Стук ножа по доске нарушил утреннюю тишину кухни. Марина, не глядя на мать, шинковала лук. Глаза щипало.
— Что? – Анастасия Игнатьевна оторвалась от своих дум, чайная чашка замерла в воздухе. Лицо ее, обычно мягкое, сейчас казалось усталым, каким-то сжавшимся.
— Квартира Максиму, – повторила Марина, положив нож. Голос был ровный, но внутри всё дрожало. – Твоя подпись стоит на документах. Ты ее хозяйка. Формально. А договариваться с его супругой о ремонте крыши, о сборе денег на трубы – это ко мне? Планировать твои визиты к терапевту – тоже ко мне? А где Максим? Где твой золотой сынок?
Анастасия Игнатьевна вздохнула, поставила чашку. Звон фарфора о фарфор прозвучал слишком громко.
— Мариш, не начинай. Ты знаешь, у Максима работа… сложная. Командировки. А Ирина… Ирина рядом. Помогает.
— Помогает? – Марина усмехнулась. – Ирина помогает сама себе. Она ждет квартиру, которую ты пообещала Максиму. А ты? Ты здесь, в этой двушке, где ванна треснула, а балкон давно просит ремонта. И ждешь, когда я приду, организую мастеров, найду деньги. А Максим? Он звонит раз в неделю, спрашивает «как дела?» и считает долг выполненным.
Она подошла к окну. За стеклом – серый двор, облезлые качели. Та же картина, что и тридцать лет назад. Только теперь она смотрела на это глазами взрослой женщины, у которой своя семья, свои заботы, свои кредиты.
— Почему так, мама? – спросила она тише, не оборачиваясь. – Почему мне – ответственность, а ему – права? Почему его жена стала твоей главной помощницей, а я – так, заправщица твоих бытовых нужд?
Анастасия Игнатьевна молчала. Пальцы теребили край газеты.
— Ты же старшая… – начала она неуверенно.
— Старшая? – Марина резко обернулась. – Значит, старшая – это клеймо? Пожизненная повинность? А Максим – вечный ребенок, которому все должны? Ты сама создала эту ситуацию! Всегда его оправдывала, прощала прогулы, долги… А меня ругала, если четверка вместо пятерки. И квартира… Квартира бабушкина. Ты говорила – поровну. А теперь она оформлена на тебя, но «для Максима». Чтобы Ирина не нервничала. А мои нервы? Мое время? Мое право на справедливость?
В дверь позвонили. Резко, два раза. Анастасия Игнатьевна встрепенулась, словно ждала спасения.
— Это, наверное… Ирина сказала, зайдет.
Марина стиснула зубы. Вот она, новая опора. Вошла Ирина, в легкой дорогой куртке, с фирменной сумкой через плечо. Улыбка яркая, деланная.
— Анастасия Игнатьевна, здравствуйте! Принесла вам те анализы, которые просил специалист. Записала вас на четверг, к десяти. – Она положила на стол конверт, скользнула взглядом по Марине. – Марина, привет. Как дела?
— Как всегда, – сухо ответила Марина. – Решаю проблемы. Крыша течет в той квартире. Управляющая компания требует собрать средства на капитальный ремонт. Значительную сумму. Нужно решение собственника. То есть мамы. Или ее доверенного лица.
Ирина на мгновение замерла, улыбка стала жестче.
— Ах да, этот вопрос… Максим в отъезде, знаешь ли. Очень важный контракт. Он сказал, чтобы пока не беспокоили. Да и зачем спешить? Пусть жильцы сами как-то…
— Жильцы — это мы, Ирина, — холодно парировала Марина. — Мама — собственник. Ты там фактически проживаешь. И ремонт нужен сейчас, пока потолок в гостиной не обрушился кому-нибудь на голову. Нужно собрать собрание, проголосовать, скинуться. Организовать. Кто это будет делать? Ты, как «ближайшая»? Или опять я?
Ирина сделала вид, что поправляет прядь волос.
— Ну, я очень занята… Своя работа, проекты. А Анастасии Игнатьевне… Ей сложно такие вещи решать одной. Может, наймем кого? За отдельную плату?
— Отдельную плату? – Марина рассмеялась, но смех был безрадостным. – А деньги откуда? У мамы пенсия. У меня зарплата учителя. У тебя… Ну, у тебя, наверное, есть. Или у Максима. Он же такой успешный! Пусть пришлет. Или ты внесешь? Ведь квартира-то для вас в перспективе.
Анастасия Игнатьевна встала, засуетилась.
— Девочки, не ссорьтесь… Я чаю налью. Ирина, садись. Марин, ну что ты…
— Нет, мама, – Марина взяла свою сумку. – Мне пора. У меня свои дела. Своя семья. Свои крыши, которые тоже могут течь. А насчет ремонта в бабушкиной квартире… – Она посмотрела прямо на Ирину. – Решайте. Вы же теперь – команда. Главная опора и помощница. Максим далеко, а я… Я устала тащить чужую ношу. Особенно ту, что мне не принадлежит и не достанется.
Она вышла, не попрощавшись. Хлопнула дверью. На лестничной площадке оперлась о холодную стену. В горле стоял ком. Обида? Злость? Усталость? Всё вместе. Сколько лет эта несправедливость длилась? С детства. Максим – кумир, его шалости – милые проказы. Ее четверка – катастрофа. Максиму прощали долги, ей – никогда. И теперь – квартира. Лакомый кусок семейного наследства. Мать, словно щит, прикрывала сына формальным владением. А реальные хлопоты, проблемы, ответственность – всё это падало на ее, Марины, плечи. И Ирина… Эта женщина мгновенно поняла, где теплее, и ловко втерлась в доверие. Теперь она – уши и глаза матери, ее «спасительница» от одиночества и быта. А заодно – надежный страж у желанной жилплощади.
Дома мужа не было. Дочка у бабушки. Тишина. Марина включила компьютер. Открыла файл с семейным бюджетом. Цифры не радовали. Ремонт ванны в их квартире откладывался снова. А там, в бабушкиной, требовались тысячи на крышу. Где взять? Взять кредит? Но зачем? Чтобы вложить в чужое имущество? В квартиру, которая достанется брату и его хитрой жене?
Зазвонил телефон. Максим. Марина смотрела на мигающий экран. Не отвечала. Пусть почувствует, что связь — это не только его удобные звонки раз в неделю. Пусть попробует решить хоть одну проблему сам. Хотя бы узнать, что случилось.
На следующий день Анастасия Игнатьевна позвонила сама. Голос дрожал.
— Мариш… Ирина сказала… Насчет крыши. Там, оказывается, не просто течь. Там балка какая-то… прогнила. Говорят, опасно. Управляющая компания требует срочно. Угрожают… чем-то. Судебными исками. А я… Я не понимаю этих бумаг. Ирина говорит, у нее нет времени разбираться, проект горит. Мариш, что делать-то?
Марина закрыла глаза. Вот он, знакомый крючок. Чувство вины и долга впивалось в сердце. Мать напугана. Ситуация серьезная. Бросить ее? Не могла.
— Ладно, мама, — выдохнула она. — Пришлю тебе контакты проверенного инженера. Пусть осмотрит, даст заключение. Письменное. Потом… потом посмотрим.
Вечером пришло сообщение от Ирины. Короткое, деловое: «Марина, спасибо за контакт инженера. Максим связался с юристом. Говорят, раз собственник – Анастасия Игнатьевна, то и вся ответственность на ней. В том числе финансовая. Нам, конечно, жаль, но мы пока не можем помочь материально. Тяжелый период. Надеюсь, вы справитесь».
Марина перечитала сообщение несколько раз. «Надеюсь, вы справитесь». Они. Максим и Ирина. Отстранились. Чисто. Юридически грамотно. Их квартира, их будущее – но проблемы и затраты – это «вы». Мать и дочь. Старшая дочь.
Она не стала отвечать Ирине. Набрала номер Максима. На этот раз ответил он.
— Сестренка! Как дела? Слушай, насчет этого ремонта…
— Максим, – перебила Марина. Голос звучал чужим, ровным. – Ты в курсе, что в квартире, которая предназначена тебе, прогнила несущая балка? Что это аварийная ситуация? Что мама, как собственник, несет полную ответственность, в том числе и уголовную, если что-то случится?
— Ну… Ирина что-то говорила… – замялся Максим. – Но юрист…
— Заткнись про юриста, — спокойно сказала Марина. — Юрист служит тому, кто платит. Твоя жена уже прислала мне милую отписку. Смысл: «Ваши проблемы». Теперь слушай меня внимательно. Я нашла инженера. Он даст заключение. На основании него будем требовать срочных работ от УК. Но нужны деньги на первоначальные действия, возможно, укрепление. Значительные деньги. Твоя мать их не имеет. Я — тоже. У тебя есть два дня. Либо ты находишь необходимую сумму и переводишь маме, либо я подаю официальное заявление в жилищную инспекцию, прикладываю заключение о аварийном состоянии и указываю собственника — Анастасию Игнатьевну Семенову. Дальше — по закону. Вплоть до принудительного выселения и продажи квартиры с торгов для покрытия расходов на ремонт. Выбор за тобой. Твоя квартира, твоя жена — твои проблемы. Решай.
Она положила трубку. Руки дрожали. Она никогда так не разговаривала с братом. Никогда не ставила ультиматумов. Но чаша терпения переполнилась. Жизненная ситуация зашла в тупик. Семейный конфликт требовал решительных действий. Больше она не желала быть удобной, бесплатной и безотказной. Не желала, чтобы чужая женщина, Ирина, пожинала плоды ее трудов, ее нервов, ее времени. Право на справедливость – вот чего она требовала. Хотя бы на этот раз. Хотя бы в этом вопросе разделения семейных обязанностей и наследства.
Тишина после звонка казалась гулкой. Марина подошла к окну своей скромной квартиры. Там, вдалеке, за серыми домами, была та самая квартира. Кусок прошлого, камень на шее, символ вопиющей несправедливости. Но теперь этот камень мог обрушиться на голову тех, кто так легко им размахивался. Тех, кто забыл о простой вещи: семейные узы – это не только права, но и обязанности. И иногда, чтобы восстановить баланс, нужно перестать бояться громких слов и твердых решений. Она ждала. Ждала ответа брата. Ждала, чем закончится эта глава их общей, такой сложной семейной истории. Глава под названием «Квартира Максиму, а проблемы – мне?».
Прошло два дня. Тишина. Ни звонка от Максима, ни сообщения. Только нервное ожидание, действующее на нервы. Марина пыталась заниматься уроками, проверяла тетради, но цифры и слова расплывались. Мысли возвращались к ультиматуму. К матери. К балке.
Вечером второго дня зазвонил домашний телефон. Не мобильный Максима, а стационарный – материнский. Марина схватила трубку.
— Алло?
— Марина? Это мама. – Голос Анастасии Игнатьевны звучал странно – сдавленно, но без прежней дрожи. – Пришли… деньги.
— Кто? Сколько? – Марина вцепилась в спинку стула.
— Максим. Вернее… – Пауза. – Вернее, Ирина перевела. С ее карты. Сумму… ту, что инженер назвал для первого этапа. Укрепления. Сказала… «Чтобы мама не волновалась».
Марина медленно вздохнула. Воздух, которого она, казалось, не вдыхала два дня. Перевели. Не он, а она. Ирина. С ее карты. Но деньги пришли.
— Мама, ты уверена? Проверила счет?
— Да, да, – закивала Анастасия Игнатьевна, будто дочь могла это видеть. – Только что СМС пришло от банка. Сумма… большая. Очень. – В ее голосе не было радости. Была какая-то опустошенность. – Ирина позвонила следом. Вежливо так… Сказала, пусть я не беспокоюсь, они контролируют ситуацию. Что Максим очень переживает, но на объекте аврал. Что специалистам надо срочно дать доступ в квартиру… и чтобы я… чтобы ты… – Анастасия Игнатьевна запнулась.
— Чтобы я организовала? – закончила фразу Марина. Деньги – да. Но даже тут – поручение. «Контролируют ситуацию»… Ситуацию, которую создали их бездействием. И ответственность за исполнение – опять на ней.
— Ну… – пробормотала мать. – Она сказала… «Раз уж Марина все равно в курсе и контакты нашла…». И ключ от квартиры… он у меня. А мне… мне страшно одной туда идти, с этими рабочими…
Марина закрыла глаза. Вот он, знакомый метод. Деньги бросили, как кость. А возня, договоренности, контроль, стресс — всё это по-прежнему ее ноша. Ирина «контролировала» издалека, Максим «очень переживал» где-то в командировке, мать пугалась. А она…
— Ладно, мама, — сказала она, чувствуя, как усталость накрывает с головой. — Приду завтра. Возьму ключ. Договорюсь с инженером, встречу рабочих. Ты не ходи никуда. Сиди дома.
Она положила трубку. Не было чувства победы. Было ощущение тяжелой, купленной дорогой ценой передышки. Они заплатили. Минимальную цену — только деньги. Откупились. Ответственность, время, душевные силы — это по-прежнему лежало на ней. Ирина ловко перевела стрелки, сохранив лицо «заботливой невестки» и отгородив Максима от неприятных разговоров. А мать… Мать получила подтверждение, что «золотой сынок» и его жена «помогают», пусть и так, издалека, деньгами, а не участием.
На следующее утро Марина приехала к матери. Анастасия Игнатьевна молча протянула ключ от той квартиры. Лицо было осунувшимся.
— Спасибо, Мариш, — тихо сказала она. — Без тебя я… я совсем. — Она не закончила, отвернулась, принимаясь вытирать уже чистый стол.
— Не за что, — автоматически ответила Марина. Она взяла ключ. Он был холодным и неудобным в руке.
В квартире Максима и Ирины пахло дорогими духами и новым ковром. Марина встретила бригаду рабочих, показала проблемный участок, передала им заключение инженера. Стояла рядом, пока они, хмурясь, осматривали прогнившую балку, обсуждали объем работ на своем непонятном языке. Чувствовала себя чужой. Лишней. Но необходимой. Как всегда.
Вечером, когда рабочие ушли, оставив после себя пыль и ощущение беспорядка, Марина закрыла квартиру. Перед тем как уйти, она остановилась в дверях. Взгляд упал на большую фотографию в гостиной – Максим и Ирина, счастливые, на фоне какого-то моря. Улыбаются беззаботно.
Она повернулась и вышла. Щелчок замка прозвучал громко в тишине подъезда. Деньги перевели. Крышу начнут чинить. Сиюминутная проблема решена. Но вопрос, прозвучавший в самом начале, все еще висел в воздухе, тяжелый и нерешенный: «Мама, квартира Максиму, а проблемы – мне? Его жена теперь твоя опора!»
Ответ, увы, был очевиден. Пока Анастасия Игнатьевна видела в Ирине «помощницу», а в Максиме – вечно занятого, но «заботливого» сына, пока сама Марина брала на себя груз их безответственности, ничего не изменится. Деньги – лишь пластырь на глубокую рану семейной несправедливости. Настоящий ремонт требовался не только крыше, но и самим отношениям. А это было куда сложнее и дороже. И не факт, что кто-то, кроме нее, был готов к таким затратам.