Офисное здание тонуло в предрассветной мгле, когда я в очередной раз прокрадывалась в кабинет директора. Пальцы дрожали, вводя код на электронном замке — 1703, дата рождения его дочери, которую я вычислила месяц назад. Дверь бесшумно подалась, и я скользнула внутрь, прижимая к груди флешку с новым вирусом для его компьютера.
"Ещё немного, и ты у меня в руках, сволочь", — прошептала я, включая монитор.
На столе лежали знакомые папки с отчетами, серебряная ручка, которую он никогда никому не давал, и... фотография. Я наклонилась ближе. На снимке он стоял с маленькой девочкой на плечах, оба смеялись так искренне, что мне стало не по себе. Совсем не тот монстр, который вчера орал на меня за пятиминутное опоздание.
Компьютер загрузился, требуя пароль. Я уже знала его — имя той самой девочки с фото, Евы, плюс цифры из его автомобильного номера. Рабочий стол был завален файлами, среди которых я сразу заметил папку "Конфиденциально. Личное".
"Ну наконец-то", — выдохнула я и щелкнула по ней.
Три месяца назад я впервые задумалась о мести. После очередного унизительного разноса перед всем отделом, когда он назвал мой отчет "макулатурой уровня школьного сочинения", я сидела в туалетной кабинке и давила слезы в кулак. В соседней кабинке всхлипывала Аня из бухгалтерии — он только что уволил её за "некомпетентность", хотя все знали, что она покрывала его финансовые махинации.
"Знаешь, что мне сказал Вадим Сергеевич, когда я попросила отсрочку по кредиту?" — прошептала Аня, вытирая нос. — "В нашем банке работают профессионалы, а не нищие. Если не можешь жить по нашим стандартам — иди в Макдональдс".
В тот вечер я купила толстую папку с надписью "Личное" и начала собирать информацию. Первой стала запись его разговора с вице-президентом, где он откровенно врал о прибылях. Потом — фотографии его встреч с женой мэра в гостинице "Президент". Затем — копии документов о переводе денег на офшорные счета.
Каждый день папка пополнялась новыми "экспонатами". Я стала экспертом по слежке: научилась подделывать пропуска в архив, ставить жучки в переговорных комнатах, взламывать корпоративную почту. Коллеги шептались, что я "слишком часто задерживаюсь после работы", но мне было плевать. Я хотела видеть, как он умоляет о пощаде, когда я выложу все это перед советом директоров.
Сегодняшняя находка перевернула все с ног на голову. В "личной" папке не было компромата — только медицинские счета на имя Евы Дорониной, его дочери. Суммы за лечение в швейцарской клинике заставляли глаза лезть на лоб. А рядом — файл с моим именем.
"Повышение Ксении В. — проект", — гласила надпись. Я открыла документ и обомлела. Это был приказ о моём назначении на должность заместителя, датированный следующим месяцем. В комментариях стояло: "Слишком эмоциональна, но лучший аналитик в отделе. Нужно дать шанс".
На столе зазвонил телефон. Я вздрогнула, но успела прочитать имя на экране — "Доктор Ливингстон. 7:30". Часы показывали 7:28.
Дверь кабинета распахнулась.
— Что вы здесь делаете? — он стоял на пороге в мятой рубашке, с кругами под глазами. В руке — бумажный стаканчик с кофе.
Мозг лихорадочно искал оправдание, но он вдруг покачал головой:
— Ладно, неважно. Помогите разобрать эти файлы. — Он бросил на стол папку с надписью "Срочно". — Через час совет директоров, а я не спал две ночи.
Он плюхнулся в кресло, потер виски. Впервые за год работы я увидела его уязвимым — обычным уставшим человеком, а не тем монстром из моих фантазий.
— Ева... — он вдруг сказал, глядя в пустоту. — У неё рецидив. Операция сегодня в полдень.
Я молча кивнула, листая документы. Среди них был перевод на 50 миллионов рублей в ту самую швейцарскую клинику. И письмо: "Уважаемый Вадим Сергеевич, согласно нашему соглашению, после последнего платежа мы..."
— Вы знаете, почему я такой засранец? — он внезапно спросил, глядя мне прямо в глаза. — Потому что мир — дерьмо. Он забирает лучшее и плюёт в лицо. И если ты не станешь таким же, тебя сожрут.
Я хотела ответить что-то резкое, но вдруг заметил на его запястье шрам — ровный, хирургический. Такой же, как у моей мамы после попытки суицида.
— Документы готовы, — пробормотала я, отодвигая папку.
Он кивнул и вдруг спросил:
— Почему вы до сих пор здесь работаете? Все нормальные люди уже сбежали.
— Жду повышения, — неожиданно для себя пошутила я.
Он рассмеялся — по-настоящему, не той ядовитой усмешкой, к которой я привыкла.
— Может, и дождётесь. Если перестанете совать нос не в свои дела. — Его взгляд скользнул по моей сумочке, где лежала флешка с вирусом. — И да, код от сейфа — день рождения Евы плюс 911. На случай, если вам вдруг понадобятся... оригиналы документов.
Я застыла с открытым ртом. Он знал. Все это время знал.
— Совет директоров через сорок минут, — сказал он, вставая. — Будьте добры, приготовьте кофе. И... Ксения?
— Да?
— Сегодня Еве делают пересадку костного мозга. Если вам не сложно... помолитесь или что вы там делаете.
Дверь закрылась. Я опустилась в его кресло, глядя на фото счастливого отца и дочери. В ящике стола лежала та самая папка — "Личное". Моя рука потянулась к ней...
Через час я стояла перед советом директоров и защищала его проект. Когда вице-президент начал задавать каверзные вопросы, я достала документы, которые должна была использовать против него — и мастерски подменила их другими, спасая ситуацию.
После совета он поймал меня в коридоре.
— Почему? — спросил он просто.
Я посмотрела на часы — ровно полдень.
— Как там Ева?
Его лицо дрогнуло.
— Только что позвонили. Всё... всё хорошо.
Мы стояли молча. Вдруг он протянул мне ключи от кабинета.
— Завтра я улетаю в Швейцарию. На неделю. Не развалите компанию, замдиректора.
Я взяла ключи, чувствуя, как тяжелеет сумка с той самой папкой компромата. Теперь она мне не нужна. Как и месть.
— Вадим Сергеевич...
— Да?
— Вы всё-таки засранец. Но... желаю Еве скорейшего выздоровления.
Он улыбнулся — впервые по-человечески — и кивнул:
— Это я уже слышал. А вот что вы хороший аналитик — вам впервые. Не подведите.
Я шла домой, держа в руках ключи от кабинета и мысли о том, как странно устроена жизнь. Иногда то, что начинается как месть, заканчивается... нет, не любовью. Просто пониманием. Потому что за каждым монстром стоит чья-то дочь, чья-то боль, чьи-то несбывшиеся мечты.
А папка с компроматом? Она теперь лежит в моём сейфе. На всякий случай. Вдруг он снова начнёт орать из-за опозданий.