Мне казалось, что хуже уже не будет. Серёжа потерял работу в декабре, я одна тащила семью на своей зарплате бухгалтера, дочка готовилась к выпускным экзаменам. И тут звонок от свекрови.
— Танечка, дорогая, нам тут в квартире трубы прорвало, — голос Нины Петровны звучал особенно жалобно. — Затопили соседей снизу, ремонт на месяц минимум. Мы с Василием Ивановичем думали... может, к вам перебраться временно?
Я посмотрела на наши пятьдесят квадратных метров, где и без того едва помещались вчетвером, и поняла — отказать не смогу. Серёжа уже кивал, дескать, родители — святое дело.
— Конечно, приезжайте, — выдавила я из себя.
— Ты что, с ума сошла? — зашипела моя сестра Оля, когда я позвонила ей поделиться новостью. — У тебя же однушка с проходной комнатой! Куда вы всех разместите?
— Родители будут в зале спать, мы с Серёжей в спальне, Маша на кухне на раскладушке, — бормотала я, пытаясь убедить саму себя. — На месяц можно потерпеть.
— Таня, ты помнишь, как твоя свекровь на свадьбе говорила, что ты Серёжке не пара? И как она постоянно намекает, что ты плохо готовишь?
Помнила. Ещё как помнила. Но что делать? Муж безработный, настроение у него и так на нуле, а тут ещё родители остались без крыши над головой.
Приехали они на следующий день с двумя огромными чемоданами и коробкой каких-то лекарств. Нина Петровна сразу оценивающе оглядела квартиру:
— Ох, Танечка, у вас тут пыльно как-то. И запах... чем это пахнет?
— Борщом, — буркнула я. — Варила на ужин.
— А, ну да. У меня борщ по-другому получается. Сергей, помнишь, как я тебе в детстве готовила? С настоящей сметаной, не с этой магазинной.
Василий Иванович молча кивнул и прошёл в зал, включил телевизор на полную громкость. Новости. Потом ток-шоу. Потом футбол.
— Пап, может, потише? — попросила Маша, пытаясь делать домашнее задание на кухне.
— Что потише? Я плохо слышу, внучка. В моём возрасте уже не до шёпота.
Серёжа промолчал. Я тоже. А зря.
К концу первой недели я поняла, что схожу с ума. Нина Петровна вставала в шесть утра и начинала греметь кастрюлями, готовя завтрак. Не тот, который нравился нам, а тот, который считала правильным она.
— Сергей не ел никогда эти ваши хлопья, — объявила она, выставляя на стол овсяную кашу. — Я ему всегда варила кашу на молоке. С маслом. Вот это еда, а не химия всякая.
— Мам, да всё нормально, — пытался урезонить жену Серёжа, но я видела, что каша ему действительно нравится больше.
— А что это у вас порошок такой? — свекровь покрутила в руках пачку стирального порошка. — Я всегда хозяйственным мылом стираю. Оно и отстирывает лучше, и вреда никакого.
Через день вся квартира пропахла этим мылом. Василий Иванович занял ванную комнату своими процедурами — оказалось, у него целый ритуал утренних и вечерних растираний, плюс какие-то ингаляции три раза в день.
— А можно мне быстро душ принять? — спрашивала я, стоя под дверью в семь вечера.
— Вась там дышит, не мешай человеку лечиться, — отвечала Нина Петровна.
Я шла мыться в половине десятого, когда у меня уже не было сил ни на что.
— Танька, ты что-то нервная стала, — заметил Серёжа как-то вечером, когда мы наконец остались одни в спальне.
— Как я могу не быть нервной? Твоя мать переставила всё в холодильнике, выбросила мой крем, который я полгода покупала, потому что он, оказывается, вредный. А твой отец...
— Что отец?
— Он курит на балконе и окурки бросает к соседям вниз! Тётя Зина уже приходила ругаться!
— Ну и что? Мужик привык курить, не заставлять же его бросать в семьдесят лет.
Я посмотрела на мужа и поняла, что он меня просто не слышит. Для него важно было, что родители рядом, что они довольны, что всё как в детстве. А то, что я превращаюсь в обслуживающий персонал — это мелочи.
— Мама, а почему бабушка говорит, что ты готовишь невкусно? — спросила как-то Маша.
Я готовила ужин, а Нина Петровна сидела за столом и давала советы. Как солить, как резать, как жарить. У меня руки тряслись от злости.
— Машенька, я не говорила, что мама готовит невкусно, — сладким голосом произнесла свекровь. — Просто у каждой хозяйки свой подход. Я вот всю жизнь по-другому делаю.
— А как? — заинтересовалась дочка.
И началось. Полуторачасовая лекция о том, как правильно вести хозяйство, воспитывать детей и быть женой. Маша слушала с открытым ртом, а я чувствовала, как внутри всё закипает.
— Женщина должна быть мягкой, уступчивой, — вещала Нина Петровна. — Не спорить с мужем, не качать права. Вот я с Василием Ивановичем сорок пять лет прожила, ни разу голос не повысила.
— А почему мама иногда на папу сердится? — невинно поинтересовалась Маша.
— Потому что не научилась ещё правильно семьёй управлять.
Я выключила плиту и вышла на лестничную площадку. Минут десять стояла, глотала слёзы и пыталась взять себя в руки. Когда вернулась, Нина Петровна как ни в чём не бывало накладывала всем ужин.
— А ты что не ешь, Танечка? Обиделась, что ли?
Серёжа посмотрел на меня с укором. Мол, что за детский сад.
— Не обиделась, — сказала я как можно спокойнее. — Просто устала.
— Ну да, работа тяжёлая. А дома ещё семья. Это же не то что раньше было, когда женщины только по хозяйству хлопотали. Хотя и тогда было непросто.
Я понимала, что она сейчас расскажет, как тяжело ей жилось, как она одна поднимала Серёжу, как вкалывала не покладая рук. И как современные женщины избалованы.
— Слушайте, а когда у вас ремонт закончится? — не выдержала я.
Повисла тишина. Василий Иванович перестал жевать. Серёжа уставился на меня, как на предательницу.
— Да вроде не скоро, — неопределённо ответила свекровь. — Там такие повреждения серьёзные. Может, месяца два ещё.
Два месяца. Два месяца этого ада.
— Мам, может, вы в гостиницу на время? — осторожно предложил Серёжа. — Мы поможем оплатить.
— На какие деньги? — фыркнула Нина Петровна. — У тебя работы нет, у Тани зарплата копеечная. Да и зачем тратиться, когда у сына есть дом?
Дом. Наша однокомнатная квартира стала их домом.
На следующий день я пришла с работы и обнаружила, что Нина Петровна затеяла генеральную уборку. Мои вещи лежали аккуратными стопочками на кровати, а шкаф был перебран и переставлен по её усмотрению.
— Я тут навела порядок, — сообщила она. — У тебя такой бардак был! И вещи надо выбросить старые, зачем хранить то, что не носишь?
— Где моё платье? Синее, которое висело справа?
— А, это старьё? Выбросила. Оно уже выцвело совсем, стыдно в таком ходить.
Платье было моим любимым. Не новое, но красивое и удобное. Я носила его на работу в особенные дни.
— Как вы могли выбросить мои вещи без спроса?
— Танечка, ну что ты так? Я же добра хотела! Женщина должна следить за собой, а не в тряпках ходить.
Серёжа ужинал и делал вид, что ничего не происходит. Маша учила уроки. Василий Иванович смотрел телевизор.
— Где оно? В мусорке?
— Да уж вывезли наверное. Танечка, да купишь новое! Что из-за какой-то тряпки расстраиваться?
Тряпки. Моё любимое платье стало тряпкой.
Ночью я не спала. Лежала и думала, сколько ещё смогу выдержать. Серёжа сопел рядом, он спал как младенец. За стенкой раздавался храп свёкра, а из зала доносились какие-то шорохи — свекровь что-то делала.
Утром выяснилось что. Нина Петровна решила перешить мои шторы.
— Они висели неровно, — объяснила она, показывая изуродованные занавески. — Я их подровняла. Правда, немного коротковаты получились, но зато аккуратно.
Шторы были короткими настолько, что не закрывали и половины окна.
— Мама, зачем ты это сделала? — растерянно спросил Серёжа.
— Да ладно тебе, сынок. Новые купите. А то висели как попало.
— Нина Петровна, — сказала я максимально ровным голосом, — это моя квартира. Мои вещи. Не трогайте их больше, пожалуйста.
— Вот те на! — всплеснула руками свекровь. — Какая гордая стала! Я же помочь хотела!
— Не надо помогать. Прошу вас.
— Сергей, ты слышишь, как со мной разговаривают? — Нина Петровна повернулась к сыну. — Я всю жизнь для семьи жила, а теперь мне указывают!
— Танька, ну зачем ты так? — Серёжа посмотрел на меня с упрёком. — Мама правда хотела как лучше.
Как лучше. Испортить мои вещи, выбросить любимое платье, превратить мою жизнь в кошмар — это как лучше.
— Знаешь что, — сказала я, — давайте просто договоримся о границах. Это временно, но пока вы здесь живёте, не трогайте мои вещи. Хорошо?
— Какие границы? — возмутилась Нина Петровна. — Мы же семья! У семьи всё общее!
— Не всё, — твёрдо ответила я.
Атмосфера накалилась до предела. Серёжа целый день ходил мрачный, свекровь демонстративно молчала, а свёкор включил телевизор ещё громче обычного.
Маша вечером подошла ко мне на кухню:
— Мам, а долго ещё дедушка с бабушкой будут жить с нами?
— Не знаю, дочка. Надеюсь, не очень долго.
— А почему папа на тебя сердится?
— Потому что я не разрешила бабушке портить наши вещи.
— А разве нельзя было просто попросить её не делать этого?
— Я просила. Но бабушка считает, что может делать всё что хочет.
Маша задумалась:
— А если бы я пришла к подружке в гости и стала переставлять у неё в комнате, это было бы нормально?
— Конечно нет.
— Тогда почему бабушке можно?
Устами младенца. Моя пятнадцатилетняя дочь поняла то, что не понимал мой муж.
На следующий день случилось то, что окончательно переполнило чашу терпения. Я пришла с работы и увидела, что на кухне установлен новый график приёма пищи. Листок с расписанием висел на холодильнике.
"Завтрак — 7.00. Обед — 13.00. Ужин — 18.00. Просьба соблюдать время приёма пищи. Нина Петровна."
— Это что такое? — спросила я.
— А, ты про расписание? — Нина Петровна важно кивнула. — Я решила навести порядок. А то кто когда хочет, тот тогда и ест. Неправильно это. Режим нужен.
— Какой режим? Мы взрослые люди, сами решаем, когда нам есть!
— Ну вот поэтому у вас и проблемы с пищеварением, — назидательно произнесла свекровь. — Василий Иванович всю жизнь по режиму питается, и никаких болезней.
— При чём тут Василий Иванович? Это наша квартира!
— Но мы тут временно живём, значит, должен быть порядок общий.
Я сорвала листок с холодильника и разорвала его.
— Танечка! — ахнула Нина Петровна. — Что ты делаешь?
— Устанавливаю свои правила в своём доме, — сказала я и пошла в спальню.
Серёжа нашёл меня там через полчаса. Он был в ярости.
— Ты совсем обнаглела! — заорал он. — Это мои родители! Они нас вырастили, всю жизнь на нас положили, а ты их из дома гонишь!
— Я их не гоню. Я прошу уважать наш образ жизни.
— Какой образ жизни? Бардак, беспорядок, никакого режима!
— Серёж, это наша семья. Наши правила. Если твоим родителям не нравится, пусть ищут другое место.
— Другое место? У них квартира в ремонте!
— А сколько ещё будет длиться этот ремонт? Они говорили месяц, прошло уже полтора!
— Сколько нужно, столько и будет длиться! И если тебе не нравится, можешь сама уйти!
Вот оно. То, что я боялась услышать. В конфликте между женой и родителями он выбрал родителей.
— Хорошо, — сказала я спокойно. — Я подумаю.
— О чём подумаешь?
— О том, что мне делать дальше.
Серёжа растерялся. Видимо, он ожидал, что я буду оправдываться, просить прощения, идти на компромиссы.
— То есть как это — что делать дальше?
— А так. Если в моём доме мне диктуют, как жить, значит, это уже не мой дом.
Я взяла подушку и одеяло и пошла на кухню. Спать на раскладушке вместо дочери, которая переместилась в коридор на матрасе.
Утром Нина Петровна встретила меня особенно сладкой улыбкой:
— Танечка, я думала тут... может, нам правда нужно притереться друг к другу? Я постараюсь меньше вмешиваться.
— А я постараюсь найти вам другое жильё, — ответила я.
— Как это — другое жильё?
— Снимем комнату или квартиру. Я оплачу.
— Но зачем тратить деньги, когда у сына есть дом?
— Потому что у сына есть ещё и жена. И эта жена больше не может так жить.
Нина Петровна всплеснула руками:
— Сергей! Иди сюда! Твоя жена нас на улицу выгоняет!
Серёжа примчался растрёпанный, в трусах и майке:
— Что происходит?
— Я сказала, что найду вашим родителям отдельное жильё.
— За какие деньги?
— За мои. Я беру подработку по вечерам, буду оплачивать им съёмную квартиру.
— Ты с ума сошла? Какая подработка? Ты и так уставшая ходишь!
— Зато у меня будет свой дом.
— Это и есть твой дом! И мой! И их тоже, пока они здесь живут!
— Нет, Серёж. Это их дом, где я временно ночую.
Я собрала документы, взяла сумку и пошла к двери.
— Ты куда? — растерянно спросил муж.
— На работу. А вечером зайду в агентство недвижимости.
— Танька, не устраивай истерик!
— Это не истерика. Это решение.
Я вышла и поехала в офис. Весь день не могла сосредоточиться на работе, а вечером действительно зашла в агентство. Посмотрела варианты однокомнатных квартир для пожилой пары. Дорого, но реально.
Домой вернулась в половине одиннадцатого. Семья сидела на кухне и о чём-то тихо говорила. Когда я вошла, все замолчали.
— Мама, — подошла ко мне Маша, — дедушка сказал, что они завтра уезжают.
— Уезжают?
— К тёте Люде, маминой сестре. Она согласилась их принять.
Я посмотрела на Серёжа. Он избегал моего взгляда.
— Танечка, — заговорила Нина Петровна виноватым голосом, — мы не хотели никого расстраивать. Правда. Просто я привыкла всё делать по-своему.
— Да нет, всё нормально, — устало ответила я. — Просто нам нужно было больше пространства.
— Ты на меня очень сердишься? — спросил вечером Серёжа.
— Не сержусь. Понимаю, что для тебя это был сложный выбор.
— Мне мама сказала, что ты готова была им квартиру снимать. За свои деньги.
— Готова была.
— Зачем?
— Чтобы сохранить семью.
Он помолчал, потом обнял меня:
— Извини. Я не понимал, как тебе тяжело.
— Понимал. Просто думал, что я должна терпеть.
— А ты не должна была?
— Не должна была молчать. Надо было сразу обозначить границы.
Родители уехали на следующий день. Василий Иванович пожал мне руку и сказал:
— Не обижайся, дочка. Старые мы уже, привычки поменять трудно.
Нина Петровна дала мне рецепт своего борща:
— На всякий случай. Серёжа его любит.
Когда за ними закрылась дверь, в квартире повисла тишина. Странная, непривычная тишина.
— Как-то пустовато стало, — заметила Маша.
— Да, — согласилась я. — Но это наша пустота.
Серёжа через неделю нашёл новую работу. Не такую хорошую, как прежняя, но работу. Мы купили новые шторы, я нашла в интернете платье, похожее на то, что выбросила свекровь.
Родители иногда звонят, интересуются, как дела. Приглашают в гости. Мы ездим к ним раз в месяц на воскресный обед. И все довольны — они в своём пространстве, мы в своём.
— А знаешь, — сказал как-то Серёжа, — может, оно и к лучшему, что так получилось.
— Почему?
— Я понял, что жена у меня одна, а родители... они уже свою жизнь прожили. Теперь моя очередь свою семью строить.
Я улыбнулась и подумала, что иногда даже самые сложные испытания идут на пользу. Главное — не молчать, когда молчать нельзя.