позволить старый адвокат. А теперь идите домой к сыну. И ничего не бойтесь. Самые громкие барабаны — внутри всегда пустые.
Поле битвы
В зале суда Олег с Либерманом казались белыми воронами на фоне лощеной команды Лены. Ее молодой адвокат говорил гладко и напористо, жонглируя статьями и цифрами. Он рисовал картину убогой провинциальной жизни Олега и сияющих перспектив, которые открывает перед Кириллом его богатая и успешная мать.
Когда пришел черед Либермана, он поднялся неторопливо, будто разминая старые кости.
- Ваша честь, уважаемые, - начал он тихим, но удивительно ясным голосом, который заполнил весь зал. - Мы тут выслушали прекрасную оду о материальных благах. О школах в Европе и квартирах в Москве. Все это чудесно. Но мы почему-то говорим о мальчике так, будто он - новый автомобиль, который нужно перегнать в более престижный гараж.
Он повернулся к Лене, и его глаза за толстыми линзами очков остро блеснули.
- Елена Викторовна, вы утверждаете, что все эти годы страдали в разлуке с сыном. Скажите, а ваш новый супруг, весьма уважаемый в Германии бизнесмен, господин Вольфганг Хоффман, тоже страдал вместе с вами? Все пятнадцать лет?
Лена явно не ожидала такого вопроса.
- Мой муж… он полностью меня поддерживает. Он готов принять Кирилла как родного.
- Охотно верю, - мягко улыбнулся Либерман. - Особенно если учесть, что компания вашего супруга как раз сейчас готовит документы для бизнес-эмиграции в Канаду. А наличие на иждивении несовершеннолетнего ребенка, как известно, - это большой плюс в глазах миграционной службы. И серьезные налоговые льготы. Или это простое совпадение?
По залу пронесся шепоток. Адвокат Лены вскочил:
- Протестую, Ваша честь! Защита занимается домыслами, не имеющими отношения к делу!
- Самое прямое, Ваша честь, - невозмутимо парировал Либерман. Он шагнул вперед и положил несколько листов перед судебным секретарем. - Прошу приобщить к материалам дела распечатку с официального портала Торговой палаты Торонто. Здесь черным по белому указано, что компания господина Хоффмана проходит процедуру бизнес-эмиграции. Информация в открытом доступе.
Судья бегло просмотрела документы, и ее лицо стало еще строже. Она подняла глаза на адвоката Лены.
- Возражения отклоняются. Документ приобщен к делу. Продолжайте, защитник.
- Так что же это, Елена Викторовна? Внезапно проснувшаяся материнская любовь или хорошо продуманный бизнес-проект по переезду в Новый Свет?
Лицо Лены стало каменным.
- Вы не имеете права…
- Я имею право задавать вопросы, - голос Либермана стал жестче. - Например, почему вы вспомнили о сыне именно сейчас, когда вашему новому мужу понадобился "готовый" наследник, чтобы произвести впечатление на совет директоров, и удобный "довесок" для эмиграции? А может, есть и третья причина? Может, вы просто не смогли пережить, что ваш бывший муж, которого вы списали со счетов как "неудачника", не спился, не пропал, а вырастил прекрасного парня? И их тихое счастье в этой "провинциальной дыре" - как кость в вашем горле? И нужно было приехать и все разрушить, чтобы доказать самой себе, что вы победительница?
Либерман замолчал. И в этой тишине обвинение звучало громче любого крика. Маска успешной и любящей матери дала трещину.
Слово сына
Судья долго смотрела на Лену, а потом перевела взгляд на Кирилла.
- Кирилл Олегович, суд хочет услышать вас.
Кирилл встал. После речи Либермана все встало на свои места. Обида и растерянность сменились холодным пониманием.
- Ваша честь, - сказал он твердо. - Я, кажется, все понял. Я не хочу быть ничьим билетом в Канаду и не хочу быть поводом для налоговых льгот. Я не вещь.
Он повернулся к Лене, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами.
- Вы даже не представляете, как мне было бы приятно, если бы вы приехали просто так. Без подарков, без обещаний. Просто чтобы сказать: "Привет, сынок, я твоя мама, я была неправа". Я бы, наверное, вас простил. Но вы приехали, чтобы меня использовать. Вы даже не спросили, чего хочу я. Вы просто решили, что меня можно купить.
Он перевел дыхание и посмотрел на отца, на глаза которого навернулись слезы.
- Мой папа не купит мне квартиру в Москве. Но он научил меня чинить мопед, ловить рыбу и отличать правду от лжи. И сегодня я понял, что это самый главный урок. Я остаюсь с отцом. Он - моя единственная настоящая семья.
Он сел. Это был конец. Судья удалилась на совещание, но всем в зале уже было ясно, каким будет решение.
Тишина после бури
Когда судья зачитала вердикт - "В иске отказать", - Лена не шелохнулась. Она просто сидела несколько секунд, глядя в пустоту, а потом резко встала и, не взглянув ни на кого, быстрыми шагами вышла из зала.
Буря утихла. Олег и Кирилл вышли на крыльцо суда. Весеннее солнце светило так ярко, что пришлось зажмуриться. Либерман подошел, похлопал Олега по плечу.
- Вот и все, молодой человек. Справедливость - дама капризная, но иногда она все же приходит в зал суда.
- Аркадий Моисеевич, я… я не знаю, как вас благодарить, - пробормотал Олег, сжимая руку адвоката.
- Лучшая благодарность - это когда твой сын жмет тебе руку не потому, что так надо, а потому, что так хочет, - усмехнулся Либерман. - Идите домой. Мне кажется, вам есть о чем поговорить.
Вечером они сидели на своем старом крылечке. Воздух был чистым и свежим. Пахло жареной картошкой. Коробки с Лениными подарками так и стояли нетронутыми в коридоре, но теперь они казались просто грудой ненужного картона. Кирилл молча чистил отцовские удочки.
- Пап, - сказал он вдруг, не поднимая головы. - А мы на рыбалку завтра пойдем?
- Пойдем, сынок. Обязательно пойдем, - ответил Олег, и голос его немного дрогнул.
Как вам кажется, что страшнее - открытая агрессия или вот такая, прикрытая заботой и деньгами, попытка использовать близкого человека? Поделитесь своим мнением в комментариях.
Если история зацепила, не поскупитесь на "👍". И подписывайтесь на канал - здесь говорят о настоящем. Ваша поддержка очень важна!