Утром я проснулась с особенным чувством. Двадцать три года. Двадцать три года мы были вместе, и сегодня я планировала это отметить. На кухне уже пахло кофе, но Володи не было. Только записка на холодильнике: «Срочно вызвали на объект. Вернусь к обеду. В.»
Я улыбнулась. Конечно, он помнит о годовщине. Просто делает вид, что забыл. Всегда так было — сначала притворяется рассеянным, а потом удивляет. В прошлом году принёс букет белых роз и билеты в театр прямо с работы. А в позапрошлом организовал ужин в том самом кафе, где мы познакомились.
Весь день я носилась по квартире, готовила его любимый борщ, доставала праздничную посуду. В четыре позвонила Лена.
— Ну что, празднуете сегодня?
— Ещё не вернулся с работы. Но я всё приготовила. Думаю, вечером пойдём куда-нибудь.
— Здорово. А подарок купил?
— Не знаю ещё. Володя всегда сюрпризы любил устраивать.
— Повезло тебе. Мой Серёжа уже лет пять цветы только на восьмое марта дарит. И то потому что дочка напоминает.
Я засмеялась, но что-то кольнуло в груди. А когда Володя в последний раз дарил цветы просто так? Не на праздник, не после ссоры... Отогнала эту мысль. Сегодня же годовщина.
К шести его всё не было. Я начала волноваться. Позвонила — трубку не брал. Написала сообщение: «Во сколько будешь? Жду.» Ответа не последовало.
В восемь я не выдержала и набрала номер его бригадира.
— Иван Петрович, а Владимир сегодня работал?
— Какой Владимир? А, Володя ваш? Нет, Наташа. Он ещё вчера сказал, что сегодня отгул берёт. По семейным делам, говорит.
У меня земля ушла из-под ног.
— Спасибо, — еле выдавила я.
Отгул? Какой отгул? Куда он мог поехать? Я судорожно перебирала варианты. Может, за подарком? Может, что-то особенное задумал? Но почему тогда телефон не отвечает?
К девяти стало совсем страшно. Я обзвонила всех общих знакомых. Никто его не видел. Игорь, его двоюродный брат, удивился:
— А разве вы сегодня не празднуете годовщину? Володя ещё неделю назад говорил, как готовится.
— Готовится? А что говорил?
— Не знаю... что-то про важный разговор. Думал, сюрприз какой готовит.
Важный разговор. Сюрприз. Почему мне становилось всё тревожнее?
В половине одиннадцатого пришла Лена. Я позвонила ей в слезах, и она примчалась, бросив всё.
— Ну куда он мог деться? — причитала я. — Может, в больнице лежит? Давай звонить по больницам.
— Наташ, успокойся. Если бы что-то случилось, уже бы сообщили. Документы-то при нём всегда. А может, действительно сюрприз готовит?
— Какой сюрприз до одиннадцати вечера? И почему телефон молчит?
Лена задумалась.
— А не было в последнее время ничего странного? В поведении его?
Я хотела сказать «нет», но вдруг вспомнила. Последний месяц он действительно был какой-то отстранённый. Мало разговаривал. На телефонные звонки отвечал в другой комнате. Один раз я проснулась ночью — его не было в кровати. Сидел на кухне, курил. А он уже полгода как бросил курить.
— Мне показалось, что он о чём-то думает постоянно, — призналась я. — Но я решила, что работа. У них сейчас большой объект.
— А женщины никакой не было?
— Лен! Ты что? Володя не такой. Мы же двадцать три года вместе.
— Наташ, ну посмотри правде в глаза. Мужчина в сорок пять лет, симпатичный, работящий... А когда вы в последний раз куда-то ходили? Разговаривали по душам?
Я попыталась вспомнить. В кино были... когда? В прошлом году, кажется. По душам разговаривали... а о чём нам разговаривать? Дети выросли, живут отдельно. Работа, дача, быт.
— Да о чём нам разговаривать-то? Мы же знаем друг друга как облупленных.
— Вот именно. Как облупленных. А может, он хочет узнать тебя по-новому? Или чтобы ты его узнала?
В эту минуту хлопнула дверь. Я вскочила и бросилась в прихожую. Володя стоял и снимал куртку. Выглядел усталым и каким-то постаревшим.
— Где ты был?! — закричала я. — Я уже с ума схожу! Думала, что-то случилось!
Он посмотрел на меня странно. Как будто увидел в первый раз.
— Наташа, нам надо поговорить.
Сердце сжалось. Лена как-то незаметно исчезла. Мы остались вдвоём на кухне. Праздничный стол, свечи, которые я так и не успела зажечь.
— Садись, — сказал он тихо.
— Володя, что происходит? Где ты был? Почему не отвечал на звонки?
— Я ездил к адвокату.
Слова повисли в воздухе. Я не сразу поняла их смысл.
— К адвокату? Зачем?
— Наташа... я не знаю, как тебе сказать. Последние полгода я думаю об одном и том же. Мы живём как соседи. Встаём, завтракаем, идём на работу, приходим, ужинаем, смотрим телевизор, ложимся спать. И так изо дня в день.
— Но мы же семья! Двадцать три года!
— Именно поэтому. Двадцать три года я не знаю, о чём ты мечтаешь. Чего хочешь. Что тебя радует, что расстраивает. Мы превратились в два человека, которые просто делят жилплощадь.
Я смотрела на него и не узнавала. Когда он стал так говорить? Когда успел всё это передумать?
— А я думала, нам хорошо вместе...
— Хорошо — это не про нас. Нам привычно. Удобно. Но это не жизнь, Наташа.
— И что ты предлагаешь?
— Я встретил женщину.
Вот оно. То, чего я боялась услышать, но где-то в глубине души уже знала.
— Кто она?
— Это не важно. Важно то, что с ней я почувствовал себя живым. Мне интересно с ней разговаривать, интересно узнавать её. А с тобой...
— А со мной ты прожил двадцать три года! Родил двоих детей! Строил дом!
— И я благодарен за эти годы. Но я не хочу провести так оставшиеся двадцать лет.
Я заплакала. Не от боли даже, а от обиды. Как можно было так подло поступить? В день годовщины?
— Ты не мог выбрать другой день?
— Я думал об этом месяцами. Всё откладывал. А потом понял — никогда не будет подходящего дня. И лучше сразу всё честно сказать, чем притворяться.
— А как же дети?
— Дети взрослые. У Кати своя семья, у Павлика невеста. Они поймут.
— А квартира? Дача?
— Всё поделим честно. Я не собираюсь тебя обижать.
Мне хотелось кричать, ругаться, бить посуду. Но вместо этого я сидела и смотрела на этого человека, с которым прожила полжизни, и понимала — он мне чужой. Когда это случилось? Когда мы стали чужими?
— А может, попробуем наладить отношения? Съездим куда-нибудь, поговорим...
— Наташа, поздно. Я уже принял решение. Завтра собираю вещи.
— Куда?
— К брату пока. Потом найму квартиру.
Он встал и пошёл в спальню. Я осталась сидеть на кухне среди праздничной посуды и остывшего борща. Двадцать три года. Как можно перечеркнуть двадцать три года?
Утром он собрал две сумки и чемодан. Я не плакала — слёз больше не было. Просто стояла у окна и смотрела, как он грузит вещи в машину.
— Наташа, — сказал он в прихожей. — Прости меня. Знаю, что больно. Но иначе мы бы просто постепенно умирали.
— Иди.
Дверь закрылась. Я села на диван и впервые за много лет задумалась — а кто я? Без него, без детей, без роли жены и мамы? Мне пятьдесят два года. Что мне делать дальше?
Позвонила Лена.
— Как дела?
— Ушёл. Есть другая.
— Сволочь. Хочешь, приеду?
— Не надо. Мне нужно побыть одной.
Но одной оказалось страшно. Тишина давила. Я включила телевизор, но не могла сосредоточиться на программах. Всё время ждала, что сейчас откроется дверь и он войдёт. Скажет, что всё это ошибка, что передумал.
Но дверь молчала.
Первую неделю я почти не выходила из дома. Взяла отпуск за свой счёт. Лена приносила продукты, Катя приезжала каждый день. Все жалели меня, а мне от этой жалости становилось ещё хуже.
— Мам, а может, оно и к лучшему? — неожиданно сказала Катя. — Вы же действительно последние годы как два параллельных человека жили. Помнишь, я в прошлый раз приехала, так вы за весь вечер друг с другом десяти слов не сказали.
— Катя!
— Мам, ну подумай сама. Когда ты в последний раз чему-то радовалась? Мечтала о чём-то? Строила планы?
Я не знала, что ответить. Действительно, когда? Всё было размеренно, предсказуемо. Работа — дом, дом — работа. По выходным — дача. Раз в год — отпуск в Крыму или в Сочи.
— А чему мне радоваться в моём возрасте?
— Мам, тебе пятьдесят два! Это же не старость. Посмотри на тётю Люсю — она в шестьдесят английский изучать начала, в театральную студию записалась.
Люся — это Ленина тётка. После смерти мужа действительно вдруг стала жить какой-то особенной жизнью. Путешествует, учится, в интернете знакомых находит.
— Так она вдова, а я — брошенная жена. Это разные вещи.
— Мам, а какая разница? Результат-то одинаковый — ты свободна.
Свободна. Странное слово. Я не чувствовала свободы. Наоборот, чувствовала себя ненужной, выброшенной.
Через месяц Володя приехал забирать остальные вещи. Выглядел он... помолодевшим. Загорелый, в новой рубашке.
— Как дела? — спросил он, будто мы просто знакомые.
— Нормально.
— Работаешь?
— Работаю.
Неловкое молчание. Он собирал книги, инструменты. Я стояла в дверях и смотрела, как из нашего дома исчезают последние следы его присутствия.
— Наташа, а как твои дела? В смысле, планы какие?
— А какие могут быть планы?
— Не знаю. Может, путешествовать захочешь. Или хобби какое найдёшь.
— В моём возрасте уже поздно начинать.
— Почему поздно? У тебя вся жизнь впереди.
Легко говорить. У него впереди новая любовь, молодая наверняка. А у меня что?
— Увидимся, — сказал он, уходя.
Я не ответила.
Вечером пришла Лена с бутылкой вина.
— Всё, хватит убиваться. Пора жить.
— Я и живу.
— Это не жизнь, это существование. Слушай, а давай съездим куда-нибудь? В Питер, например. Или в Европу.
— На что? Половину зарплаты алименты детям плачу, вторая половина — на еду и коммуналку.
— Кстати, а почему алименты? Дети же взрослые.
— Катя декрет, Павлик учится.
— Наташ, а может, пора им самим о себе заботиться? Катин муж работает, Павлик может подрабатывать.
Я задумалась. Действительно, почему я должна себя ограничивать ради взрослых детей?
— Лен, а не кажется ли тебе, что я всю жизнь жила для других? Сначала для родителей, потом для мужа, для детей. А для себя — никогда.
— Наконец-то дошло! Тебе пятьдесят два года, ты здоровая, работящая, неглупая. У тебя есть шанс прожить оставшуеся годы для себя.
— А что значит — для себя?
— Не знаю. Это тебе решать. Чего ты хочешь?
Я попыталась вспомнить, о чём мечтала в молодости. Хотела стать искусствоведом, изучать живопись. Но вышла замуж, родила детей, пошла работать бухгалтером — стабильная зарплата нужна была.
— Я хотела изучать живопись, — сказала я неожиданно для себя.
— И что тебе мешает? Сейчас полно курсов, лекций. Можешь даже диплом получить — заочно или дистанционно.
Идея показалась безумной и заманчивой одновременно.
На следующий день я пошла на работу с новым чувством. Как будто проснулась после долгого сна. В обед зашла в интернет и стала искать курсы по искусствоведению. Оказалось, что в нашем городе есть несколько вариантов. Вечерние группы, выходного дня.
Записалась на пробное занятие.
Первая лекция была про итальянское Возрождение. Я сидела в аудитории среди незнакомых людей разного возраста и слушала рассказ о Леонардо да Винчи. И впервые за много месяцев чувствовала себя счастливой.
После занятий подошла преподавательница:
— Вы очень внимательно слушали. Располагающая.
— Мне очень понравилось.
— Приходите ещё. У нас дружная группа, все увлечённые люди.
Дома я рассказала Лене:
— Знаешь, я поняла, что Володя был прав в одном. Мы действительно превратились в соседей. Но виновата в этом не только я. Он тоже не пытался меня узнать, понять, что мне интересно.
— Главное, что ты сама это поняла. А теперь у тебя есть шанс стать той, кем хочешь быть.
Через полгода я поступила на заочное отделение института культуры. В пятьдесят два года я снова стала студенткой. Катя сначала удивлялась, потом стала гордиться:
— Мам, ты такая молодец! А я вот после декрета боюсь на работу выходить — забыла всё.
— Катюш, никогда не поздно начинать. Главное — захотеть.
Володя иногда звонил по делам. Спрашивал, как дела. Я рассказывала про учёбу, новых знакомых, поездки по музеям. В его голосе слышалось удивление.
— Ты изменилась, — сказал он как-то.
— В лучшую или худшую сторону?
— Не знаю. Стала другой. Более... живой, что ли.
Мне стало смешно. Получается, ему понравилась та Наташа, которая появилась после его ухода. Но теперь было уже поздно. У меня была своя жизнь, свои интересы, свои планы.
Иногда я вспоминаю тот вечер, когда он исчез в день нашей годовщины. И думаю — а может, это был не самый худший подарок? Может, он подарил мне возможность найти себя настоящую?
Конечно, было больно. Конечно, страшно. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю — я благодарна ему за эту боль. Она заставила меня проснуться и начать жить по-настоящему.
В следующем году защищаю диплом. Планирую поступать в аспирантуру. А летом хочу поехать в Италию — увидеть те картины, о которых читаю в книгах.
Мне пятьдесят четыре года. И я чувствую, что жизнь только начинается.