Я никогда не думала, что деньги могут так изменить людей. Особенно тех, кого считала самыми близкими.
В кабинете нотариуса стояла такая тишина, что слышно было, как тикают настенные часы. Мы все сидели полукругом — я, моя старшая сестра Вера, младший брат Павел и двоюродная тетя Нина из Воронежа.
— Итак, приступим к оглашению последней воли Елизаветы Петровны Соколовой, — нотариус поправил очки и развернул документ. — Дача в поселке Лесное, оцененная в сорок пять миллионов рублей, переходит в собственность...
Он сделал паузу, которая показалась вечностью.
— ...Веры Александровны Соколовой-Марченко.
— Что? — я не сдержалась. — Как это только Вере?
— Квартира на Профсоюзной улице стоимостью восемнадцать миллионов рублей также переходит Вере Александровне, — продолжил нотариус, не обращая внимания на мой возглас.
Павел вскочил с места.
— Это какая-то ошибка! Бабушка всегда говорила, что поделит все поровну между внуками!
— Молодой человек, присядьте, пожалуйста. Документ еще не зачитан полностью, — нотариус строго посмотрел поверх очков. — Павлу Александровичу Соколову завещается сумма в размере пятисот тысяч рублей со счета в Сбербанке.
— Пятьсот тысяч? — Павел побледнел. — А Вере — недвижимость на шестьдесят три миллиона?
— Анне Александровне Соколовой, — нотариус посмотрел на меня, — завещается семейная библиотека и личные вещи покойной.
Книги. Мне достались книги. Я ухаживала за бабушкой последние пять лет, а получила книги.
— Нине Сергеевне Поповой завещается картина работы неизвестного художника девятнадцатого века.
Тетя Нина хмыкнула.
— Ну хоть что-то. Я так и знала, что Лиза меня не особо жаловала.
Вера сидела с непроницаемым лицом. Слишком спокойно для человека, который только что неожиданно разбогател.
— Это все? — спросил Павел.
— Да, документ исчерпан. Если есть вопросы...
— Вопросы? — я встала. — У меня миллион вопросов! Начиная с того, когда именно составлялось это завещание?
— Третьего марта две тысячи двадцать четвертого года.
— За два месяца до того, как бабушка ушла из жизни? — я повернулась к Вере. — И ты случайно именно тогда начала к ней каждый день ездить?
— Я заботилась о ней, — Вера пожала плечами.
— Заботилась? Ты появлялась на час, приносила продукты и уезжала! А кто с ней ночами сидел, когда давление скакало? Кто возил по врачам?
— Девочки, давайте не здесь, — попытался вмешаться нотариус.
— А где? — Павел стукнул кулаком по столу. — Где нам выяснять, почему человек, который обещал разделить все честно, вдруг передумал?
— У вас есть право оспорить завещание в судебном порядке, — сухо заметил нотариус.
— Оспаривайте сколько хотите, — Вера встала и взяла свою сумку. — Документ составлен по всем правилам. Бабушка была в здравом уме и твердой памяти.
— Откуда ты знаешь? — я преградила ей путь к двери.
— Оттуда, что я была при составлении. В качестве свидетеля.
Это было как удар под дых. Она знала. Все это время знала и молчала.
Бабушка Лиза была необычным человеком. В девяностые, когда все теряли последнее, она умудрилась заработать первый капитал на перепродаже компьютеров. К двухтысячным у нее уже была небольшая фирма по поставке офисной техники. Дача в Лесном — это не просто дом. Это четыреста квадратных метров на участке в тридцать соток, с бассейном и гостевым домиком. Бабушка купила участок в девяносто седьмом за копейки и вложила в строительство все заработанное.
— Я буду жить как королева, — говорила она. — И вы, мои дорогие, тоже не останетесь без наследства.
Мы, трое внуков, выросли в уверенности, что бабушка позаботится о нашем будущем. Родители наши развелись давно. Мама уехала в Германию с новым мужем, когда мне было пятнадцать. Отец женился повторно и создал новую семью. По сути, бабушка заменила нам обоих родителей.
Вера старше меня на четыре года, Павел младше на два. Вера всегда была любимицей — красивая, успешная, удачно вышла замуж за владельца сети автосалонов. У них квартира в "Москва-Сити", две машины, отдыхают на Мальдивах.
Я — учительница в школе. Зарплата шестьдесят тысяч, живу в однокомнатной квартире в Бирюлево, которую снимаю. Все попытки накопить на свое жилье разбивались о необходимость помогать бабушке — лекарства, сиделка, специальное питание.
Павел — фрилансер, дизайнер. Доходы нестабильные, живет то густо, то пусто. Последний год вообще без заказов сидел, бабушка помогала деньгами.
А тетя Нина — это отдельная история. Младшая сестра нашего деда, который ушел из жизни двадцать лет назад. Они с бабушкой терпеть друг друга не могли. Нина считала, что Лиза "охомутала" ее брата ради денег. Хотя какие деньги были у деда-инженера в восьмидесятых — загадка.
После оглашения завещания я поехала домой на метро. В голове не укладывалось произошедшее. Пять лет. Пять лет я провела рядом с бабушкой. Когда у нее обнаружили проблемы с сердцем, я переехала к ней. Спала на раскладушке в гостиной, чтобы слышать, если ночью станет плохо.
Вера приезжала раз в неделю, максимум два. Привозила продукты, оплачивала коммуналку и уезжала через час. "У меня бизнес, Аня, я не могу бросить все", — говорила она.
Павел заглядывал еще реже. У него вечно были срочные проекты, дедлайны, важные встречи. Хотя какие встречи у фрилансера — вопрос открытый.
Вечером того же дня мне позвонил Павел.
— Аня, ты дома?
— Да.
— Я сейчас приеду. Нужно поговорить.
Через час он сидел на моей кухне, нервно барабаня пальцами по столу.
— Это неправильно, — начал он. — Бабушка не могла так поступить.
— Могла, очевидно.
— Нет! Помнишь, в январе она говорила, что дача достанется нам троим? Что мы будем приезжать туда с семьями, как раньше?
Я помнила. Это было за четыре месяца до ее ухода. Мы сидели втроем на кухне, пили чай, и бабушка рассказывала, как представляет наше будущее.
— Паш, завещание датировано мартом. Видимо, она передумала.
— Или ее заставили передумать!
— Не начинай.
— А что? Вера последние два месяца вообще от бабушки не отходила. Каждый день приезжала, иногда по два раза. Что-то ей в уши нашептывала.
— Она говорит, заботилась.
— Ага, заботилась. А до этого где была? Когда бабушке операцию на глазах делали, Вера в Дубае загорала. Когда упала и руку сломала — Вера в Париже на показах была. А тут вдруг забота проснулась.
Я молчала. В словах Павла была правда. Вера действительно резко изменила отношение к бабушке именно в последние месяцы.
— Знаешь, что я думаю? — Павел наклонился ближе. — Думаю, она узнала о бабушкином диагнозе раньше нас.
— Каком диагнозе?
— Врач же говорил, что у нее максимум полгода оставалось. Сердце совсем слабое было.
— Врач сказал это в апреле. Завещание составлено в марте.
— А если Вера узнала раньше? У нее связи везде, могла и в больнице кого-то иметь.
Эта мысль не давала мне покоя всю ночь. А утром позвонила тетя Нина.
— Анечка, можно к тебе заехать? Поговорить надо.
Нина приехала через два часа. В свои семьдесят пять она выглядела моложе, чем моя шестидесятилетняя бабушка в последние годы. Крашеная блондинка, яркий макияж, леопардовый платок.
— Аня, я знаю, мы с Лизой не ладили, но ты-то девочка хорошая. Несправедливо, что тебе ничего не досталось.
— Книги достались.
— Не смешно. Ты за ней ухаживала, а награду получила эта выскочка.
— Тетя Нина, вы что-то конкретное хотели?
Она помолчала, потом полезла в сумку и достала телефон.
— Я тут кое-что записала. Случайно. Была у Лизы в начале марта, принесла пирожки. Думала, помиримся наконец. А там Вера с каким-то мужчиной. Я за дверью постояла, послушала.
Она включила запись. Качество было плохое, но голос Веры узнавался.
— ...подпишет все, что нужно... состояние позволяет... да, я понимаю риски... гарантируете, что документ не оспорят?
Мужской голос отвечал неразборчиво.
— Это когда было? — спросила я.
— Второго марта. За день до составления завещания.
— Нужно показать это Павлу.
— И не только. Я узнавала — можно оспорить завещание, если доказать, что человека ввели в заблуждение или использовали его слабость.
— Вы предлагаете судиться с Верой?
— А что еще? Сидеть и смотреть, как она одна пользуется тем, что Лиза десятилетиями создавала?
После ухода Нины я долго думала. С одной стороны, судиться с родной сестрой — это окончательно разрушить семью. С другой — разве семья не разрушена уже сейчас?
Вечером собрались у Павла. Он жил в съемной двухкомнатной квартире в Медведково вместе с девушкой Мариной.
— Послушайте, что Нина записала, — я включила запись.
Павел слушал, хмурясь все сильнее.
— Это же прямое доказательство! Она с кем-то сговорилась!
— Доказательство чего? — Марина всегда была голосом разума. — Что Вера разговаривала с кем-то о завещании? Может, это юрист был.
— За день до составления? И почему тайно?
— Не знаю, Паш. Но для суда этого мало.
— А что не мало? — он вскочил. — Что нужно? Видеозапись, как она бабушку заставляет подписывать?
— Нужны медицинские документы, — сказала я. — Если докажем, что бабушка была недееспособна...
— Она не была недееспособна! — Павел ударил кулаком по столу. — Она была в здравом уме до последнего дня!
— Тогда остается доказать принуждение или обман.
— Или найти другое завещание, — тихо сказала Марина.
Мы оба уставились на нее.
— Какое другое?
— Ну, если ваша бабушка действительно хотела разделить все поровну, может, она составила еще одно завещание? Позже?
— Мы бы знали.
— Не обязательно. Может, не успела заверить. Или спрятала.
Эта мысль засела в голове. На следующий день я поехала на дачу. Вера еще не вступила в права наследования, и у меня были ключи.
Дом встретил меня тишиной и запахом нежилого помещения. Я прошлась по комнатам, вспоминая, как мы проводили здесь лето в детстве. Бабушкин кабинет на втором этаже остался нетронутым. Массивный дубовый стол, кожаное кресло, стеллажи с книгами.
Я начала с письменного стола. Проверила все ящики, папки, конверты. Ничего. Потом перешла к книгам — бабушка любила прятать важные документы между страницами.
На третьей полке, в томике Чехова, я нашла конверт. Сердце забилось чаще. Внутри был листок, исписанный бабушкиным почерком.
"Мои дорогие внуки! Если вы читаете это письмо, значит, я уже не с вами. Хочу, чтобы вы знали — я люблю вас всех одинаково. Дача, квартира и деньги должны быть поделены поровну между Верой, Аней и Пашей. Это моя воля. Елизавета Соколова. 15 апреля 2024 года".
Пятнадцатое апреля. За три недели до ее ухода. После официального завещания.
Я сфотографировала письмо и поехала к знакомому юристу. Андрей Петрович выслушал меня внимательно.
— Письмо не заверено нотариально?
— Нет.
— Тогда это не завещание. Просто выражение воли, которое не имеет юридической силы.
— Но это же доказывает, что бабушка хотела другого распределения!
— Доказывает. Но не отменяет официальное завещание. Хотя... — он задумался. — Если совместить это с другими доказательствами, можно попробовать.
— Какими другими?
— Нужно доказать, что при составлении официального завещания ваша бабушка находилась под давлением или была введена в заблуждение. Есть свидетели ее состояния в марте?
Свидетели. Я начала вспоминать, кто видел бабушку в начале марта. Соседка по даче, тетя Клава. Доктор Семенов, который приезжал на дом. Социальный работник Ольга Ивановна.
Следующие дни я потратила на сбор показаний. Тетя Клава рассказала интересную вещь.
— Лиза в марте какая-то странная была. Говорила, что Вера пугает ее, что если не перепишет все на нее, то дачу отберет государство за долги.
— Какие долги?
— Да кто ж знает. Лиза говорила, что Вера показывала ей какие-то бумаги, счета. Якобы налоговая претензии имеет.
Доктор Семенов был осторожнее в формулировках.
— Елизавета Петровна в марте находилась в подавленном состоянии. Жаловалась на тревожность, плохой сон. Я выписывал ей успокоительные.
— Она была вменяема?
— Формально — да. Но эмоциональное состояние было нестабильным.
Ольга Ивановна, социальный работник, раскрыла еще больше.
— Ваша сестра приходила с каким-то мужчиной. Представила его как юриста. Они долго что-то объясняли Елизавете Петровне, показывали документы. После их ухода она плакала.
— Плакала? Почему?
— Сказала, что не хочет никого обижать, но выбора нет. Что если не сделает, как советует Вера, то вы все останетесь ни с чем.
Я собрала все показания и снова пошла к Андрею Петровичу.
— Уже лучше, — кивнул он. — Есть основания говорить о введении в заблуждение. Но нужно больше. Идеально — найти того человека, который был с вашей сестрой.
Найти неизвестного мужчину, который был у бабушки два месяца назад? Казалось невозможным. Но тут помог случай.
Марина, девушка Павла, работала в банке. Она решила проверить бабушкины счета за март.
— Смотрите, что я нашла, — она показала распечатку. — Третьего марта с бабушкиного счета сняли пятьсот тысяч рублей. Наличными.
— И что?
— А то, что в этот же день на счет некоего Владимира Крылова, нотариуса, поступило ровно пятьсот тысяч. Совпадение?
Владимир Крылов. Я нашла его в реестре нотариусов. Частная практика, офис в центре. Именно он заверял бабушкино завещание.
— Это взятка, — уверенно заявил Павел. — Вера дала ему взятку!
— Не факт, — осадил его Андрей Петрович. — Может, это оплата услуг.
— Пятьсот тысяч за заверение завещания?
— Могли быть дополнительные услуги. Консультации, выезд на дом...
— Или молчание о том, что бабушку заставили.
Мы решили идти в суд. Андрей Петрович составил исковое заявление о признании завещания недействительным. Основания: введение наследодателя в заблуждение и злоупотребление доверием.
Вера узнала о иске через неделю.
— Аня, ты с ума сошла? — она ворвалась ко мне домой. — Ты решила судиться со мной?
— А что мне оставалось?
— Смириться! Бабушка приняла решение, и точка!
— Бабушку заставили принять это решение. Ты запугала ее какими-то долгами.
Вера побледнела.
— Кто тебе сказал такую чушь?
— Есть свидетели. И есть письмо бабушки, где она пишет, что хотела разделить все поровну.
— Письмо? — Вера села на стул. — Какое письмо?
Я показала ей копию. Она прочитала и рассмеялась.
— И что? Это просто бумажка. Завещание у нотариуса заверено, а это — так, записка.
— Которая показывает истинную волю бабушки.
— Истинная воля была выражена в марте. А в апреле она уже плохо соображала. Лекарства, возраст...
— Не смей! Бабушка до последнего дня была в здравом уме!
— Докажи это суду.
Первое заседание назначили на июнь. Мы с Павлом наняли адвоката — Андрей Петрович рекомендовал опытного специалиста по наследственным делам, Игоря Васильевича.
— Дело сложное, — сразу предупредил он. — Завещание составлено по всем правилам. Нам нужно доказать порок воли. А ваша сестра наняла очень хорошего адвоката.
На суде Вера появилась в строгом костюме, с каменным лицом. Ее адвокат, молодой амбициозный тип, сразу пошел в атаку.
— Мои доверители считают иск необоснованным. Елизавета Петровна Соколова находилась в здравом уме и твердой памяти, что подтверждается медицинскими документами.
Он предъявил справку от психиатра, датированную февралем.
— Кроме того, — продолжил он, — госпожа Соколова-Марченко являлась самым близким человеком для покойной в последние месяцы. Она ежедневно навещала бабушку, обеспечивала уход, оплачивала лечение.
— Это ложь! — не выдержал Павел. — Она начала ездить только в марте!
— У меня есть чеки, — парировал адвокат Веры. — Оплата лекарств, продуктов, услуг сиделки. Все на имя моей доверительницы.
Наш адвокат встал.
— Мы не оспариваем факт материальной помощи. Мы говорим о другом. Есть свидетельские показания, что Елизавету Петровну запугивали несуществующими долгами.
— Где эти свидетели?
— Свидетель Клавдия Михайловна Петрова.
Тетя Клава вышла к трибуне. Выглядела она растерянной.
— Расскажите, что говорила вам Елизавета Петровна в марте.
— Ну... она говорила... что Вера ее пугает. Что будут долги какие-то.
— Вы можете точнее?
— Я... я не помню точно. Давно было.
Адвокат Веры вскочил.
— Свидетель не помнит точно! Это домыслы!
Следующим вызвали доктора Семенова. Но и он был осторожен.
— Елизавета Петровна испытывала тревожность. Но это нормально для ее возраста и состояния здоровья.
— Была ли она способна принимать взвешенные решения?
— С медицинской точки зрения — да.
Наш главный козырь — письмо бабушки. Игорь Васильевич предъявил оригинал.
— Это письмо написано через месяц после официального завещания. В нем Елизавета Петровна ясно выражает желание разделить имущество поровну.
— Это не завещание, — отрезал адвокат Веры. — Это просто письмо. К тому же, нет доказательств, что оно написано в здравом уме.
— Но почерк...
— Почерк не доказывает вменяемость.
Судья внимательно изучил письмо.
— Действительно, данный документ не может считаться завещанием. Однако он может свидетельствовать о намерениях покойной. Есть ли другие доказательства?
И тут произошло неожиданное. В зал вошла женщина лет сорока.
— Простите, я опоздала. Я Ольга Ивановна Крапивина, социальный работник.
Судья нахмурился.
— Вы вызваны как свидетель?
— Да, но я не успела на начало. У меня есть важная информация.
— Говорите.
— Я регулярно навещала Елизавету Петровну. Второго марта при мне Вера Александровна привела мужчину, которого представила как налогового инспектора. Он показывал какие-то документы, говорил про штрафы, про арест имущества. Елизавета Петровна очень испугалась. А потом Вера сказала, что есть выход — переписать все на нее, и тогда налоговая не тронет имущество.
В зале повисла тишина.
— У вас есть доказательства? — спросил судья.
— Я записала разговор на телефон. Не специально, просто диктофон случайно включился.
Она достала телефон. Качество записи было плохим, но слова различались.
Мужской голос: "...задолженность составляет более пяти миллионов... арест имущества... реализация с торгов..."
Голос Веры: "Бабушка, не волнуйся. Если перепишешь на меня, они не смогут ничего забрать."
Голос бабушки, дрожащий: "Но как же Аня и Паша?"
Вера: "Они получат свое, когда все уляжется. Главное сейчас — спасти имущество."
Адвокат Веры вскочил.
— Это незаконная запись! Сделана без согласия участников!
— Это доказательство обмана! — парировал наш адвокат.
Судья поднял руку.
— Суд примет запись к рассмотрению. Госпожа Соколова-Марченко, что вы можете сказать?
Вера молчала. Ее адвокат шептал ей что-то на ухо.
— Моя доверительница воспользуется правом не свидетельствовать против себя.
— Хорошо. Суд удаляется на совещание.
Мы ждали в коридоре. Павел нервно ходил туда-сюда.
— Если не признают запись...
— Признают, — уверенно сказал Игорь Васильевич. — Это явное введение в заблуждение.
Через час нас пригласили обратно.
— Суд, рассмотрев представленные доказательства, приходит к выводу, что Елизавета Петровна Соколова при составлении завещания находилась под психологическим давлением и была введена в заблуждение относительно своего имущественного положения. На основании статьи 1131 Гражданского кодекса, завещание от третьего марта две тысячи двадцать четвертого года признается недействительным.
— Да! — Павел не сдержался.
— Тишина в зале! — одернул судья. — Далее. Поскольку иного завещания не обнаружено, наследство распределяется по закону между наследниками первой очереди. Учитывая отсутствие супруга и детей покойной, наследниками признаются внуки: Соколова-Марченко Вера Александровна, Соколова Анна Александровна и Соколов Павел Александрович. Имущество делится в равных долях.
Вера встала и вышла из зала, не сказав ни слова.
После суда мы с Павлом пошли в кафе. Настроение было странным — вроде победили, но радости не чувствовалось.
— Она больше никогда с нами не заговорит, — сказал Павел.
— Наверное.
— Стоило оно того?
Я подумала о пяти годах, проведенных рядом с бабушкой. О бессонных ночах, о походах по врачам, о том, как она держала меня за руку в последние дни.
— Стоило. Не из-за денег. А из-за справедливости.
— Справедливость, — повторил Павел. — Знаешь, что самое грустное? Бабушка хотела, чтобы мы были семьей. А мы...
— А мы оказались обычными людьми. Которых деньги меняют не в лучшую сторону.
Прошло три месяца. Имущество официально разделили. Дачу решили продать — никто не хотел там жить после всего случившегося. Квартиру тоже выставили на продажу. Деньги поделили поровну.
Вера так и не вышла на связь. Я слышала от общих знакомых, что она с мужем уехала жить в Испанию. Говорят, купили виллу на побережье.
Павел на свою долю открыл небольшую дизайн-студию. Дела идут неплохо. Женился на Марине, ждут ребенка.
А я... Я купила двухкомнатную квартиру в спальном районе. Ничего особенного, но своя. Продолжаю работать в школе. Иногда перечитываю бабушкины книги — единственное, что досталось мне по первому завещанию.
В одной из них, в томике Толстого, я нашла еще одну записку. Короткую: "Простите меня за все. Я любила вас одинаково. Всегда. Ваша бабушка Лиза."
Датирована она была вторым марта. За день до составления завещания.
Иногда я думаю — а что было бы, если бы Вера просто попросила больше? Сказала честно, что ей нужнее, что у нее бизнес, кредиты. Мы бы поняли. Договорились. Остались бы семьей.
Но она выбрала другой путь. И разрушила то, что бабушка пыталась сохранить — нашу семью.
Тетя Нина иногда звонит. Говорит, правильно сделали, что судились. Картину, которая ей досталась, она продала за пятьдесят тысяч. Оказалась копией девятнадцатого века, а не оригиналом.
— Как и вся эта история, — сказала она. — Подделка. Вера хотела казаться заботливой внучкой, но это была подделка.
Может, она права. А может, Вера действительно по-своему любила бабушку. Просто любовь к деньгам оказалась сильнее.
Недавно мне приснилась бабушка. Сидит в своем любимом кресле на даче, смотрит в окно на сад.
— Я знала, что так будет, — говорит. — Деньги всегда портят людей. Но я надеялась, что мои внуки будут другими.
— Прости нас, бабушка.
— Не за что прощать. Вы поступили правильно. Справедливость важнее денег. Но семья важнее справедливости. Запомни это.
Я проснулась с тяжелым сердцем. Бабушка была права. Мы выиграли суд, получили деньги, восстановили справедливость. Но потеряли семью.
Стоило ли оно того? Каждый решает сам. Я для себя решила — стоило. Потому что жить с ощущением несправедливости, проглотить обиду, сделать вид, что ничего не произошло — это предать не только себя, но и память о человеке, который действительно любил нас всех одинаково.
Деньги не делают людей счастливыми. Но они показывают истинное лицо человека. И иногда это лицо оказывается совсем не таким, каким мы его помним.