Сулпаныч проснулся отечный и совсем больной. И сразу кошмар наползающих в комнату крокодилов сменился кошмаром серого утра, комнаты с пятнами на обоях от вынесенных вещей, головной боли и мятых влажных одежд.
Сулпаныч утер со лба испарину, крякнул, обновляя пересохшее горло, и нашел в себе мужество подняться. Вышел на свежий воздух.
На улице взбесившийся ветер гонял полиэтиленовые мешочки и обертки от разрекламированных “райских наслаждений”.
Для Сулпаныча было сейчас только одно райское наслаждение — свежее (или даже не очень) пиво. Пустота словно бы вымершего города подрывала творческие силы Сулпаныча, поскольку собранных по всем карманам финансов не хватало на добрую кружку рая.
Злая бродячая собака с репьем в хвосте, ковырявшаяся в месиве раздавленного машиной голубя, — вот и все, кто разделил с ним одиночество мира. Но и она, единственное живое существо в этом городе, не симпатизировала больному, скрипучему в шарнирах Сулпанычу. Зарычала, обернув злую узкую морду, оскалилась...
Сулпаныч замахнулся на нее матерчатой сумкой, набитой все теми же пресловутыми полиэтиленовыми мешочками, и она струсила, скрылась в подворотне, поджав хвост.
Через мгновение оттуда послышались возня и вопли. Тональность воплей показалась Сулпанычу знакомой, он свернул в полумрак и не ошибся! Там злая голодная псина вцепилась в ватник старого его кореша Вальки Липатова, а тот вопил что-то, порываясь встать, но порыв его к небесам тело не одобряло.
Чуя, что подоспела добру молодцу подмога, грязная дворняга скомкала свою агрессию и затрусила дальше.
— Вставай, Валька! — сказал Сулпаныч. — Вставай, песий сын!
Сказал так, хотя псина только что доказала обратное. И помог встать ломаному человеку Вальке.
— Сулпаныч... — прохрипел тот благодарно-просительно. — Болеем ведь...
— Очинно понимаю... — кивнул Сулпаныч.
— Совсем зверье одичало... — прокомментировал собачью агрессию Валька.
Но Сулпаныч понял его по своему:
— Угу... все палатки посносили...
Они приследовали к пивному павильону, наглухо закупоренному дощаному ящику с картонкой: “Ушла на базу. Вернусь не сразу”.
И ни одного человека возле, так что жутью пробирало от такой пустынности.
— Выходной, — вздохнул Валька. — Как передохли...
— Угу... — примкнул к вышесказанному Сулпаныч. — Надо в парк идти, Валька... Тяжело, а надо...
Парк культуры и отдыха тоже был тих и пришиблен. Но там ларек в плане культмассовой работы с трудящимися в смысле их культурного обогащения значился.
У входа в парк грызли кость две бродячие собаки. В их шалых зеленых зенках чудилось (с похмелья, что ли?) нечто новое — грозное, конвойное...
Они грозно заворчали, вздернули верхнюю губу, ощетинили загривки. Потом, бешено лая, кинулись на людей, хрипя от разрывающей голодные глотки злобы.
Сулпаныч, как сказочной палицей, взмахнул своей сумкой, но ее мягкий груз не мог пробить череп тупоголовой твари. Пришлось добавить ботинком.
Один пес, поскуливая, отбежал, но другой — лохматый, с рыжими подпалинами на боках, не отставал и куснул-таки Вальку за икру.
— Ай-ай-ай! — фальцетом запел Липатов.
Сулпаныч неустанно махал сумкой и кое-как отогнал и этого. Утер болезненную испарину, тяжело вздохнул:
— Слышь, Валька... Тут и на здоровую голову не поймешь... чего это они на нас... Болит-то, как чайник...
На всякий случай Сулпаныч положил в сумку придорожный булыжник.
— Ну, айда...
Парк был тих и темен, ни звука, ни шороха. Только мухи вились над какой-то грудой тряпья в стороне... Или не тряпья?
— Валька, пошли быстрее... — заторопил Сулпаныч. — Я как поправлюсь, все руками разведу, я башковитый, сам знаешь... Вон и бочка уже видна!..
Бочка стояла на своем месте. Но вот чудеса — одинокая. Продавца в якобы белом халате на месте не было.
— Коммунизм, Сулпаныч! — ощербинился Валька. — Наливай и пей. Сколь влезет!
— Погодь, тут чегой-то не так... Для коммунизма слаба у нас еще материально-техническая база. А для капитализма...
— Все нормалек, Сулпаныч! Брось ты эти “измы”, знай себе пей! — торопил Валька и бодрым стрекозлом поскакал к бочке, прильнул к отвернутому кранику... Счастливое пиво булькало во рту, бежало у него по небритому подбородку и капало в раковинку.
— Закрой пиво! — сказала вдруг бочка человеческим голосом.
Валька вздрогнул и поднял глаза. Сверху из люка выглядывал сидевший в бочке продавец. На голове его возвышалась шапка белой пены, как над кружкой.
— Чего?... — растерялся Липатов.
— Пиво, говорю, закрой... Ушли они, что ли?
— Кто ушел-то? — встрял в дело Сулпаныч.
— Кто, кто... Собаки... Еле спасся...
— Пить надо меньше, дядя! — захохотал Валька.
Но тут опять послышался далекий собачий лай. Он приближался в нестройной свое какофонии.
— Возвращаются... — побледнел продавец, и пальцы его, сжимавшие крышку бочки, побелели. Он напоминал танкиста в подбитой машине.
— В бочку... — заторопил он Сулпаныча и Вальку.
— Рехнулся, что-ли...
— В бочку! Быстрее! Ждать не стану, захлопну!
Из кустов вылетел полукровок овчарки. Огромный и косматый, он прянул на неловкого Вальку и, урча, подломил его, клацал желтыми клыками, ища горло.
Сулпаныч, не будь дурак, огрел пса своим булыжником и запрыгнул на бочарное колесо.
— Валька, руку!
Но из чахлой сирени уже валило целое псовое воинство. Это была спаянная стая. Охотничьи инстинкты предков пробудились в голодных, вышвырнутых городом на свалку собаках. Гордые волчьи предки заговорили в них.
Валька карабкался на бочку, а на ягодице его уже повис песочного цвета полудог-полубоксер. Стая сотворяла в воздухе нестерпимый гомон, земля и небо кружились перед глазами Сулпаныча, направо и налево махавшего своей сумкой. Цепкие руки работника торговли затащили его в гулкое и пьяное чрево бочки. Следом за собой Сулпаныч затащил и полумертвого от страха Вальку. Они оказались по грудь в пенном, взбаламученном ногами пиве. Собачьи голоса разом смолкли. Воцарилась тягучая тишина.
— Господи! — всхлипнул Валька во внезапной тишине, омывая свои раны святой для него водой. — Кайф-то какой... Так и помереть недолго...
— Люк захлопнуть? — спросил Сулпаныч у продавца.
— Задохнемся... — ответил тот, видимо, просчитавший все в голове.
Над круглым отверстием бочки показались рычащие собачьи морды. Самый крупный, должно быть вожак, свесил голову пониже, придирчиво нюхнул людское пойло. Он знал, что добыча спряталась там, но не мог преодолеть отвращение перед бурой массой, выпускающей пузыри и пену.
— В пиво не сунется, — с улыбкой опытного человека сказал продавец и тем сразу успокоил Сулпаныча.
Сулпаныч зажал нос и... нырнул, ощутив волшебную прохладу, пробежавшую по лицу. Пиво струйками выскальзывало из-под погружающегося тела, — совсем по закону Архимеда.
Открыв рот, насколько хватило челюстей, Сулпаныч жадно заглатывал пиво. Потом вынырнул. Пиво ручейками сбегало по волосам и через лицо стремилось в родную стихию. В дыру смотрел теперь лишь вожак стаи. Чего-то ждал.
Шумно плескался-окунался и поправившийся, повеселевший Валька.
— Сулпаныч, да чтоб я до конца дней своих так жил!.. Бесплатно ведь все, ну совсем же за так!..
— Молчи, дурак! — рассердился продавец. — Это тебе бесплатно, а мне...
— Тише! — вскричал вдруг Сулпаныч. — Тише! Слушайте...
Все примолкли. Снаружи слышно было лишь грызню и потявкивание собак. Да еще текучий, булькающий звук.
— Кран же не закрыли! — схватился за голову продавец. — Это ж какие деньги! С меня же за все потом... Как объясню?
Пиво неумолимо вытекало. Колыхаясь вдоль округлых стен, оно сдавало уровень за уровнем. Сейчас, когда люди поняли, что с ними происходит, они это особенно отчетливо увидели.
— Господи, что же будет? — прошептал испугавшийся именно этого Валька. — Без пива ведь останемся, мужики!
— Да погоди ты канючить, — рассердился Сулпаныч. — Щас попробую...
Он нырнул в пивную муть и попытался заткнуть выходное отверстие. Но найти его было не так-то просто. Да и затыкать нечем.
Тогда Сулпаныч вынырнул и вновь использовал свою героическую сумку: поддал дежурившему на бочке вожаку и высунулся над люком, вертя ею над головой, как пращой.
Вокруг бочки сидело собак двадцать-грязных, тощих, облезающих. И не просто сидело! Подбиралось! Лишь вращение сумки с булыжником сдерживало свору на месте, да и то лишь на какое-то время: подступиться к крану не было никакой надежды.
Сулпаныч нехорошо выразился, захлопнул люк, и чрево бочки-ковчега заполнила непроницаемая тьма.
— А дышать чем? — плаксиво осведомился продавец.
— Вытекет — из крантика воздух пойдет... — объяснил свою теорию Сулпаныч.
— Эх! — вздохнул Валька. — Сколько добра в землю уйдет! Нам бы на месяц хватило!.. — И стал жадно выхлебывать живительную влагу. До одури, до потемнения в глазах.
А хитрые законы физики противились Сулпанычу. Из захлопнутой бочки пиво вытекать почему-то перестало. Недостаток свежего воздуха и переизбыток свежего пива вскоре привели Сулпаныча к странным галлюцинациям. Он видел, как отпирают псы бочку, как залезают внутрь и говорят при этом человеческими голосами. Вытащили людей на улицу, развесили на деревьях и стали судить за вредительское разлитие пива в особо крупных размерах...
Спасла мужиков милиция. Отстреляла бездомных собак, залезла в бочку и на близлежащей травке оказала первую помощь.
— Сулпаныч! — сказал Валька, разлепив левый глаз и увидев погоны. — В трезвяк ведь повезут... Опять!..
И столько тоски было в его голосе, невыразимой, неисчерпаемой человеческой тоски, что стойкий Сулпаныч и тот чуть не прослезился.
Но все кончилось не так печально. В милиции тоже ведь не звери работают. “Ладно, — сказали, — идите домой, бедолаги”.
И они пошли. Прощаясь в родном переулке, Валька опять затужил:
— Эх, Сулпаныч! Ведь сколько добра пропало! Нам бы с тобой на месяц... а то и на два...
У Сулпаныча была добрая душа. Он достал из полнехонькой сумки один из полиэтиленовых мешочков, наполненных пивом, и протянул другу.
— На, держи, ирод... Пей, прорва ненасытная...
— Не, Сулпаныч, не могу больше... Ты в холодильник поставь, а завтра мы еще посмотрим Зеленому Змию в глаза. В смысле — кто кого...
Автор: Александр Леонидов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.