Марина помнила тот первый визит — как Светлана Васильевна оглядела её с ног до головы, словно товар на рынке. Причем, неподходящий товар.
— А, это она? — спросила тогда свекровь, даже не обращаясь к Марине напрямую. Словно её здесь не было.
— Мама, это Марина, — представил Игорь.
— Понятно.
Вот и всё знакомство. «Понятно». Как приговор.
А дальше началось настоящее веселье. Каждый семейный ужин превращался в театр одного актёра — Светланы Васильевны. Марина готовила, накрывала, убирала. А свекровь рассказывала Игорю о чудесной Оленьке из соседнего подъезда:
— Вот девочка! И готовит хорошо, и с образованием. А какая хозяйственная!
Игорь молчал. Всегда молчал.
Когда Марина устраивалась фармацевтом, Владимир Павлович буркнул:
— В аптеке, значит. Ну да, кому-то же и пилюли продавать.
Они словно не замечали, что у неё высшее образование. Что она зарабатывает.
Марина терпела. Улыбалась сквозь зубы. Готовила их любимые блюда. Дарила подарки на праздники — они принимали без «спасибо», как должное.
— Ты слишком близко к сердцу принимаешь, — говорил Игорь после очередного «семейного торжества». — Они просто такие.
Такие. Да, такие — которые за десять лет ни разу не поинтересовались, как у неё дела. Которые на её день рождения дарили дешёвые носки. Которые обсуждали её при ней, как мебель.
А теперь Светлана Васильевна лежала в их гостиной с загипсованной ногой. И ждала заботы.
От Марины, которая для них всегда была никем.
Звонок раздался в половине седьмого утра. Игорь вскочил с кровати, как ошпаренный.
— Что случилось? — Марина ещё не до конца проснулась.
— Мама упала. На лестнице. Сломала ногу.
Больница. Гипс. Врачи с усталыми лицами твердили что-то про постельный режим, про минимум движений, про «кому-то придётся следить».
А Игорь уже всё решил. За неё. Как всегда.
Вот уже и шаги в коридоре. И голос Игоря:
— Мам, осторожнее. Да нет, сюда не надо, в гостиную.
Марина вышла из кухни с полотенцем в руках. И застыла.
Игорь тащил чемодан. Большой. Явно не на пару дней.
— Это надолго? — спросила она, кивнув на багаж.
— Пока не встанет на ноги, — он даже не посмотрел на неё. Как будто стеснялся.
— Ты не спросил.
— А?
— Ты даже не спросил меня.
Светлана Васильевна прихрамывала в гостиную, опираясь на костыли. Бросила взгляд на Марину — тот же, что и десять лет назад. Оценивающий. Холодный.
— Я не готова к такому, — сказала Марина тихо.
— Ну это же моя мать, — Игорь наконец поднял глаза. В них была мольба. И привычная трусость.
Марина ничего не ответила. Просто развернулась и ушла в спальню.
Вечером она сидела на краю кровати. Игорь возился на кухне — разогревал что-то для мамы.
А где же его забота была, когда она приходила домой после двенадцатичасовых смен в аптеке? Когда болела гриппом, а он уезжал к родителям «помочь с ремонтом»?
— Марин, — он заглянул в спальню. — Может, поговорим?
— О чём? — она даже не повернулась.
— Ну, о ситуации.
Ситуации. Как будто это стихийное бедствие, а не его решение.
— Слушай меня внимательно, — Марина встала и посмотрела мужу в глаза. — Я ухаживать не буду.
— Но как же.
— У тебя есть отец. У неё есть ты.
Игорь открыл рот, но она не дала ему сказать ни слова:
— Десять лет я терпела их презрение. Улыбалась, когда твоя мама рассказывала тебе про «чудесную Оленьку». Молчала, когда они обсуждали меня, словно я мебель. Готовила, убирала, дарила подарки — и получала в ответ что? Носки за сто рублей на день рождения?
Голос её дрожал, но не от слабости. От ярости.
— Теперь — нет. Я не буду нянькой для человека, который считает меня пустым местом.
Игорь стоял, как истукан. Впервые за все годы брака он слышал от жены такие слова.
— Я не злая, — добавила Марина тише. — Я просто устала быть удобной.
Утром Марина готовила завтрак. Для себя. На одну персону.
Игорь стоял на пороге кухни, словно школьник, которого не пустили на урок.
— А маме завтрак?
— Холодильник там же, где и вчера, — не поднимая глаз, ответила Марина.
Она накладывала омлет себе на тарелку. Каждое движение — как заявление: твоя мама, твоя забота.
Дни превратились в странный театр. Марина жила в собственном доме, как гостья. Готовила отдельно. Ела отдельно. В гостиную не заходила — даже когда нужно было что-то взять.
Игорь метался между работой и домом, как белка в колесе. К вечеру он выглядел так, словно его пропустили через мясорубку.
— Укол нужно ставить, — бормотал он, роясь в аптечке.
Марина молча дала ему стерильные салфетки. И ушла.
— Твоя жена демонстративно меня игнорирует! — голос Светланы Васильевны прорезал тишину квартиры, как сирена.
Марина стояла в коридоре и слышала каждое слово.
— Я не могу в туалет нормально сходить — она мимо проходит, как мимо столба! Даже не поздоровается!
— Мам.
— Что «мам»? Я больная! Мне нужна помощь! А она...
— А ты когда-нибудь с ней говорила без укола в голосе? — вдруг спросил Игорь.
Долгая, неловкая тишина.
Марина замерла. Впервые за все годы муж защитил её?
— Когда-нибудь сказала ей «спасибо» за то, что она делала? Или хотя бы «добро пожаловать в семью»?
— Ты что, против матери?
— Я против лицемерия, — голос Игоря звучал устало. — Десять лет ты относилась к ней, как к прислуге. А теперь требуешь заботы.
Марина тихо прошла в спальню. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Но самое страшное случилось на четвёртый день.
Марина возвращалась с работы и услышала из ванной тихие всхлипывания. Не крики, не жалобы — именно плач. Беспомощный, отчаянный.
Она остановилась у двери. Светлана Васильевна пыталась дотянуться до полки с полотенцами, но гипс мешал. Костыли упали на пол. И она просто стояла и плакала.
Впервые за все годы Марина увидела в свекрови не грозную королеву, а сломленную старую женщину.
Ноги сами понесли её в ванную.
Она молча подняла костыли. Достала полотенце. Протянула.
Светлана Васильевна смотрела на неё огромными, красными от слёз глазами. Открыла рот — хотела что-то сказать.
Марина развернулась и ушла.
— Она сегодня помогла мне, — сказала вечером свекровь сыну. — Знаешь, Игорёк. А может, я и правда была не очень справедливой?
Марина зажмурилась. Эти слова она ждала десять лет. Но почему сейчас они не приносили удовлетворения? Почему было так пусто?
На следующий день Игорь выглядел, как зомби. Он забыл купить лекарства, опоздал на работу, разбил чашку.
— Не справляешься? — спросила Марина за ужином.
— Справляюсь, — буркнул он.
— Видно.
Она смотрела, как он давится бутербродом.
Марина убрала тарелки. Молча. Решительно.
Утром седьмого дня что-то изменилось.
Марина заваривала кофе, когда услышала осторожное покашливание из гостиной.
— Марина? — голос Светланы Васильевны звучал непривычно тихо.
Она подняла глаза от чашки. Свекровь сидела на диване, сложив руки на коленях.
— Можно поговорить?
Марина медленно подошла к порогу гостиной. Не вошла. Просто стояла на границе.
— Слушаю.
Светлана Васильевна долго молчала. Смотрела в окно, на свои руки, на костыли у дивана. Куда угодно, только не на Марину.
— Я думала ты не пара Игорьку, — начала она и замолчала. — Я смотрела на тебя, как на пустое место.
Марина даже не дёрнулась. После десяти лет таких «комплиментов» выработался иммунитет.
— Думала, что если Игорёк женился на тебе, значит, ему не хватает ума на что-то лучшее.
На ту самую Оленьку из соседнего подъезда, — мысленно усмехнулась Марина.
— Я привыкла командовать, — продолжала свекровь. — Мужем командовала, сыном командую. Думала, и тобой буду.
— Я не против помочь человеку. Но я против того, чтобы меня использовали те, кто меня не уважает, — тихо сказала Марина.
Светлана Васильевна кивнула.
— Когда ты мне в ванной помогла, — Светлана Васильевна сглотнула. — Я подумала: «Вот же, издевается. Показывает, какая добрая». А потом поняла — ты не можешь не помочь человеку.
Вечером Игорь сидел на кухне с видом приговорённого к казни. Марина накладывала ужин — на этот раз на две тарелки.
— Для мамы? — удивился он.
Игорь поднял глаза. В них была усталость и что-то новое.
— Значит, будешь помогать?
Марина села напротив. Посмотрела мужу в глаза — долго, серьёзно.
— Слушай меня внимательно. Я не буду няней. Не буду прислугой. Не буду терпеть хамство ради «семейного мира».
Она встала, взяла тарелки.
— Но если твоя мама снова начнёт со мной разговаривать как с мебелью — я уйду. Не в другую комнату. Из дома. Насовсем.
Игорь молчал. Впервые за все годы он не пытался что-то объяснить, оправдать, сгладить.
Просто молчал. И в этом молчании было больше понимания, чем во всех его предыдущих речах.
Марина зашла в гостиную с тарелкой. Поставила на журнальный столик рядом с диваном.
— Спасибо, — сказала Светлана Васильевна.
Марина кивнула и направилась к выходу.
— Марина, — окликнула её свекровь.
— Да?
— Прости.
Два слова. Всего два слова. Но почему-то они весили больше, чем все подарки и комплименты, которых не было за десять лет.
Марина обернулась. Посмотрела на сломленную женщину на диване. На её красные от слёз глаза.
— Я подумаю, — сказала она. И ушла.
Но в коридоре остановилась. Прислонилась к стене.
Неужели это всё, чего она хотела все эти годы? Простого человеческого признания своего существования?
А может быть, и правда — подумать стоит?
Две недели спустя Светлана Васильевна собирала вещи.
Гипс сняли накануне. Нога ещё побаливала, но ходить можно было. Владимир Павлович приехал забирать жену домой — молчаливый, как всегда, но с облегчением в глазах.
Марина помогала нести сумки к машине. Не из вежливости. Просто так захотелось.
— Марина, — остановила её свекровь у подъезда.
— Да?
— Я покупки делала вчера по интернету. Взяла тебе чай. Тот, что ты пьёшь. Просто так.
В руках у Светланы Васильевны была маленькая коробочка с зелёным чаем. Дорогим. Таким, какой Марина покупала себе по праздникам.
Марина взяла коробочку. Первый подарок от свекрови. Не носки за сто рублей. Не дежурная салфетка к 8 марта. Настоящий подарок.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо. За то, что не озлобилась окончательно.
Машина уехала. Игорь и Марина стояли во дворе, глядя ей вслед.
— Странно как-то, — сказал он.
— Что странно?
— Тишина. Я уже привык к её голосу.
Марина улыбнулась. Впервые за много дней.
Через неделю зазвонил телефон.
— Алло, Марина? — голос Светланы Васильевны звучал неуверенно. — Это я.
— Здравствуйте.
— Я хотела тебя в гости позвать. На чай.
Марина помолчала. Десять лет назад она бы сразу согласилась. Побежала бы, радостная, что наконец-то её приняли.
Сейчас всё по-другому.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Приеду в субботу.
— Правда?
— Правда.
— Значит, жду. — в голосе свекрови была искренняя благодарность.
Игорь в субботу остался дома. Впервые за годы он не был посредником между матерью и женой.
Теперь им предстояло учиться разговаривать напрямую. Без переводчика.
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: