Маша перестала любить мужа. Не могла сказать, когда точно это произошло, но то чувство, которое она испытывала раньше, исчезло. Сложно сказать, кто был в этом виноват. Может, Стас, который после того, как она потеряла ребёнка, замкнулся и отдалился от неё, может, сама Маша, потому что не легла в больницу на сохранение, а продолжала работать на износ, что стало возможной причиной выкидыша. Может, вообще её родители, которые развелись, когда Маше было восемь, и отец исчез из её жизни, забрав и уверенность в том, что семья – это что-то вечное и нерушимое.
Отец ушёл к другой женщине. Родители долго ругались из-за этого, Маша хорошо помнила эти ссоры. В общем-то, это было и неудивительно, потому что к маме отец тоже ушёл от другой женщины. Маша немного общалась со старшим братом в социальных сетях, а вот с отцом – нет.
Сначала Маша и не думала разводиться. Она обещала себе, что с ней такого не будет, как было с мамой, что она с мужем навсегда. Но потом она встретила Игоря.
Они познакомились на форуме. Игорь представлял одну из фирм, с которыми сотрудничала организация, в которой работала Маша. Сначала они переписывались только по рабочим вопросам, потом как-то незаметно всё перешло в личное общение. Он прилетел к ней в город, теперь просто так, без всяких форумов. Они гуляли под дождём, держась за руки, и Маша впервые за долгое время чувствовала себя счастливой.
Потом она летала к нему несколько раз. Это было легко, у неё были частые командировки. Стас ничего не замечал.
-Ты должна уйти от него, – говорил Игорь.
И Маша обещала уйти.
У Игоря была мечта: он хотел переехать жить в Минск. Побывал там несколько раз и просто влюбился в этот город.
-Это наш шанс начать новую жизнь, – говорил он. – Поживём, получим гражданство – это несложно.
Маша и сама поверила, что они смогут все устроить. К тому же у неё был козырь, о котором она пока не говорила Игорю: её отец родился и вырос в Беларуси. Наверное, нужны были какие-то документы, чтобы она могла получить гражданство быстрее, но для этого нужно было найти отца. И Маша написала брату. Тот с отцом тоже не общался, но вроде знал, где он живёт. Брат прислал ей адрес, и Маша поехала, волнуясь так, словно от этой поездки зависела вся её жизнь.
Игорь в очередной раз прилетел к ней, чтобы помочь с вещами – он переезжал и ждал, что Маша полетит с ним. Он уже неделю жил в съёмной квартире и бесился оттого, что Маша никак не уходила от мужа. Она не могла объяснить самой себе, почему никак не сделает это. И поход к отцу рассматривала как первый шаг на сложном пути изменения собственной жизни.
Дверь ей открыла женщина в спортивном костюме, с чёрными бровями – явный татуаж, который совсем её не красил.
-Вы к кому? – лениво спросила женщина.
-Я к папе. Фёдор Михайлович здесь живёт?
Женщина смерила её взглядом.
-Из больницы, что ли, сообщили?
-Что? – не поняла Маша.
-Так ты не знаешь?
-Что я должна знать?
Женщина подбоченилась.
-Вот, ещё дети называются! Инсульт у отца был, и хоть бы кто пошевелился! Всё я одна должна решать!
Во рту у Маши пересохло.
-Инсульт? Он…
Она не смогла выговорить этого слова. Женщина махнула в сторону комнаты.
-Вон он лежит. Овощ.
Маша замерла на пороге, охваченная ледяным ужасом. Комната была полутёмной, с задёрнутыми грязными шторами, сквозь которые пробивался тусклый свет. Воздух был густым, спёртым, пропитанным запахом лекарств, немытого тела и чего-то кислого, словно здесь давно не открывали окна. На кровати под мятой простынёй лежал мужчина – её отец. Его лицо теперь было искажено болезнью: впалые щёки, полуоткрытый рот, стеклянный взгляд, устремлённый в потолок. По его лицу, рукам, даже губам медленно ползли мухи. Одна задевала веко, но он даже не моргнул.
На тумбочке стояли пустые стаканы с засохшими кругами на дне, а на полу – пятна, которые никто не удосужился оттереть. Маша почувствовала, как ноги становятся ватными, а в горле встал ком. Это был не просто шок – это было ощущение, будто её ударили в живот. Где-то в глубине души, может быть, она надеялась на тягостный, но человеческий разговор, на попытку объясниться, даже на холодную вежливость. Но не на это.
Ей хотелось закричать, развернуться, убежать – но она не могла пошевелиться. В голове пульсировала одна мысль: «Как так? Как он мог так закончить? И почему… Почему никто не помог?».
А потом пришло другое чувство – стыд. Потому что, несмотря на весь ужас, где-то в глубине души она почувствовала облегчение. Теперь ей не придётся спрашивать его ни о чём. Теперь он никогда не ответит.
Жена отца стояла в дверях, равнодушно наблюдая за её реакцией.
-Как вы можете так с ним обращаться? – крикнула Маша. – Он же живой человек!
Жена отца медленно перевела взгляд с Маши на лежащее тело, потом снова на неё – и губы её дрогнули в ухмылке.
-Ах, вот как? – протянула она, скрестив руки на груди. – Значит, доченька вспомнила про папочку? Ну что ж, если тебе так жалко – забирай его себе. Мне он такой не нужен.
Её голос был спокоен, почти насмешлив, но в глазах читалось холодное равнодушие.
Маша почувствовала, как внутри всё закипает – от отвращения, от ярости, от беспомощности. Она не знала, что страшнее – вид отца, брошенного в этом смрадном углу, или спокойная жестокость этой женщины.
Из той квартиры Маша практически сбежала. Она долго глубоко дышала, сев на скамейку и пытаясь избавиться от запаха, который, казалось, въелся в каждую клеточку её тела. Потом она вызвала такси и поехала к Игорю.
-Что с тобой?
Губы у Маши тряслись, буквы никак не хотели складываться в слова.
-Папа, – с трудом выдавила она. – Я была у папы.
-И что?
В голосе Игоря читалось нескрываемое раздражение. Он знал, что с папой Маша не общается, что отец бросил семью, когда она была малышкой.
-Он лежит после инсульта. Парализованный. И она совсем за ним не смотрит, понимаешь? Он весь в пролежнях, по нему ползают мухи, а запах…
Маша вспомнила то зловоние, которое наполняло комнату, и её снова затошнило.
-Сам виноват, – резко произнёс Игорь. – Пришла расплата, наконец, за всё, что он сделал. Я бы на твоём месте не стал его жалеть.
Ей так хотелось, чтобы он её обнял. Маше всю жизнь не хватало простых отцовских объятий, и в каждом мужчине она искала их. Раньше муж всегда её обнимал. До того, как она потеряла ребёнка, до того как они перестали спасать их отношения.
Но Игорь шагал по комнате туда-сюда, явно злился.
-Ты сказала мужу?
Маша помотала головой.
-Почему? Маша, нужно брать билет, это же всё не так просто. Я должен понимать, на что мне рассчитывать, и вообще… Мне надоело это. Хватит всех жалеть, пожалей себя. Позволь уже быть себе счастливой.
-Я скажу. Сегодня скажу, – пообещала Маша.
Потом они лежали рядом, Игорь перебирал её длинные волосы, а Маша никак не могла отделаться от картины перед глазами: папа лежит на кровати, вокруг него роятся мухи, а в соседней комнате эта безразличная женщина смотрит телевизор…
Она честно собиралась всё рассказать мужу. И даже начала это делать.
-Стас, мне нужно кое-что тебе сказать.
-Да?
Он смотрел мимо Маши, в телевизор, где шли вечерние новости.
-Я сегодня была у папы.
Эти слова сами вырвались. Маша хотела рассказать ему про Игоря, а не про отца.
Стас приподнял брови и отвлёкся, наконец, от телевизора.
-Правда?
Маша смутилась. Она вспомнила, зачем искала отца, и что ей было от него нужно. И вроде для этого она и затеяла разговор. Но внезапно её охватил стыд, похожий на те первые случаи в детстве, когда мама ловила её на обмане, а Маша была уверена, что та никогда не сможет её разоблачить. И чтобы избавиться от этого стыда, она затараторила. Рассказала, как на самом деле всегда скучала по папе, как ей не хватало его, и как она обижалась на родителей, что никто не спросил у неё, с кем она хочет остаться. А она хотела остаться с папой. Правда, тогда была ему не нужна. А теперь…
-Теперь он никому не нужен, – заключила она.
Стас придвинулся, посмотрел Маше прямо в глаза.
-Нам нужен. Собирайся.
-Куда? – не поняла Маша.
-Заберём его, – просто сказал Стас.
Эта мысль не покидала Машу всё это время. На краешке сознания она понимала, что единственное, что можно сделать – это забрать отца. Но куда она заберёт? В Минск к Игорю? Она ведь точно решила разводиться, лететь в новую жизнь с новым мужчиной…
Маша обняла мужа. Слова застряли в горле, она боялась произнести их, чтобы не спугнуть чувство, которое, как оказалось, никуда не исчезло. Просто спряталось на время.
Они долго так сидели, обнявшись, и Маша прятала мокрое лицо, уткнувшись в его футболку. А потом, по дороге, когда они поехали забирать отца, Маша заблокировала номер Игоря. Не стала ничего ему объяснять: может, не смогла подобрать нужных слов, может, боялась, что он уговорит её не сжигать мосты – вот так, разом. Но она знала, что только так и можно: раз и навсегда.