Накануне годовщины смерти Элвиса Пресли (16 августа 1977) Георгий «Гарик» Осипов («Граф Хортица») размышляет специально для Wargonzo о его несостоявшихся гастролях в СССР.
«Что было бы, если…» – ключевой вопрос фантастики двадцатого века. Научной, политической и бытовой. «Был бы я богатый», поет Тевье-молочник в бродвейской оперетте «Скрипач на крыше», и ему подпевают самые разные люди, независимо от того, что есть «богатство» в понимании каждого из них. Что было бы, если бы Гитлер пережил войну, показывают кинематографисты из ГДР в интересной картине, где роль фюрера исполняет знакомый советскому зрителю Фриц Диц – главный антигерой эпопеи Юрия Озерова «Освобождение».
Что было бы? Теперь уже, могло быть, но не произошло. Большая часть прогнозов осталась там, где им самое подходящее место – на складе списанных сенсаций.
В том числе и тех, что из области поп-культуры. Американский культуролог Дэйв Марш дает беглое описание дальнейшей карьеры Ричи Валенса и Бадди Холли – перспективных исполнителей рок-н-ролла, погибших в авиакатастрофе в 1959. Холли подвизается в ретро-солянках, где его узнают по оправе очков. Латино Валенс – на торжествах мексиканской диаспоры, иногда дуэтом с Сантаной.
Миф о чудом выживших или ушедших в подполье, инсценировав свою смерть, звездах был чрезвычайно популярен, пока в него было проще поверить, нежели проверить, так ли это на самом деле. На страницах таблоидов постоянно воскресали чьи-то кумиры: Джим Моррисон, Элвис Пресли, златоглавый французик Клод Франсуа, чьи песни обогатили репертуар позднего Элвиса. Такой то жив и здоров, проживает там-то и там-то… на острове, как инженер Гарин, в тибетском монастыре и т.д. Гитлера (блажен, кто веровал) и вовсе законопатили в подледные шахты Антарктиды.
Они-то думали, я уехал, а я вот он! – говоря словами Федора Павловича Карамазова, который, кстати, тоже мог бы инсценировать собственную смерть, до неузнаваемости обезобразив лицо своего двойника, и не позабыв надеть тому на череп свой ночной колпак.
Шли годы. Никто из преждевременно ушедших так и не обнаружился, не воскрес, не восстал из могилы, разрисованной фломастерами туристов. Разве что в альтернативных байопиках, какие выдумывает для себя каждый фанат сообразно своим фантазиям, пока не состарится. Но у мифов и у покойников тоже есть свой срок годности.
Сорокалетний Леннон погиб своевременно. Об этом умно и свирепо сказано в одном из рассказов у Лимонова.
Сегодня былые идолы молодежи уходят из жизни в возрасте членов политбюро, а то и старше, не вызывая сомнений в подлинности ухода.
Эге-гм! – подумал философ. – Только нет, голубушка! устарела.
Я размышляю об этом накануне двух дат. Одна связана с важнейшим событием текущего месяца, другая – с главной новостью 1977. Шестнадцатого августа умер Элвис Пресли. Так и не выступив с концертом в Москве, в отличие от своего английского коллеги Клиффа Ричарда, несмотря на высокую вероятность гастролей в СССР.
Далее говорить буду о нем, или почти только о нем, но в режиме «бурлящего хаоса мыслей».
Чего в мой дремлющий тогда не входит ум…
Например, Элвис и Дорс. Яркий представитель американской рок-журналистики, парадоксальный Лестер Бэнгс рассматривал такой вариант.
Первая сторона последней пластинки The Doors с Моррисоном воспринимается как набор безотказных демо для Короля. Паранойя L.A. Woman тревожно резонирует с “болотной” готикой Polk Salad Annie.
Внешне жизнерадостный Элвис не боялся заглядывать в сумеречную зону с первых шагов, начиная с «Отеля разбитых сердец». Чтобы в этом удостовериться, достаточно послушать Edge of Reality.
Но, чтобы занять место Моррисона в осиротевшей группе, Элвису следовало избавиться от своего пожизненного опекуна – «Полковника» Паркера.
«Полковник» не пустил Короля и в Страну Советов. Причина не идеологическая, а банально бюрократическая. Не имея американского гражданства, делец опасался, что его могут не пустить обратно в США.
И в этом, неосуществленном замысле периода разрядки просматривается упущенный шанс пересечения границы, за которой начинается, по емкому определению Юрия Трифонова, другая жизнь. Могла бы начаться…
Он мог бы составить конкуренцию великому Карелу Готту с Дином Ридом, чей неподдельный, но несколько шаблонный американизм успел примелькаться и переставал восприниматься как экзотика. Прекрасно могу представить совместное выступление трех артистов в кремлевском Imperial Palace.
Операция по пересадке Короля стала бы самой значительной победой нашей страны в идеологической войне, она могла бы спасти и продлить его жизнь по формуле «исправленному верить».
Как ни крути, ни один из бывших артистов советской эстрады, «выбрав свободу», полноценной карьеры на Западе не добился.
Выбрав свободу по-советски, Элвис не рисковал ровно ничем. Это был шанс начать карьеру с чистого листа, ведь говорить о массовой популярности Элвиса в СССР как минимум легкомысленно, ею не пахло при мне, и, скорее всего, не было никогда.
В пачках залежалых самодельных фотографий его можно было встретить крайне редко. Первый внятный снимок лично мне удалось раздобыть летом 73-го. Это был кадр из фильма Speedway, в котором подругу Элвиса играет Нэнси Синатра. А цветное фото и того позже. Подробность ничтожная, но характерная. В тени макро-фетишей обывателя – дубленок, хрусталя и джинсовины, суетился мирок микроскопических страстишек.
Лейтмотивом симпатичной мелодрамы «Я буду ждать» (1979) с Еременко-младшим звучала симпатичная Gentle on My Mind, на поиск которой никто не бросился ни в отделы грампластинок, ни в салоны звукозаписи, как это было с «Крестным отцом» или «Чао, бамбино, сорри», хотя пятью годами ранее эта песня была официально выпущена фирмой «Мелодия».
Между прочим, по мнению знакомых спортсменов, Элвис был вполне компетентным каратистом и (учитывая богатый актерский опыт) вполне мог бы сыграть в «Пиратах ХХ-го века». С идеей переселения Элвиса в Союз я, тестируя психику собеседников, носился с десятого класса, и этот её пункт мы тоже обсуждали.
Взамен Элвиса в нашей стране побывал Nitty Gritty Dirt Band, мастеровитый и разноплановый коллектив с большим уклоном в сторону корневой «американы», чье обаяние порой сложно оценить неподготовленному слушателю.
Провокационным флером окутана история несостоявшегося концерта с участием «Бич Бойз» и Джоан Баэз в Ленинграде. По замыслу американского режиссера этим мероприятием должен был завершиться его фильм об СССР. Артистов не привезли, но разношерстная публика собралась и не желала расходиться.
«Голос Америки» соорудил в эфире эрзац-концерт из записей тех, кого так и не дождались питерские любители поп-музыки. «Послушаем, – предложила диктор, – И, как говорится, побалдеем”, – демократично добавила она с акцентом.
Напрасные надежды, господа. Никто здесь сроду не балдел ни от Бич Бойз, ни от Баэз. Которая, впрочем, вскоре объявилась в Москве, встречалась с отказниками, напела под гитару кое-что из Окуджавы по шпаргалке, где русский текст был написан латинскими буквами – совсем как наши лабухи фирменную вещь типа «Отеля «Калифорния». Посвятив перед этим отдельную оду антисоветчице Горбаневской. Пластинку с этой уникальной по-своему композицией мне доводилось держать в руках. На развороте красовался не менее уникальный автограф отчаянной Джоан: To Arina Ginsburg – my love, my respect!
Мир тесен, а безумный мир теснее втройне. «Квартирник Элвиса Пресли в гостях у генерала Петро Григоренко».
Год спустя один московский диссидент передал мне два снимка с того инцидента – на них были видны поливальные машины. Перечисленные мною зарубежные имена не говорили ему ни о чем. Бородатый очкарик в джинсах из посылки от заокеанских «волонтеров» в штатском (пардон за набоковщину) довольствовался Галичем с его бесконечными «стукачами», «палачами», «топтунами» и «вертухаями».
Третьей обещанной звездой был, кажется, Сантана, упомянутый нами выше в связи с Ричи Валенсом.
К числу подобных апокрифов относится и смехотворная байка про совместный питерский джем Гребенщикова с изношенным Сержем Гензбуром, якобы специально ради этого прилетевшим в перестроечный Ленинград с чемоданчиком крепких сигарет «Житан». Говорили мне об этом не в общежитии «химиков», а в кулуарах авангардного театра номер один.
Что и как там было на самом деле, честно говоря, выяснять уже не хочется. Кроме того, наверняка существуют дотошные исследования хроникеров нравственного сопротивления и андеграунда.
Лучше вернемся к положительным аспектам последних лет творческой биографии Элвиса.
Дело в том, что к концу 60-х певец получил доступ к материалу европейских композиторов, чьи сочинения мало чем отличался от того, что пели у нас Лещенко, Кобзон, Магомаев и Ринат Ибрагимов.
Мелодичная лирика заметно потеснила кантри и ритм-энд-блюз. Певец прогрессировал в консервативном-романтическом направлении.
Музыка позднего Элвиса не имела ничего общего с его ранним имиджем гиперактивного балбеса, демонизированным при Эйзенхауэре. Не рискуя ошибиться, его можно считать одним из самых «советских» по духу и саунду артистов США. Слова английские, а мелодии такие, словно их написали Оскар Фельцман, Арно Бабаджанян или только что заявивший о себе, блистательный Евгений Мартынов.
Именно это и раздражало в нем доморощенных бунтарей без причины, наслушавшихся от собутыльников старшего возраста побасенок про гонения на стиляг, также в основном придуманных сатириками и карикатуристами.
Мог бы, мог бы, мог бы…
Жил бы и жил, поправляя здоровье на советских курортах, подобно британскому комику Норману Уиздому, который регулярно приезжал в Ялту с женой и детьми.
Повезло в этом плане Стивену Сигалу, чьим кумиром является легендарный гитарист Джеймс Бёртон, проработавший с Элвисом в студии и на сцене в течении восьми последних лет его земной жизни.
В финале схематично обрисованной мною утопии мне видится огромная афиша Элвиса в духе той, что возникает с Остапом на экране в «12 стульях» Гайдая.
Вот какие мысли посетили меня в эти непростые августовские дни. Не стану утверждать, что такое происходит впервые, но в связи с тем, что должно произойти с часу на час, воспринимается оно несколько по-другому, нежели пятьдесят лет назад, когда технический президент Форд подарил Л.И. Брежневу свою волчью шубу.