Веки приоткрыты, будто случайно. Простыня — свидетель вчерашнего спектакля. Воздух пахнет ванилью и чем-то мужским, чужим, как заёмный номер в гостинице с разбросанными туфлями. Тело распластано по кровати, как холст после буйства красок. Ни звонков, ни «доброе утро», ни даже смайлика. Видимо, любовь опять проспала, а разврат, как обычно, встал по будильнику.
Взгляд в потолок — словно в пустое небо, откуда не ждёшь откровений. На тумбочке полупустой бокал, помада на ободке, как печать: была. Была, как гостья, не задержавшаяся на ужин. Любовь в этой сцене — персонаж второго плана, разврат — уверенный режиссёр и его аутсорсинг Нижний Новгород. Буря прошла, остался только штиль. Странно, но иногда штиль утомляет сильнее. Пальцы лениво скользят по коже, проверяя: все ли удовольствия зарегистрированы, ничего ли не забыто в чек-листе ночных касаний. Тело не жалуется. Улыбка — кривая, но довольная. Как после вкусного, но абсолютно вредного ужина, который никто не увидел. Оправдания — в мусорную корзину, вместе с презервативами и сентиментальностью. Душ в этот час — не омовение, а допрос с пристрастием. Что искалось? Что нашлось? Кто был — мужчина или просто доказательство, что ещё не остыла? Мыльные пузыри не отвечают, только отражение в зеркале подмигивает: ничего, в следующий раз чувства догонят тело. Если не устанут.
В ноутбуке — белый лист. У него тоже не было секса. Но он не страдает. Он ждёт. И вот тут начинается магия. Каждая строчка — как запоздалый стон. Каждое слово — вздох. Не по кому-то. По себе. По той, что прячется за иронией, как за кружевными чулками: красиво, игриво, но по сути — голо. И страшно. Особенно когда не играешь, а живёшь так. Фразы льются, как шампанское по спине. В них страсть, не требующая свидетелей, в них нежность, не подлежащая возврату. Никаких шаблонов: тут не курорт, тут дикие джунгли переживаний. Разврат — не про плоть, он про бунт. Про протест против тишины, против отсутствия. Любовь — тоже не про сладости. Это риск, что тебя узнают, когда ты раздет не телом, а душой.
Здесь всё проще: взяла, использовала, выдохнула. И снова вдохнула. Вдохнула клавиши, экран, кофе. Эротика осталась не на простынях, а между строк. Пульсирует. Прячется в запятых. Мечется между абзацами, как любовник, который ушёл, не поцеловав. В этой бездне текста всё имеет вес. Даже лёгкость. Раз за разом мысли раздеваются. До сути. До боли. До искренности. Никаких лишних одежд, никаких лишних слов. Читатель — как любовник, которого пускают не сразу, а когда уже пора. Когда уже поздно отступать. Когда слишком много сказано глазами, чтобы сделать вид, что ничего не было.
Миг, когда всё срастается — почти оргазм. Только без тел. Только ты и миг. Без обещаний, без цветов, без месседжей наутро. Строка свершается. И всё. Достаточно. Смех тихий, немного истеричный, потому что слишком точно, слишком близко. Вся эта история — не про страсть, не про отношения, даже не про чувства. Это — о создании и о том, где прocтитутки саратова с апартаментами. Когда ты вылезаешь из собственной кожи, чтобы выдохнуть что-то настоящее. Через эротизм. Через боль. Через недосказанность.
Разврат — не враг любви. Это её кривое отражение, её похмелье. А любовь — не враг одиночества. Она просто забывает возвращаться. И только творчество остаётся. Как утренний кофе — чёрный, крепкий, не с тобой, но для тебя. В конце — не точка, а запятая. Потому что всё это повторится. И снова чужие руки. И снова белый лист. И снова бездна, в которую бросаешь не тело — строки. Только строки. И они — единственные, кто не предаёт.