Мама долго молчала, когда узнала, что мы с Жанной расписались. Потом вздохнула:
– Ну что ж... Главное, чтобы она не мешала тебе работать.
Эти слова стали пророческими. Двадцать лет мне никто не мешал.
Причина нашего брака была банальна – как и многие в юности, мы залетели по-глупому. Признаюсь, был в ужасе от перспективы такого раннего отцовства, но Жанна почему-то не испугалась.
Хорошо помню тот вечер, когда мы сидели в общаговской кухне, на столе – бутылка дешевого вина и две шоколадки «Аленка». Жанна тогда так замечталась, что шоколад в руках растаял. Облизывая пальцы, она улыбалась и рисовала плюсы совместной жизни:
– Миш, ты только представь – у нас будет своя комната! Ты сможешь спокойно заниматься, а я буду готовить, приносить тебе чай с лимоном, когда ты работаешь над формулами.
Ее глаза блестели так, будто мы планировали не брак, а какое-то волшебное приключение. А я... я просто кивал, радуясь, что больше не придется спать в одной комнате в тремя оболтусами и терпеть их алкоголические выходные.
В деканате наши планы подкорректировали: комнат для семейных студентов не оказалось. Пришлось родителям помогать нам с арендой квартиры. В первую ночь на съемной однушке Жанна гладила мою рубашку к защите курсовой и вдохновляла меня как могла.
Жанна, скажу честно, верила в мой «талант» больше, чем я сам.
– Не отвлекайся на ерунду! – говорила она, забирая у меня тарелку. – Твой мозг должен работать!
А как же! Светлая голова, повышенная стипендия, будущее страны… карьеру научную со всех сторон прочили. Жанна гордилась, поддерживала, вела быт и растила ребенка, трудностями старалась не грузить, от стрессов беречь: Мише не до того – у него талант.
Когда родилась Даша, я три дня носил Жанне в роддом пирожки от мамы. Думал, это делает меня образцовым отцом. А потом полгода боялся взять в руки кроху. И вообще искренне считал, что ребенка хотела Жанна и это все ее заботы. Я же делаю ей одолжение, позволяя обслуживать мой гений. Пока в 35 лет не осознал: научная карьера провалилась, моя диссертация никому не нужна. А «светлая голова» не оплачивает счета.
Первая мысль была: «Это Жанна виновата». Женила на себе. Слишком опекала. Не давала взрослеть. Я всерьез так думал.
Годы шли. Дочь пошла в садик, потом в школу.
Жанна превратилась в вечную тень на кухне. А я... я свято верил, что вот-вот совершу прорыв. Достаточно было одного блеска в глазах декана («Михаил, вы наша надежда!»), чтобы я снова зарывался в книги, оставляя реальный мир Жанне.
– Ты не представляешь, – говорил я ей как-то, размахивая свежим журналом, – этот Петров опубликовал то, о чем я говорил еще год назад!
– Миш, может, тебе стоит самому начать публиковаться? – спрашивала Жанна, помешивала суп.
– Ты ничего не понимаешь! Это же целая система! Надо...
Надо было просто признать, что я не гений. Но куда проще было злиться на Жанну, на кафедру, на страну, которая «не ценит таланты».
***
День, когда она сказала про другого, выдался на редкость солнечным. Я как раз доказывал ей, что виноват в моих неудачах кто угодно – министерство, ректор, она сама, – только не я.
– Миша, – она вдруг перебила меня, – я встретила человека.
Тихо так сказала, будто боялась разбудить.
– Какого еще человека?
– Хорошего. Я люблю его.
Помню, громко рассмеялся. Искренне, от души.
– Ты что, в сорок лет влюбилась? Да ладно!
Но когда она подняла глаза, во мне что-то перевернулось. Я увидел ту самую девчонку с шоколадом на пальцах. Только теперь в ее взгляде не было восторга – одна усталость.
– Прости меня. Ты же знаешь – я совсем не умею врать. Хочу развода.
После ее ухода квартира вдруг стала... громкой. Холодильник гудел, как самолет, капающий кран отбивал секунды, а по ночам скрипели половицы – будто дом вздыхал, оставшись без ее легких шагов.
Когда мама узнала, что Жанна ушла, она приехала ко мне, хотя уже с трудом ходила. Но узнав новость, приехала ко мне с сумкой продуктов.
– Так, – сказала она, с трудом переводя дыхание, – записывай.
И начала диктовать. Как варить суп (лук сначала обжарь, иначе будет горчить). Как отличать свежую курицу, как стирать вещи и гладить рубашки.
Я злился:
– Мам, да я не ребенок!
– Именно что ребенок, – кашляла она. – Жанна тебя двадцать лет нянчила, а теперь кто будет?
Однажды Жанна позвонила. Мама взяла трубку:
– Ну что, довольна? Бросила его, как ненужную вещь!
Потом бросила трубку и расплакалась – кажется, впервые в жизни. «Сама виновата, – сказала вроде сама себе, но так, чтобы я услышал. – Научила его только брать. А отдавать – нет».
Мама умерла через год. На похоронах Жанна стояла рядом, держала меня за руку:
– Миш, может, переедешь к нам ненадолго? – шепнула она.
Я знал, что ее избранник не решился уйти из семьи и они с Дашкой живут вдвоем. Хотел бы я вернуться к ним? Может быть. Но в тот момент покачал головой. Кто-то должен был поливать мамины фиалки.
***
Прошло еще пять лет. Жанна снова замужем, Даша учится в Праге. А я живу холостяком. Иногда Жанна присылает мне фото женщин с рекомендациями: «Лариса, 48 лет, бухгалтер, любит театр». Все мечтает найти мне жену.
Похоже и дочку в поиск вовлекла.
Иначе с чего бы Даша приехала ко мне однажды без предупреждения?
Высокая девушка с фиолетовыми прядями в волосах. «Привет, пап», – сказала она, и я узнал голос. Последний раз мы виделись... когда? На выпускном? Нет, я тогда не поехал – болела спина.
Она села на краешек дивана, оглядывая квартиру. Взгляд задержался на пыли на мамином серванте:
– Мама говорила, ты до сих пор один. Почему?
Я хотел сказать что-то про «не встретил подходящую», но вдруг заметил ее руки – точную копию Жанкиных.
– Я... не умею, – выдохнул.
– Что?
– Заботиться. Любить по-настоящему.
Она рассмеялась:
– Блин, пап, тебе за пятьдесят, а ты как первокурсник на исповеди!
Потом вдруг обняла меня:
– Давай сходим куда-нибудь? Как нормальные люди.
– В кино? – неуверенно предложил я.
– Ужастик! Ты же их боишься, да? Мама рассказывала. Нет? Тогда пойдем в кафе, поедим вкусно.
Вечером она взахлеб рассказывала про Прагу, про парня-испанца. Я слушал и думал: вот оно – чудо. Эта чужая взрослая девушка – моя кровь. И она почему-то дает мне шанс.
Перед уходом Даша сунула в карман бумажку:
– Мой номер. Звони, ладно?
Я кивнул. А когда дверь закрылась, вдруг подумал: завтра куплю новые простыни. И приберусь. Вдруг еще приедет.
***
Сегодня четверг.
Надо сходить забрать пальто в химчистке, купить продукты. Жизнь, в общем-то, удалась. Только вот иногда, когда вечерний свет падает на пустую подушку рядом, мне кажется, что где-то есть параллельный мир.
Тот, в котором я вовремя заметил, как Жанна устает. Тот, в котором взял хоть раз Дашу в кино. Тот, в котором не ждал, пока жизнь за меня кто-то проживет.
Но в этом мире я просто наливаю себе чай. Один. И это, наверное, справедливо.
Не часто, примерно раз в три месяца я варю борщ по маминому рецепту, который она заставила меня выучить. Иногда кажется, что слышу ее голос:
– Не пережаривай морковь! И лавровый лист вынимай, а то горчить будет.
Я улыбаюсь. Вынимаю лист.
А потом сажусь за стол – один – и думаю о том, как странно устроена жизнь. Мама, Жанна, даже Даша... Все они пытались сделать из меня человека.
И, кажется, у них начало получаться.
Только очень поздно.
P. S. Ставьте лайк и подписывайтесь на наш канал.