Серое здание на углу Пятой и Кедровой ничем не выделялось. Стекло и бетон, стандартные вывески мелких контор: «Бухгалтерские услуги», «Страхование жизни», «Офисные решения». Никто и не подозревал, что за неприметной дверью с табличкой «Арахнэ Индастриз» бьется сердце реальности.
Здесь работали Прядильщики. Внутри царила типичная офисная рутина, доведенная до абсурдного гротеска. Сотрудники в серых или бежевых костюмах сидели за мониторами, но вместо таблиц и графиков их пальцы порхали над сложными устройствами, похожими на гибрид ткацкого станка, синтезатора и лабораторного оборудования.
В воздухе висело легкое гудение – не от компьютеров, а от самих нитей, невидимых для обычного глаза. Они струились от станков, пронизывали стены, уходили в небо, опутывая город, страну, мир незримой паутиной нарративов.
В течение времени от 72 до 168 часов, как прописано в уставе компании, ввысь устремлялась очередная нить, которая должна была создать эмоцию или изменить убеждение. Заказы приходили свыше: от правительственных структур с грифом «Совершенно секретно», от транснациональных корпораций с логотипами, знакомыми каждому ребенку. Требовалось усилить патриотический настрой, создать волну ностальгии по очередному гаджету, приглушить тревогу из-за экономического спада, сформировать отвращение к конкурентам – в каждом из этих случаев начинала работать «Арахнэ Индастриз».
Рита Фицрой, самая младшая в отделе, метиска с лихорадочно вьющимися во все стороны волосами, протирала глаза, пытаясь прогнать пелену недосыпа. Ее третья за утро чашка кофе стояла на краю заваленного бумагами стола, уже остывшая. По правую сторону от нее на станке трепетала нежная, почти прозрачная нить персикового цвета. Заказ был простой, почти безобидный: посеять мягкое, теплое одобрение к пищевой добавке «ВитаГармония», только что допущенной на рынок.
Рита вздохнула, отпила кофе и поставила кружку обратно, после чего натянула свои рабочие перчатки. Экран перед ней ожил, высветив задание: «Заказ #4517. Клиент: «ВитанНутри». Цель: Устойчивая положительная ассоциация добавки E-777 («ВитаГармония») с понятиями «здоровье», «энергия», «семейное благополучие». Целевая аудитория: 25-45 лет, городское население, средний доход. Интенсивность: умеренная, волнообразная. Срок: 72 часа».
Подняв глаза, Рита увидела проходящего мимо с озабоченным видом наставника. Виктор Борисович Каменев, человек с лицом усталого чиновника и руками виртуозного кукловода, никогда не опаздывал и приступал к работе ровно в восемь утра. Сегодня же он больше часа пробыл в кабинете начальника, о чем-то споря так, что их крики перебивали гудение станков.
- Виктор Борисович? – окликнула его Рита. – Вы не слишком заняты? Можно вас на минуту?
- Чего тебе? – совсем не заинтересованно кинул наставник, остановившись возле ее стола. Всем своим видом он показывал, что за первую неделю показал Рите больше, чем достаточно для самостоятельной работы.
- Хотела попросить совета. По современным тенденциям, спрос на полноценную семью, с двумя детьми, падает. Ассоциация здоровья с одиноким человеком, бегающим по утрам, уже на полтора процента опережает семейное благополучие. Какую эмоциональную связь следует лучше использовать?
Виктор Борисович, поковырявшись языком в зубах, обошел стол и кинул беглый взгляд на экран с отображенным заданием.
- Пф-ф, - фыркнул он и отер лоб. – Простейшая задача. Можно выполнить хоть за день. Запомни, спрос на семью никогда не исчезнет. Почти любой человек, который прямо сейчас бежит в наушниках по парку или висит на турнике, размышляя о вечности, рано или поздно встретит ту самую и захочет связать себя с ней на всю жизнь. Даже если у него не получится, он продолжить об этом мечтать.
- Ага, поняла, - Рита закивала. – А что скажете насчет инклюзивности в семье? Может быть, если девушка будет латино…
- Ох, - Виктор Борисович отмахнулся и направился к рабочему месту. – Может, ты еще спросишь, какого цвета трусы должна носить идеальная семья? Я думал, раз ты закончила университет, то способна выполнять простейшие поручения. Или таких, как ты, пропускают «по блату»?
Опустив голову, Рита прикусила губу, чтоб куда-то направить эмоциональную боль. Она потянулась за кружкой и, убедившись, что в ней пусто, приступила к работе. Попутно размышляя о словах наставника и желая доказать, что не зря занимает эту должность, Рита зевнула и погрузила пальцы в проекцию интерфейса. Аккуратными, ловкими движениями она вплетала в нить образы семейного ужина с невероятно вкусным, ярким блюдом, ощущение легкой сытости и здоровья, детский смех за столом. Она старалась, ее пальцы двигались с осторожной точностью, но легкой дрожью ученика.
Это была яркая, притягательная нить, упрощенная до базовых эмоций: «вкусно», «полезно», «счастье». Правда о возможных долгосрочных эффектах Е-777, содержавшаяся в скучном отчете регулятора (тонкая, тускло-серая нить фактов, которую Рита держала на отдельной бобине), сознательно игнорировалась. Зачем портить аппетит?
Закончив вплетать базовые эмоции, она украдкой взглянула через проход. Ее наставник работал над чем-то другим. Обычно его станок излучал нейтральные тона – серые факты, бежевые бюрократические инструкции. Но сейчас, что привлекло Риту, от него тянулась нить ядовито-зеленого оттенка с вкраплениями черного. Она пульсировала злобой, источала холодный, липкий страх. Рита почувствовала знакомое, но всегда чуждое ей покалывание в висках – реакция на сильную эмоциональную нить. Она пригляделась к узору, который ткал Виктор Борисович. Вспышки агрессии, искаженные лица, обвинения в краже работы, в ухудшении жизни, в изначальной неполноценности. И все это было направлено на людей с определенными чертами лица, с определенным звучанием фамилий. Осторожно оглядываясь по сторонам, так, словно кто-то должен был ее упрекнуть, что она не работает, Рита представляла себя на месте тех, кого могут обвинить в чем-то по вине нити Виктора Борисовича.
Сердце упало. Она знала, что Прядильщики выполняют заказы. От государства, от корпораций, от анонимных спонсоров. Значила ли истина что-то перед лицом заказа?
Предприняв попытку вернуться к работе, Рита осознала, что не может сосредоточиться. Она стянула перчатки и подождала, пока Виктор Борисович сделает паузу, начав потягивать чай из массивной кружки.
– Виктор Борисович? – ее голос прозвучал тише, чем она хотела.
– Ммм? – он не оторвал взгляда от монитора, где мелькали параметры нити: «Охват», «Эмоц. вовлеченность», «Глубина внедрения».
Рита подошла ближе: – Ваш заказ... он же... - Она искала слова, не значащие «омерзительно» или «преступно». - Он же выходит за рамки стандартного эмоционального модулятора. Такая интенсивность ненависти... Это же прямое воздействие на базовые инстинкты, на...
Виктор Борисович медленно повернулся. Его взгляд был плоским, как монитор.
- Рита. У тебя есть свой заказ. Пищевая добавка. Персиковая нить. Уровень сложности: новичок. Вот им и займись.
- Но...
- Но что? – в его голосе появилась сталь. - Ты знаешь, кто заказчик? Знаешь бюджет? Знаешь, сколько таких нитей сейчас ткется по всему городу? Это не твое дело, Фицрой. Твое дело – ткать то, что велено. И получать зарплату. Или ты думаешь, мы здесь благотворительностью занимаемся? Истину в последней инстанции плетем? - Он усмехнулся, коротко и беззвучно. - Мы – ремесленники. Обеспечиваем спрос. А спрос на страх и ненависть... он всегда высок. И щедро оплачивается.
- Но разве не нужно трезво оценивать риски? Если регулярно прибегать к слишком сильной эмоциональной связи, может рухнуть все.
- Ох, - наставник описал глазами дугу вдоль потолка. - Запомни: чем сильнее эмоция, тем выше ставка. А мораль... - Он махнул рукой в сторону окна, за которым клубились миллионы невидимых нитей. - Мораль – это роскошь, которую не каждый может себе позволить. Особенно здесь. Ты работаешь не так долго и еще многого не понимаешь. Никто не может лучше знать о том, что приносит прибыль, чем руководство компании. И оно не виновато, что за ненависть люди платят больше, чем за семейные ужины. Так что выполняй свою работу. Не лезь не в свое дело.
Он повернулся к своему станку, и ядовитая зелень снова заструилась с пугающей интенсивностью. Его слова повисли в воздухе тяжелее любой нити.
«Щедро оплачивается». «Спрос на страх и ненависть». «Мораль – роскошь».
Рита почувствовала тошноту. Это не просто работа. Это соучастие. Соучастие в том, что может привести к погромам, к насилию или даже к смерти людей. И все ради денег? Ради спокойного существования в этом сером офисе?
Рита застыла посреди офиса, вглядываясь в лица работников. Некоторые из них казались напряженными, задумчивыми, некоторые работали расслабленно, вальяжно откинувшись на спинки кресел.
«На что готовы пойти все эти люди ради денег?» - спросила она саму себя. – «И на что способна я».
Весь оставшийся день она работала механически, ее персиковая нить стала блеклой, неровной. Мысль не отпускала. Она потратила пять лет жизни, чтоб в конце концов устроиться на престижную работу и осознать, что она ей не нравится. Нет, ей доставлял удовольствие сам процесс обработки нитей. Обработка была для нее искусством, причем, по ее мнению, гораздо более сложным, чем написать картину.
Оставшуюся половину смены Рита размышляла над тем, как с ее образованием можно зарабатывать на стороне. Чтоб не нужно было отказываться от того, что приносит ей радость, но при этом не участвовать в создании угроз для общества. В итоге решила, что не устраивает просто стоять в стороне. Ведь без ее участия ничего не изменится. На ее место придет другой выпускник университета и будет без зазрения совести создавать ядовитые нити.
«Как остановить это? Как противостоять потоку лжи, страха и ненависти, который мы же и создаем? Прямо здесь, под носом у всех?»
По окончанию рабочей смены Рита молча прошла мимо наставника, полностью погруженная в мысли о том, что бы могло ей помочь. Сила «виральных» нитей – в их яркости, навязчивости, простоте. Сила серых фактов – в их скуке, их легко игнорировать. Нужно что-то другое. Что-то неуловимое, но невероятно прочное. Нить не эмоции, а осознания. Вопросов, которые заставят усомниться в яркой картинке, в ядовитом страхе.
Идея родилась ночью, в ее крошечной квартирке, среди черновиков и пустых кофейных чашек. Не спала она уже вторые сутки, но адреналин гнал усталость прочь. Она представляла нить. Не яркую, не кричащую, а тончайшую, почти невидимую, как паутинка на рассвете. Но невероятно крепкую. Нить не утверждения, а сомнения. Не ненависти, а напоминания о человечности. Нить тихого вопроса: «А так ли это?» Она должна была не перебивать ядовитую зелень своим потоком, а проскользнуть совсем рядом, зацепиться за сознание, заставить его на мгновение споткнуться о несоответствие. Как луч света, выхватывающий трещину в идеальной картине.
Украсть материалы из офиса было невозможно. Все строго сдавалось под учет. Но Рита знала слабые места системы – отходы. Обрезки нитей, не прошедшие контроль качества, крошечные клубки спутанных эмоций и фактов, которые отправлялись в переработку. В ее сумке оказалось несколько таких клочков: обрывок тускло-серой фактологии (сухие цифры статистики по преступности, не связанные с этничностью), кусочек блекло-голубой нити спокойствия и капелька золотистой – крошечный фрагмент общечеловеческой эмпатии из какого-то давнего социального заказа. И самое главное – ее собственное, чистое намерение. Ее ярость против лжи, ее страх за близких, отчаянная надежда. Всю ночь на кухонном столе, вместо станка, используя старые вязальные спицы и невероятную концентрацию, она пыталась сплести немыслимое. Это было похоже на попытку выткать туман. Материалы сопротивлялись, факты не хотели соединяться с эмпатией, ее собственные эмоции грозили все испортить, сделать нить заметной, окрашенной ее личным страхом или гневом. Она плакала от отчаяния, кусала губы, начинала снова и снова. Ей нужна была невидимость чистого вопроса, тихого напоминания о здравом смысле. Не «они не виноваты!», а «а точно ли ВИНОВАТЫ ОНИ?». Не «не бойтесь!», а «а СТОИТ ЛИ бояться ИМЕННО ЭТОГО?».
К рассвету у нее в руках дрожал крошечный клубок. Нить была тоньше волоса, холодная на ощупь, почти невесомая. Она не светилась, не пульсировала. Она просто была. И в этой простоте чувствовалась странная, хрупкая сила.
- Нить Истины, – довольная собой прошептала Рита, хотя знала, что это громкое название. Скорее, нить сомнения.
Донести ее до сети было самым опасным. Она пришла раньше всех. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на весь этаж. Она знала слабое место в локальном узле связи – старый распределительный щиток в подсобке, который давно пора было заменить. Там было немного места, куда можно было вплести что-то стороннее, не сразу заметное для системы мониторинга. Ее пальцы дрожали, но двигались с хирургической точностью. Она не заменяла существующие нити, не перебивала их. Она аккуратно вплела свою тончайшую нить в общую канву, как незаметную штопку в дорогом гобелене. Она должна была просто присутствовать. Работать как катализатор сомнения рядом с ядовитой зеленью Каменева.
Вышла из подсобки она, оставшись незамеченной. Но на лестнице, по пути в офис, ее нагнал наставник.
- Фицрой? – удивленно окликнул Виктор Борисович. – Ты чего сегодня так рано? Ни разу не видел, чтоб ты приходила раньше всех. Неужели задумалась над моими словами и решила обрабатывать заказы быстрее? Если так, то похвально! Знаешь, приноровившись и выполняя по заказу в день, можно сколотить небольшое состояние. По себе знаю!
Он легонько хлопнул ученицу по спине и обогнал, чтоб придержать ей дверь. Замявшись, Рита молча обошла пустующие рабочие места. Когда станок запустился, как раз начали подтягиваться сонные коллеги. Весь день она чувствовала себя как на иголках, ожидая, что вот-вот сработает сигнализация, ее схватят. Но ничего не происходило. Мониторы показывали обычную картину. Ее персиковая нить для «ВитанНутри», хоть и слишком блеклая, плыла своим путем. Ядовитая зелень Виктора Борисовича тоже. Возможно, ее нить была слишком слабой? Или система ее просто не заметила? Разочарование смешивалось с облегчением.
Так и прошел этот день. В тягомотном напряжении, за которым ничего не происходило. Ближе к концу смены Рите удалось сконцентрироваться и закончить работу. Она создала прекрасное, ни капли не искаженное виденье, краткую, но цепляющуюся за сознание мысль о семейном ужине, после которого на языке оставался еле заметный ванильный вкус. Рита сдала заказ вовремя и, наконец, смогла поспать.
На третий день, с самого утра, как только Рита подтвердила принятие заказа в электронной системе, Виктор Борисович подошел к ее столу. Он не смотрел на нее. Он смотрел на воздух над ее станцией, туда, где вибрировали невидимые, еще незаполненные нити ее нового заказа – создание легкой ностальгии по «старым добрым временам» от фирмы, выпускающей самое обычное мороженое в стаканчике.
- Интересно, – произнес он тихо, почти задумчиво. Его пальцы провели по невидимому полю. – Очень... интересный фоновый шум.
Рита похолодела. Она не видела, где находится нить, которую сплела в тайне от коллег, но он, опытный Прядильщик, почувствовал ее. Как хищник чует незнакомый запах.
– Шум, Виктор Борисович? – она старалась, чтобы голос не дрогнул. - Возможно, помехи от нового кабеля? Говорили, что вчера проводили...
Он медленно повернул к ней голову. Его глаза были холодными, как сканеры.
- Не ври, Фицрой. Это не помехи. Это инородное тело. Очень тонкое. Очень... наглое. - Он встал рядом, его тень накрыла ее. - Ты что-то плела. Сама. Без заказа. Без учета. Без разрешения.
Она молчала. Отрицать было бесполезно. Он уже знал.
- Где? – спросил он. Она не отвечала. Он вздохнул, раздраженно. - Ладно. Система все равно найдет источник. А тебе... - Он посмотрел на нее с каким-то странным выражением – смесью презрения и жалости. - Ты только что соткала свое увольнение. И не только.
Ее вызвали к начальнику отдела безопасности, суровому мужчине с лицом, высеченным из гранита, имя которого никто не знал. Все звали его просто «Смотритель». Допрос был вежливым, но ледяным. Они знали все. Видели ее ночные бдения (как? Камеры в ее квартире? Или они отслеживали расход энергии? Или просто прочли ее страх?). Нашли место вплетения. Вычленили саму нить. Она лежала на столе Смотрителя в герметичном контейнере – тонкая и ничем не примечательная.
- Самодеятельность, Фицрой, – сказал Смотритель без эмоций. – Нарушение всех протоколов. Создание неучтенного, неконтролируемого нарративного агента. Попытка саботировать санкционированный заказ. Это не просто увольнение. Это предательство цеха.
Назавтра в главном зале Прядильщиков собрали всех. Риту поставили на небольшое возвышение у входа в офис. Смотритель зачитал приговор. Не увольнение, а публичное отлучение. Ее обвинили в профессиональной некомпетентности, в моральной нечистоплотности - якобы она пыталась вплести в заказ конкурентов клевету на «ВитанНутри», в попытке развалить работу отдела из зависти к успешным коллегам. И главное – в опасном, дилетантском эксперименте с неконтролируемыми нарративами, который мог нанести непоправимый вред «психическому полю общества».
- Она считала себя умнее системы! Умнее всех нас! – гремел Смотритель. – Она плела свою истину, забыв, что истина – это то, что служит стабильности и порядку! То, что одобрено и заказано! Ее самодеятельность – это яд! Яд хаоса!
Она стояла, опустив голову, чувствуя на себе сотни глаз – не сочувствующих, а осуждающих, насмешливых, испуганных. В их глазах горел страх быть на ее месте. Ее сделали олицетворением всего, чего боялись Прядильщики: неподконтрольной мысли, индивидуального бунта, ответственности за последствия своих творений. Унижение было тотальным. Ее нить высмеяли как «соплю метафизического дилетанта». Ее профессиональные навыки растоптали. Ее личность оболгали. Это был спектакль, призванный не столько наказать ее, сколько напугать остальных. Наглядный урок: не высовывайся. Плети то, что велят.
Ее вывели из здания под конвоем двух безликих охранников. Вручили картонную коробку с личными вещами: фотография родителей, засохший кактус с рабочего стола, блокнот с техническими заметками, кружка. Дверь «Арахнэ Индастриз» захлопнулась за ее спиной с глухим звуком. Осенний ветер рвал волосы. Она стояла на серой улице, среди серых людей, опутанных невидимыми серыми, яркими и ядовитыми нитями, которые она больше не могла ни видеть, ни контролировать. Отчаяние сдавило горло. Она проиграла. Ее тихая попытка сопротивления была раздавлена мгновенно, как букашка. Что теперь? Кто она без станка, без цеха? Изгой. Маргинал. Опасный элемент.
Она шла, не видя дороги, прижимая к груди жалкую коробку. Слезы наконец хлынули, горячие и горькие. Она свернула в тихий переулок, прислонилась к холодной кирпичной стене, давясь рыданиями. Мир казался огромной, злой паутиной, а она – беспомощной мухой.
- Эй... Девушка? Все в порядке?
Рита вздрогнула, резко подняла голову. Перед ней стоял молодой человек в куртке курьера, с добрым, немного озабоченным лицом. Он держал в руках термос и бумажный стаканчик.
- Вы... вы плачете? – спросил он, явно смущаясь. - Может... кофе? Только что купил, еще горячий. Или воды?
Он протянул ей стаканчик. Рита растерянно смотрела на него, вытирая лицо рукавом. Она ждала подвоха, насмешки, равнодушия. Но в его глазах было искреннее беспокойство. Никакой ненависти. Никакого страха. Никакой искусственной яркости или ядовитой зелени. Просто человек.
- Я... я потеряла работу, – выдохнула она, не в силах солгать и не зная, что сказать. – Только что.
- Ох, – он поморщился. – Дерьмо. Знакомо. Месяц назад самого турнули с доставки. Шефу не понравилось, что я клиентам улыбаюсь, байки рассказываю, типа, время теряю. - Он усмехнулся. - Идиот. Но ничего, нашел другую. Жизнь, она такая. Колесо. То вниз, то вверх. Главное – не ломаться.
Он снова протянул стаканчик.
- На, выпей. Горячее помогает. Я Сергей.
Смущаясь, Рита поставила коробку на парапет и медленно взяла стаканчик. Тепло обожгло пальцы. Запах настоящего, не офисного кофе. Она сделала маленький глоток. Горячая жидкость разлилась по телу, отогревая ледяное оцепенение.
- Спасибо, – прошептала она. – Я Рита.
- Рад познакомиться, Рита, – Сергей улыбнулся. Он казался таким... настоящим. Не сплетенным из чужих нарративов. – Куда путь держишь? Если не секрет.
- Не знаю, – честно призналась она. – Пока... просто иду.
- Пойдем вместе? – предложил он неожиданно. – Я как раз закончил смену. Могу проводить до метро. Или куда вам. А то тут как-то... неуютно одному плакать.
Он кивнул на переулок. Рита посмотрела на него. На его простую куртку, на термос в руке, на открытое лицо. На стаканчик с кофе, который согревал ее ладони. Она не видела нитей вокруг него. Но она чувствовала отсутствие той тяжелой, липкой лжи, которой был пропитан офис Прядильщиков. Здесь, на холодном осеннем ветру, с этим незнакомым курьером, дышалось легче.
- Да. Пойдемте. До метро.
Когда Сергей взял ее коробку, они пошли из переулка на более оживленную улицу. Сергей говорил о своих буднях курьера, о смешных случаях, о сложных адресах, о том, как важно иногда просто сказать человеку «хорошего дня». Рита слушала, впервые за долгое время не анализируя нарратив, не ища подтекста. Она просто слушала человека. И сама начала рассказывать. Не о Прядильщиках, конечно. О том, что работа была «в офисе, с бумагами», что начальник – тиран, что уволили несправедливо. Сергей кивал, сочувствовал, рассказывал свои истории несправедливых увольнений. Они шли, и Рита чувствовала, как ледяной ком отчаяния внутри нее начинает понемногу таять.
Ее «нить Истины» была уничтожена, ее карьера разрушена. Но она увидела нечто важное. Паутина лжи была огромной, но не всесильной. В ней были прорехи. Были люди, вроде Сергея, которые дышали своим воздухом, думали своими мыслями, улыбались своими улыбками. Их не опутали до конца. Или они сумели сохранить что-то внутри, вопреки нитям.
Она не победила систему. Она даже не поцарапала ее. Но она вырвалась. Она была свободна. Свободна от станка, от заказов, от ядовитых нитей Каменева. Свободна плести свою жизнь сама. Пусть это будет тонкая, неприметная нить, но ее собственная.
- Знаете, Сергей, – сказала она, подходя к вестибюлю метро. – Спасибо. Вы... очень помогли.
- Пустяки, – он махнул рукой. – Люди должны друг другу помогать. Иначе как выживем? - Он улыбнулся. - Удачи вам, Рита. Новую работу найдете, еще лучше! Не сомневайтесь!
Вручив Рите коробку, он повернулся и зашагал прочь, напевая что-то под нос. Рита смотрела ему вслед, сжимая в одной руке пустой бумажный стаканчик. Потом глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Взгляд упал на коробку, которую зажимала подмышкой. На стенке коробки черным маркером был написан номер телефона. Тонкая, почти невидимая улыбка тронула ее губы. Она поправила коробку и решительно шагнула вниз, в гул метро. Ее путь только начинался. И теперь он был ее собственным заказом.
Автор: КиЛ.
Источник: https://litclubbs.ru/articles/67827-tonshe-pautiny.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: