Комната встретила меня тишиной. Не привычной, уютной тишиной вечера, когда ждешь, что вот-вот заскрипят половицы под знакомыми шагами, а такой... пустой. Словно воздух стал разреженным.
Я поставил сумку с продуктами на пол и огляделся. Что-то было не так, но понять что именно никак не получалось. Квартира выглядела как всегда: тот же диван с продавленной подушкой справа, где я обычно сидел после работы, те же шторы, которые Лена так и не поменяла, хотя обещала уже полгода. Даже запах был привычным – смесь ее духов и средства для мытья полов.
И все же что-то изменилось.
Дошло не сразу. Сначала заметил, что на комоде нет ее баночек с кремами. Потом – что исчезла стопка книг с тумбочки у кровати. Журналы тоже пропали. И халат, который всегда висел на спинке стула.
В шкафу зияли пустые вешалки. Половина полок в ванной словно вылизана. Даже зубная щетка исчезла.
Я сел на кровать и достал телефон. Набрал ее номер, но трубку никто не брал. Написал сообщение: «Лена, что происходит? Где ты?»
Ответа не было.
На кухонном столе лежал конверт. Внутри – ключи от квартиры и записка, написанная знакомым почерком: «Больше не могу. Прости».
Четыре слова. За семь лет совместной жизни – четыре слова.
Я позвонил ее подруге Оксане.
«Слушай, а где Лена? Она домой не пришла, вещи забрала...»
«Вадим, серьезно?» Голос Оксаны был каким-то странным. «Ты правда не понимаешь?»
«Что я должен понимать? Мы же вчера нормально общались. Она ужин готовила, спрашивала про работу...»
«Вадим, она полгода пыталась с тобой поговорить. Ты помнишь хоть один такой разговор?»
Я молчал. Помнить было нечего.
«А когда вы последний раз куда-то ходили вместе? В кино, в театр, просто гулять?»
«Да мы... у нас работа, заботы...»
«У всех работа. Лена говорила, что чувствует себя домработницей в собственной квартире. Готовит, убирает, стирает, а ты приходишь, ужинаешь и в телевизор смотришь».
«Я устаю! Целый день пашу, чтобы деньги в дом приносить!»
«А она что, не работает? Вадим, когда ты последний раз интересовался, как у нее дела? Не формально, а по-настоящему?»
Я положил трубку и снова огляделся по сторонам. Семь лет. Как это – просто взять и уйти? Без криков, без скандалов, без объяснений. Молча собрать вещи и исчезнуть.
Утром на работе коллеги сразу заметили мое состояние.
«Что за вид у тебя такой?» – поинтересовался Михалыч из соседнего отдела. «Похоже, будто поезд переехал».
«Лена ушла», – буркнул я, не поднимая глаз от бумаг.
«Как ушла? Куда?»
«Не знаю. Домой пришел – квартира пустая. Только записка».
Михалыч присвистнул.
«Серьезные дела. А повода никакого не было?»
«Какого повода? Не ссорились, не скандалили. Жили как все».
«Вот именно. Как все». Он подсел ближе. «Слушай, а ты когда последний раз цветы ей дарил?»
«При чем тут цветы? Мы уже не школьники».
«А комплименты говорил? Благодарил за что-нибудь?»
Я поморщился. Зачем благодарить за то, что она и так делать должна? Мы же семья.
«Михалыч, не психолог из тебя. Если бы что-то не устраивало – сказала бы».
«Сказала бы», – он покачал головой. «Вадим, женщины месяцами намекают, прежде чем прямо заговорить. А мы, дураки, делаем вид, что не понимаем. Удобно же – не слышу, значит, проблемы нет».
Вечером квартира показалась еще более пустой. Я разогрел пельмени и сел перед телевизором. Обычное дело. Только вот раньше рядом кто-то был. Кто-то, кто тихонько вязал или читал, изредка комментируя происходящее на экране.
Сколько лет я не обращал внимания на эти комментарии? Отмахивался, когда она пыталась рассказать что-то про работу или подруг. «Устал», «не сейчас», «потом поговорим». Это «потом» так и не наступило.
Позвонил маме.
«Сынок, а что случилось? Голос у тебя какой-то...»
«Лена от меня ушла».
Долгая пауза.
«Мама, ты слышишь?»
«Слышу. Думаю только».
«О чем думаешь?»
«О том, что я ждала этого разговора уже года два».
«Что?!»
«Вадик, я же вижу, как вы общаетесь. Точнее, как не общаетесь. Приезжаете в гости – она со мной разговаривает, ты в телефоне сидишь. За столом она тебе накладывает, подливает, а ты даже спасибо не говоришь. Воспринимаешь как должное».
«Мам, мы семья. Зачем церемонии?»
«Семья – это не повод забыть про уважение. Твой отец до последнего дня благодарил меня за ужин. Сорок три года прожили вместе, а он каждое утро говорил, какая я красивая».
Я вспомнил отца. Действительно, он всегда был очень внимателен к маме. Интересовался ее делами, спрашивал совета, хвалил ее готовку. Я считал это старомодным. Мол, прошлое поколение, у них другие привычки.
«А Лена красивая?» – неожиданно спросила мама.
«Конечно».
«Когда ты ей это говорил в последний раз?»
Я задумался. Не помнил.
«Вадик, женщина уходит не от плохого мужчины. Она уходит от равнодушного».
На следующий день решился позвонить Лениной коллеге Наташе. Может, она знает, где Лена остановилась.
«Вадим, привет. Как дела?»
«Да вот... Лена исчезла. Ты случайно не в курсе, где она?»
«Исчезла? Когда?»
«Позавчера. Пришел домой – квартира пустая».
«О боже... А я думаю, почему она на работу не вышла. Сказали, что заболела».
«Наташ, может, знаешь, к кому она могла пойти? К родителям? К подругам?»
«Вадим, а что произошло-то? Поссорились?»
«Нет! Вообще не ссорились. Все было нормально».
Наташа помолчала.
«Знаешь, Лена в последнее время часто жаловалась, что чувствует себя одинокой. При том, что живет не одна».
«Как это – одинокой?»
«Ну... говорила, что вы как соседи по коммуналке. Каждый сам по себе. Ты с работы приходишь, поужинаешь и к телевизору. Выходные – тоже каждый своими делами занимается. А она хотела... как бы это сказать... близости что ли. Не физической, а душевной».
«Мы же разговаривали...»
«Вадим, разговор про то, что купить к ужину – это не близость. Лена говорила, что не помнит, когда вы в последний раз говорили о чем-то важном. О мечтах, планах, чувствах».
Я попытался вспомнить. И правда, наши разговоры сводились к бытовым вопросам. «Молока купи», «счет за свет пришел», «сантехника вызвать надо». Когда это стало нормой?
«А еще она расстраивалась, что ты перестал ее замечать».
«Как это – замечать? Мы же вместе живем».
«Вадим, когда Лена новую прическу сделала, ты заметил?»
Я напрягся. Прическу? Она стриглась?
«А когда она похудела на пять килограммов, ты что-нибудь сказал?»
Худела? Я честно не помнил.
«Наташ, где она? Мне нужно с ней поговорить».
«Не знаю, Вадим. Честно. Но думаю, пока не стоит ее искать. Дай время. Если решилась на такой шаг, значит, думала долго».
Я понял, что совсем не знаю, где Лена может быть. У нее есть подруги, но я даже не помню их адресов. Родители живут в другом городе. Сестра... а есть ли у нее сестра? Кажется, есть. Или была? Я не был уверен.
Семь лет вместе, а я не знаю элементарных вещей о человеке, который делил со мной кровать.
Вечером снова попробовал до нее дозвониться. На этот раз трубку взяли.
«Лена?»
«Да».
«Слава богу! Где ты? Что происходит?»
«Вадим, мне нужно время подумать».
«О чем думать? Давай встретимся, все обсудим. Приезжай домой».
«Не могу. Пока не могу».
«Лена, я не понимаю! Что я сделал не так? Мы же не ссорились!»
Она долго молчала.
«Вот именно. Мы не ссорились. Мы вообще ничего не делали. Мы просто существовали рядом».
«Как это – существовали? Мы жили! У нас общий дом, общий быт...»
«Вадим, а кроме быта у нас что-то было?»
Я растерялся.
«Когда ты в последний раз спросил, как у меня дела? Не формально, а реально интересовался?»
«Да я... каждый день интересуюсь...»
«'Как дела?' – 'Нормально' – 'Хорошо'. Это не интерес, Вадим. Это вежливость».
«А что я должен был делать?»
«Слышать меня. Видеть. Замечать, когда мне грустно или радостно. Интересоваться тем, что для меня важно. Помнить, что я рассказывала».
Я почувствовал, как к горлу подкатывает комок.
«Лена, а я... я думал, что все нормально. Что ты довольна».
«А почему ты так думал?»
«Ну... ты не жаловалась».
«Вадим, я пыталась говорить с тобой много раз. Но ты всегда был занят, усталый, не в настроении».
Смутно я начал вспоминать. Действительно, бывало, она подходила, начинала что-то рассказывать, а я отвечал: «Не сейчас, дай досмотрю новости» или «Потом, голова болит». А потом забывал спросить, что она хотела сказать.
«Лен, а можно исправить? Я понял, в чем дело. Буду внимательнее, буду слушать...»
«Вадим, я устала быть невидимкой в собственном доме. Устала чувствовать себя прислугой. Готовить, убирать, стирать – и не получать даже спасибо».
«Но я же... я работаю, деньги приношу...»
«А я что, не работаю? Мы оба работаем. Почему домашние дела только на мне?»
Я задумался. Действительно, она приходила с работы и сразу на кухню. Я же плюхался на диван. Как-то само собой получилось, что готовка и уборка – ее обязанности. Я даже не задумывался об этом.
«Лен, давай встретимся. Поговорим спокойно».
«Пока не готова. Мне нужно понять, чего я хочу. А тебе нужно понять, готов ли ты меняться по-настоящему».
«Готов! Конечно, готов!»
«Вадим, ты сейчас говоришь это, потому что испугался. А что будет через месяц? Через полгода? Ты снова станешь прежним».
«Не стану. Честно».
«Посмотрим», – тихо сказала она и повесила трубку.
Я остался сидеть с телефоном в руках. Семь лет. Семь лет мы были вместе, а я даже не заметил, как она становилась несчастной. Не заметил, как мы превратились в чужих людей.
На следующий день пошел к психологу. Никогда не думал, что решусь на такое, но другого выхода не видел.
«Расскажите, что произошло», – попросила женщина средних лет с добрыми глазами.
Я рассказал. Про пустую квартиру, записку, разговор с Леной.
«Как вы думаете, почему она ушла именно таким образом? Без объяснений, без попытки еще раз поговорить?»
«Не знаю. Может, решила, что бесполезно».
«А были попытки поговорить раньше?»
Я вспомнил слова Лены о том, что она пыталась. Вспомнил свои отговорки.
«Были. Но я... отмахивался».
«Почему?»
«Думал, что все нормально. Что если проблема серьезная, она скажет прямо».
«Вадим, в отношениях редко говорят прямо. Обычно начинают с намеков, потом переходят к мягким просьбам, потом к более настойчивым. И только в самом конце ставят ультиматум. Но многие мужчины слышат только ультиматум».
«Получается, я проспал все предыдущие стадии?»
«Возможно. Расскажите, как проходил ваш обычный день».
Я описал. Работа, дом, ужин, телевизор, сон. В выходные – диван, пиво, футбол.
«А Лена что делала?»
«Ну... готовила, убирала. У нее тоже работа была, но она как-то все успевала».
«Вы ей помогали?»
«Иногда. Если она просила».
«А сами никогда не предлагали?»
Я задумался. Нет, не предлагал. Считал, что если нужна помощь – попросит.
«Вадим, женщины устают просить. Им хочется, чтобы мужчина сам видел, что нужно сделать. Это называется ментальная нагрузка – когда один человек отвечает за то, чтобы заметить все проблемы и организовать их решение».
«То есть я просто жил, а она за всех думала?»
«Что-то вроде того. А теперь скажите: что вы знаете о Лене? О ее мечтах, страхах, планах?»
Вопрос поставил меня в тупик. Я знал, что она работает бухгалтером, любит читать детективы и не ест острое. И все?
«Мало знаю», – признался я.
«А она знает о ваших мечтах и страхах?»
«Наверное. Мы же вместе живем».
«Вы ей рассказывали?»
Я попытался вспомнить. Говорили ли мы когда-нибудь о чем-то личном? О том, что меня волнует? О планах на будущее?
«Кажется, нет».
«Получается, вы семь лет жили как соседи. Делили быт, но не делились душами».
Это было больно слышать, но правдиво.
«А можно исправить?»
«Можно. Но только если вы действительно этого хотите. И если Лена даст вам шанс».
Домой я возвращался с тяжелым сердцем. Сколько времени упущено. Сколько возможностей быть счастливыми промотано впустую.
Квартира встретила меня прежней пустотой. Но теперь я понимал: она была пустой и раньше. Просто я не замечал.
Написал Лене сообщение: «Был у психолога. Начал понимать. Не тороплюсь. Жду, когда будешь готова говорить».
Ответ пришел только вечером: «Спасибо за понимание».
Немного, но уже что-то.