Через месяц Вадим познакомил меня с мамой. Галина Петровна встретила в дверях:
— Так-так, посмотрим на невестку. Ой, а платье какое яркое.
Я была в красном. Любимом. Но сказала:
— А готовить умеешь?
— Учусь еще.
— Ну ничего, научим.
Через полгода мы съехались. Жили в его квартире. В однушке на окраине.
— Тут удобнее, — объяснил он. — Ближе к моей работе. А ты и на автобусе доедешь.
Час в одну сторону. Два часа в день на дорогу. Но я согласилась. Любовь же.
Свадьба. Я хотела человек тридцать. Близкие, друзья.
— Мам сказала — надо на сто человек минимум, — сообщил Вадим за неделю до торжества. — Родня большая, коллеги. Что люди подумают?
Пришлось занимать деньги. У родителей. У друзей. Но свадьба получилась «равильная».
После свадьбы Галина Петровна сказала:
— Теперь ты наша. Семейные традиции соблюдать надо. По воскресеньям жду у нас. Семейный обед. Святое дело.
Каждое воскресенье я слушала нравоучения золовки Ленки и кивала, когда свекровь рассказывала, как правильно жить.
— Оленька, дорогая, — говорила она, — мужчина должен быть главой семьи. Это природой заложено. А женщина — поддержка, опора. Ты умная девочка, понимаешь.
Я понимала. И молчала.
Первая крупная покупка — машина. Я хотела «Рено», небольшую, экономичную. Вадим купил «Хендай». Большой, престижный.
— Мужчина должен ездить на мужской машине, — объяснил он. — А ты все равно права еще не получила.
Права я получила через год. На машине все равно ездил он.
Вторая покупка — диван. Я выбрала бежевый, мягкий. Он купил черный кожаный.
— Практичнее, — сказал. — И солиднее выглядит.
Третья, четвертая, пятая. Каждый раз его решение.
— Ты же не против? — спрашивал он. И добавлял: — Я же лучше в этом разбираюсь.
Я не была против. Устала быть против.
А потом умерла бабушка. Оставила мне квартиру. Двушку в хорошем районе.
— Сдавать будем? — спросил Вадим.
— Может, дочери оставим? Когда в университет пойдет?
— Ну это когда еще. А деньги сейчас нужны.
Но сдавать не стали. Я сказала: «Подумаем». Он согласился.
Квартира стояла пустая. Два года. Я иногда туда ездила — проветрить, проверить. Одна в тишине чувствовала себя... собой.
В этой квартире я не была чьей-то женой. Чьей-то невесткой. Чьей-то мамой.
Я была просто Ольгой.
И мне это нравилось.
А потом прозвучал звонок Ирины:
— Олька, а ты знаешь, что твоя квартира сдана?
Я замираю.
— Как сдана?
— Ну да! Молодая пара въехала на днях. Я думала, ты в курсе.
Поднимаюсь домой. Ноги ватные. В голове — каша. Как это, без меня? Без единого слова?
Вадим сидит за столом, лопает яичницу. Довольный такой. Сытый.
— Ты квартиру сдал?
Он даже не поднимает глаз от тарелки.
— А, ну да. Через Михалыча, риелтора. Ты же помнишь Михалыча? Хорошие люди попались, молодожены. Денежка капать будет. Сорок тысяч в месяц! — он наконец смотрит на меня, улыбается. — Неплохо, да?
— Почему ты меня не спросил?
Вилка застывает на полпути ко рту.
— А что спрашивать-то? — он жует, разговаривая с набитым ртом. — Стоит же пустая. Пылится. А тут — доход. Семейный бюджет же!
— Семейный бюджет? — я чувствую, как что-то холодное поднимается по позвоночнику.
— Ну да! — он машет вилкой. — Ты же не против? Здравый смысл, чистый расчет.
Я стою и смотрю на него. На этого человека, с которым прожила восемь лет.
— Я подумаю, — говорю тихо.
— О чем думать-то? — он смеется. — Деньги лишними не бывают!
Вечером звонит свекровь.
— Олечка, Вадик мне рассказал про квартиру. Молодец наш! Головой думает, не сердцем. Ты же понимаешь — мужчина в доме главный. Зачем спорить?
Кладу трубку.
Сижу на кухне. За окном дождь. Вадим смотрит телевизор, хохочет над каким-то шоу.
А в голове — тишина. И одна мысль.
Завтра я встречаюсь с юристом.
Утром просыпаюсь от звонка золовки. Ленка. Всегда в курсе всех дел.
— Олька, слышала новость? Вадик такой молодец! Квартиру твою пристроил. Мама в восторге.
— Ага, — говорю сонным голосом.
— А ты что? Дуешься? — в голосе появляются металлические нотки. — Ну ты же умная девочка. Понимаешь — муж головой думает. Семейные интересы на первом месте. Зачем спорить с мужиком?
Молчу.
— Оля? Ты меня слышишь?
— Слышу, Лен. Я подумаю.
— Думать? — она хохочет. — Да что тут думать-то?
Кладу трубку. Сижу на кровати, смотрю, как Вадим натягивает рубашку.
— Кто звонил? — спрашивает он, застегивая пуговицы.
— Лена. Поздравляла.
— А, — он довольно кивает. — Правильно.
Иду на кухню. Ставлю чайник. Достаю документы из папки. Те самые. Свидетельство о собственности. Справки об оплаченных налогах. Квитанции за коммуналку.
Все на мое имя.
Даже налоги я сама платила. Сама ездила, сама разбиралась с управляющей компанией, когда трубы текли. Вадим тогда сказал: «Ты же лучше в этом разбираешься».
А теперь.
Он заходит на кухню, наливает кофе.
— Олька, а ты подумала насчет денег? Может, на отпуск отложим? Или машину обновим?
— Вадим, — говорю спокойно. — Ты принял решение без меня. Это будет иметь последствия.
Он замирает с чашкой у губ.
— Какие еще последствия?
— Завтра встречаюсь с юристом.
Кофе проливается на рубашку. Он вскакивает, начинает стирать пятно салфеткой.
— Ты что, в суд подавать собралась? — смеется, но смех какой-то неуверенный.
— Если понадобится — да. Квартира оформлена на мое имя. Ты не имел права ее сдавать.
— Да ладно тебе! — он машет рукой. — Мы же семья! Муж и жена — одна сатана!
— Похоже, ты забыл спросить у сатаны разрешения.
Он затихает. Смотрит на меня так, будто видит впервые.
— Оль, ты же понимаешь, я хотел как лучше.
— Ты хотел. Ты решил. Ты оформил. — перечисляю по пальцам. — А где в этой схеме была я?
— Ну, я думал, ты не против.
— Думал? Или просто не считал нужным спрашивать?
Молчит. И в этом молчании — весь ответ.
Днем еду к юристу. Елена Викторовна. Женщина лет пятидесяти, строгая, в очках. Внимательно изучает документы.
— Понятно, — говорит наконец. — У вас есть все основания для расторжения договора аренды. Квартира оформлена на ваше имя, согласия на сдачу вы не давали.
— А если подпись подделана?
Она поднимает глаза.
— Тогда это уже уголовное дело. Подделка документов.
— Можно это проверить?
— Конечно. Назначим экспертизу.
Возвращаюсь домой. Вадим мечется по квартире, говорит по телефону:
— Мам, ну объясни ей! Она же с ума сошла! К юристу пошла!
Вижу его взгляд. Растерянный. Почти испуганный.
— Михалыч? — он переключается на другой номер. — Слушай, тут проблемка вышла. Жена возмущается. Да нет, все нормально будет, я ее успокою.
Кладет трубку. Смотрит на меня.
— Оль, ну хватит уже! Ну подумаешь, не спросил! Между нами что, формальности разводить?
— Между нами, Вадим, оказывается, нет вообще ничего.
— Как это — ничего?!
— Ты принимаешь решения о моей собственности без меня. Твоя мать и сестра считают, что я должна молчать и радоваться. А ты думаешь, что имеешь право распоряжаться тем, что мне не принадлежит.
Он молчит.
— Я тебе скажу, что у нас получается, — продолжаю. — У нас получается, что есть хозяин, который решает. И есть та, которая должна с этим соглашаться.
— Оля.
— Восемь лет, Вадим, я молчала, когда ты решал, куда нам ехать отдыхать. Молчала, когда ты покупал машину, не спросив, какую я хочу. Молчала, когда твоя мать говорила, что я неправильно готовлю борщ.
— Но ты же соглашалась тогда!
— Я молчала. Это не одно и то же.
Он садится на диван. Тяжело.
— И что теперь?
— А теперь, — говорю спокойно, — молчание закончилось.
Звонок в дверь. Заходит свекровь. Без приглашения. Как всегда.
— Олечка! — она расплывается в улыбке. — Что за глупости? Вадик мне все рассказал. Ну что ты, родная! Мужчина — голова семьи! Это же естественно!
Смотрю на нее. На эту женщину, которая восемь лет учила меня «правильно» быть женой.
— Галина Петровна, — говорю тихо. — А вас кто-нибудь приглашал, что вы сюда пошли?
— Что? — она растерянно моргает.
— Это мой дом. И я не помню, чтобы вас приглашала.
— Оля! — Вадим вскакивает. — Ты что творишь?!
— То же самое, что и ты. Принимаю решения о том, что мне принадлежит.
Свекровь багровеет.
— Да как ты смеешь! Я тебе как мать!
— Мать — моему мужу. А мне вы — чужая тетка, которая лезет в мою жизнь без спроса.
Тишина.
— Завтра, — говорю, глядя на Вадима, — я еду к риелтору. Расторгать договор. А вы, — поворачиваюсь к свекрови, — можете идти домой. И больше сюда не приходить без приглашения.
— Вадик! — всхлипывает она. — Ты позволишь ей так со мной разговаривать?!
Но Вадим молчит. Смотрит на меня, как на незнакомку.
Утром еду к Михалычу. К тому самому, через которого Вадим «все оформил».
Офис на первом этаже жилого дома. Табличка «Недвижимость». Михалыч — мужик лет сорока пяти, в мятой рубашке. Увидев меня, напрягается.
— А, Ольга Сергеевна! Вадим предупреждал, что вы заглянете. Все нормально, все по закону!
Кладу на стол документы.
— Покажите договор аренды.
Он нервно шарит по папкам, достает листы.
— Вот, пожалуйста. Все чин чинарем.
Беру договор. Читаю. В графе «арендодатель» — мое имя. Ниже — подпись.
Моя подпись.
Которую я не ставила.
— Михаил Петрович, — говорю спокойно. — Когда я подписывала этот договор?
— Как когда? — он часто моргает. — Ну, Вадим Николаевич приносил.
— Я когда подписывала?
— Ну, он сказал, что вы...
— Я вас спрашиваю конкретно: я лично являлась в ваш офис и ставила подпись?
Молчание. Долгое такое. Неуютное.
— Слушайте, — он начинает суетиться, — может, кофе? Чай? Давайте все спокойно обсудим.
— Обсуждать нечего. Эта подпись — подделка. И вы об этом знали.
— Да что вы! — он всплескивает руками. — Вадим Николаевич — порядочный человек! Он сказал, что у вас полное согласие!
— Без моей подписи — никакого согласия нет. А то, что здесь написано, — подделка документов. Статья 327 Уголовного кодекса.
Михалыч бледнеет.
— Слушайте, давайте без крайностей! Мы все можем решить по-человечески!
— По-человечески — это когда спрашивают разрешения. — Достаю телефон. — А теперь я вызываю арендаторов. Объясню им ситуацию.
— Стойте! — он вскакивает. — Они же деньги заплатили! Предоплату!
— Это ваши проблемы. Мои — договор аннулировать.
Звоню по номеру из договора. Отвечает молодой мужской голос.
— Алло?
— Добрый день. Меня зовут Ольга, я собственник квартиры на Первомайской, которую вы снимаете.
— А, здравствуйте. А что-то случилось?
— Случилось. Договор аренды заключен без моего ведома. С поддельной подписью. Я вынуждена его расторгнуть.
Пауза.
— То есть как, без вашего ведома? А муж ваш говорил...
— Мой муж не имел права сдавать квартиру. Вам нужно освободить жилплощадь в течение недели.
— Но мы же деньги заплатили! Вещи завезли!
— Деньги получите обратно. С риелтора. А вещи, сожалею, но это не мои проблемы.
Кладу трубку. Михалыч сидит бледный, вытирает лоб платком.
— Вы же понимаете, какие будут последствия? — говорю ему. — Для вас лично?
— Понимаю, понимаю! Но ведь можно же все урегулировать!
— Можно. Возвращаете деньги людям, аннулируете договор. И больше подобных фокусов не проворачиваете.
— Хорошо, хорошо! Все сделаем!
Выхожу из офиса. На улице дождь. Мелкий, нудный. Но на душе — легко. Впервые за много лет.
Дома Вадим мечется по квартире. Телефон надрывается.
— Да, мам, я понимаю! Да что я могу сделать?! Она как с цепи сорвалась!
Видит меня, быстро заканчивает разговор.
— Ну что, съездила? Поговорила с Михалычем?
— Поговорила. Договор расторгнут.
Он замирает.
— Как расторгнут?
— Очень просто. Подпись в договоре — подделка. Михалыч все понял с первого раза.
— Ты что творишь?! — он хватается за голову. — Люди деньги заплатили! Вещи завезли!
— Пусть с тебя и требуют. Это была твоя инициатива.
— Оля, ты с ума сошла! Из-за каких-то формальностей разрушаешь все!
— Каких формальностей? — поворачиваюсь к нему. — Подделка подписи — это формальность?
— Я не подделывал! Я просто, ну, расписался за тебя.
Звонит телефон. Берет Вадим.
— Алло? Да, это я. Что?!
Кладет трубку. Сползает на диван.
— Они съезжают, — говорит тихо. — И деньги требуют обратно.
— Справедливо.
— Сорок тысяч, Оля! Где я возьму сорок тысяч?!
— Не знаю. Может, у мамы займешь? Она же такая понимающая.
Он смотрит на меня, как на чужую.
— Ты изменилась, — говорит медленно. — Ты стала другой.
— Не изменилась. Просто перестала молчать.
В дверь звонят. Заходит свекровь. За ней — золовка Ленка. Боевая такая группировка.
— Ну что, довольна? — Галина Петровна даже не здоровается. — Разрушила все! Людей на улицу выгнала!
— Людей выгнал ваш сын. Когда сдавал чужую квартиру без спроса.
— Да как ты смеешь! — Ленка наступает на меня. — Он же твой муж! У вас все общее!
— У нас ничего общего. И никогда не было.
— Олька, — Галина Петровна делает попытку миролюбивого тона, — ну что ты как маленькая? Ну ошибся человек! Ну не подумал! Мужики же такие — сначала делают, потом думают!
— А женщины, получается, должны за ними подчищать?
— Ну это же естественно! Женщина — хранительница очага!
— Хранительница очага — это та, которая следит, чтобы огонь не погас. А не та, которая молча терпит, когда ей на голову какают.
— Оля! — возмущается Вадим.
— Что «Оля»? Правду говорю? Восемь лет делала вид, что мне нравится, когда за меня решают. Восемь лет играла роль послушной жены.
— И что, теперь будешь стервой? — огрызается Ленка.
— Теперь буду собой. А если для вас это стерва — ваши проблемы.
— А ведь такой милой была, — качает головой свекровь.
— Милость, Галина Петровна, — это не обязанность. Особенно когда меня не спрашивают.
Тишина. Все смотрят на меня, как на инопланетянку.
— И что дальше? — спрашивает Вадим тихо.
— А дальше, — говорю спокойно, — каждый живет своей жизнью. И принимает решения сам. За себя.
— А мы?
— А что мы, Вадим? Мы — это два человека, которые привыкли жить по разным правилам. Ты привык командовать, я привыкла подчиняться. Но теперь правила изменились.
— Значит, все? — голос срывается.
— Не знаю. Посмотрим. Если ты научишься спрашивать вместо того, чтобы ставить перед фактом — возможно, что-то получится.
— А если нет?
— Если нет, — пожимаю плечами, — то нет.
Свекровь и золовка переглядываются. Понимают: представление окончено.
— Пойдем, Лен, — говорит Галина Петровна. — Тут больше не о чем говорить.
Они уходят. Вадим остается сидеть на диване. А я иду на кухню ставить чайник.
Три дня тишины.
Вадим ходит по квартире молча. То в телефоне сидит, то на кухне кофе пьет. Я тоже молчу.
Четвертый день. Утром он садится напротив меня за стол.
— Оль.
Поднимаю глаза от чашки.
— Я думал. Эти три дня.
Жду.
— Ты права, — говорит тихо. — Я был неправ. Не только с квартирой. Вообще. Во всем.
— Вадим, — говорю спокойно, — я устала от молчания. Устала быть удобной. Устала делать вид, что мне все равно. И с этого дня — все будет по-другому. Или никак.
Он кивает. Медленно.
Потом встает, подходит к окну. Поворачивается ко мне.
— Я отдал Михалычу сорок тысяч. Из своих накоплений. Люди получили деньги обратно.
— Хорошо.
— И еще я сказал маме, чтобы звонила перед тем, как прийти.
— Как она это восприняла?
— Плохо, — усмехается. — Очень плохо. Сказала, что я под каблуком.
— А ты что думаешь?
— А я думаю, — он садится обратно, — что лучше быть под каблуком, чем без жены.
Впервые за эти дни улыбаюсь.
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: