Дверь захлопнулась за мной с глухим стуком, словно поставила точку в очередном дне. Я прислонилась к косяку, сбрасывая туфли, которые жали пальцы с самого утра. В прихожей пахло затхлостью и вчерашней жареной картошкой. На полу — те самые крошки, которые я просила убрать еще три дня назад.
— Привет, — донеслось из комнаты.
Голос был ровным, безразличным, будто я вернулась не после десятичасового рабочего дня, а вышла на пять минут в туалет.
Я прошла на кухню. Раковина была завалена тарелками, на столе — пустая пачка чипсов и банка из-под пива. В мусорном ведре — переполненный пакет, который уже начинал источать сладковатый запах подгнивающих огрызков.
— Ты мусор выносить собираешься? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— А, да, — ответил он, не отрываясь от телефона. — Потом.
"Потом". Это слово я слышала уже тысячу раз. "Потом" означало "никогда". "Потом" означало, что это сделаю я.
Я открыла холодильник. Пусто. Даже молока не осталось, хотя утром я точно просила его купить.
— Ты за продуктами заходил?
— Забыл, — последовал ответ. — Завтра схожу.
Завтра. Еще одно "потом".
Я налила себе стакан воды и села на стул, чувствуя, как тяжесть дня давит на плечи. В голове проносились мысли: отчеты на работе, завтрашний семинар в университете, стирка, которую нужно развесить... А он лежал на диване, уткнувшись в экран, и его единственной заботой было пройти очередной уровень в мобильной игре.
Три года назад, когда мы только познакомились, он казался другим. Скромным, добрым, немного неуверенным в себе. Я думала, что ему просто нужна поддержка. Что он раскроется, если помочь ему поверить в себя.
Я ошиблась.
Первое время я верила, что все изменится. Когда он полгода не мог найти работу, я сидела с ним до ночи, помогала писать резюме, учила проходить собеседования. Когда он устроился наконец на склад (после того, как я лично позвонила его будущему начальнику), я радовалась, как будто это было мое достижение.
Но прошло время, и я поняла: он не изменится. Потому что ему и так "нормально".
— Давай начнем ремонт? — спросила я как-то вечером, пока мы смотрели телевизор.
Он даже не повернул головы.
— А зачем? И так нормально.
Я посмотрела на облезлые обои, на трещину в углу, на люстру, которая висела криво с тех самых пор, как мы переехали.
— Нормально? Серьезно?
— Ну да. Не царские хоромы, но жить можно.
Я сжала кулаки.
— А свадьба? Ты же говорил, что хочешь жениться.
Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на меня с легким раздражением.
— Ну да, хочу. Но это же не срочно, правда?
Не срочно. Как и все остальное.
Иногда я мечтала, чтобы он изменился.
Иногда — чтобы он изменил мне.
Потому что тогда было бы проще. Тогда я могла бы сказать: "Всё, хватит", — собрать вещи и уйти. Но он не пил, не гулял, не поднимал на меня руку. Он просто... существовал. Как мебель. Как тот самый валун, который приходилось толкать в гору, зная, что он все равно скатится обратно.
В тот вечер, когда я приняла решение, шел дождь.
Я стояла на кухне и смотрела, как капли стекают по стеклу. В раковине опять гора посуды. На полу — его носки, брошенные посреди комнаты. В ванной — пустой тюбик зубной пасты, который он даже не потрудился выбросить.
Я вдруг осознала: я устала.
Не злилась. Не ненавидела. Просто устала.
Я начала собирать вещи. Не торопясь, без истерик. Он сидел на диване и смотрел сериал, даже не заметив, что я складываю одежду в сумку.
— Ты куда? — спросил он только тогда, когда я уже застегивала чемодан.
— Ухожу.
Он уставился на меня, будто я говорила на другом языке.
— Почему? Мы же не ссорились.
Я посмотрела на него и вдруг поняла, что мне даже нечего сказать. Никаких упреков, никаких обвинений. Просто... пустота.
— Именно поэтому, — ответила я.
Сейчас я живу одна.
Квартира маленькая, но чистая. Посуда моется вовремя, мусор выносится каждый вечер, а на столе всегда есть свежие продукты.
Иногда, когда я сижу на балконе с чашкой чая, я думаю о нем. Не злюсь. Не жалею. Просто понимаю: некоторые люди — как валуны. Они не плохие. Они просто... есть. И тащить их за собой — только тратить силы.
А у меня, наконец, их стало больше.