Колеся по просёлочным дорогам, вдали от крупных шоссе, небольшое семейство Мишеля Гоззи, он же Микадо, пытается увернуться от всевидящего «большого брата». Они те редкие маргиналы, что не признают никакой государственной системы и привыкли жить в своём фургоне годами. На детей у Мишеля и Летиции нет никаких документов, по бумагам не существуют ни Нуаж, старшая дочь, ни Зефир, младший сын. Они долгое время избегали столкновений с правоохранительной машиной Франции. Но на Микадо, воспитанного в приёмной семье, в которой его унижали и подвергали мучительным истязаниям, подают жалобу о преследовании. Те самые приёмные родители, которым он, став самостоятельным, периодически угрожал, было за что. К тому же дом на колёсах не выдержал столь долгого вояжа, и фамилии пришлось остановиться в саду у приветливого школьного учителя. Которому импонировали эти люди, но который, в силу долга госслужащего, сомневался в правильности их образа жизни.
Субтема бытия вне надзора государственного аппарата, будь то в глухом лесу или в постоянном движении, всё более становится актуальной с точки зрения тотального усиления контроля над населением. Однако с позиции стремительного уничтожения любой возможности такого существования, данный мотив понемногу исчезает за неактуальностью. Получается парадокс явления, флёр свободы которого манит, а особенной нужды в этом нет. Такой образ жизни вовсе не кажется сейчас романтическим, как это было, положим, сорок лет назад. Комфорт и элементарные удобства берут верх, да и в мире, в котором большинство находятся «под колпаком», неохота скрываться от институтов власти. К тому же, часто это приводит к нарушению закона (обязанность родителя обеспечить детям доступ к образованию, медицине). Поэтому если и снимать теперь картины по заданному социальному вектору, то без доли мечтательной апологии. А так, чтобы всё и всем стало, наконец, ясно - в нынешнем миропорядке вы либо внутри этой неидеальной конструкции, либо вас нет в прямом и переносном смысле. Именно в таком ключе и снято данное произведение. Без приторного фимиама и сентиментальной патетики, но с достоинством бедняка, принимающего правила игры господина.
Кино развивается так же прямолинейно, как и характер главного героя. Оно не старается принимать чью-либо сторону, но это не значит, что не переживает за своих персонажей. Оно милосердно к ним, даже к той, кто спустя десятилетия, встретив родного сына, не в состоянии попросить прощения за своё безобразное отношение к нему в детстве. И глядя на поведение, весь житейский уклад Микадо и семьи, зрителю становится как-то неловко от такой простоты. Хотя в таком незатейливом стиле повествования содержится манипуляция, уловка авторов. Публика до определённого момента сочувствует и социальным бунтовщикам, и преподавателю с дочкой. Мы уверовали в их естественное единение. И как нечестно, чуть подло, поступает с гостями Винсент, хозяин дома и сада, так и режиссёр со зрителем, окатывая нас свежевыжатыми реалиями повседневной работы социальных служб и судебной системы.
Да, говорят создатели, хорошо сидеть на диване в поместье лохматого века, слушая старые пластинки, попивая виски и смоля одну за одной. Говорить о пустяках, словно дворяне восемнадцатого века и не заботиться ни о чем, кроме как о предмете прекрасной чуши. Однако наступает утро, и подавляющему большинству народонаселения планеты надо совершать ежедневный ритуал современного бытия, с работой, покупками, стирками и миллиардами лёгких, мелких занятий, из которых и складывается счастливое существование жизни в 21 столетии. И это не изменить, по крайней мере, в обозримом будущем. Такова демократия, тот самый капкан, в который человечество само себя загнало. И фильм здесь не агитирует за разрушение устоев, как и не поддерживает нынешний порядок. Он констатирует действительность, с горькой улыбкой Мишеля Гоззи на лице.
Остановка на лето драма с оттенками летней надежды на лучшее в любых условиях. Это отдалённо напоминающий протест портрет, который говорит с нами о детских травмах, способных разрушить не веру в институт семьи, но уверенность в функциональную работу государства. В ленте существует лёгкость и непринуждённость, флёр беспечности. И как это слово звучит маняще в период созревающей молодости, так же оно и порочно в момент, когда пара обзаводится детьми. Здесь переход от одного регистра вольной жизни постепенно сменяется оглушительным звоном колоколов над головами Микадо и Летиции. Такой гул никогда не забывается, он до конца жизни шумит напоминанием о родных чадах, которых чуть было не отняли. И если по сию пору, кому-нибудь, кажется, что можно сесть в автомобиль и скрываясь наплодить потомство, без негативных последствий для отпрысков и самого себя, то стоит, наверно, ради и другого мнения, поглядеть данную работу. Тогда, вероятно, фантазии и грёзы о свободном мире срежутся, примерно под корень.
P.S.: Палец вверх или вниз, комментарий или подписка, это то необязательное действие читателя, которое вдохновит автора на написание нового материала.