Почему именно это имя вызывает ощущение великой немой страсти — страсти к сцене, к искусству, к жизни, полной огня в памяти у любого, хоть краем глаза взглянувшего на историю русского театра, ? Вы не слышали — или слышали мельком? Давайте вместе погрузимся сквозь время: Петербург, перелом XIX и XX века, роскошные залы Театра, элегантные публикации в газетах, треск рожков, стук экипажей, мерцающий свет газовых фонарей…
А в центре всего — она. Высокая, нервная, будто бы сотканная из противоречий, с тёплым глубоким взглядом, упрямая, почти дерзкая… Первая советская звезда до появления Советов, человек, который не боялся рушить традиции.
Говорили — она тонка, она нервна, её стиль вычурен. А другие? — Она гениальна! Она — драма и экстаз, жизненная боль и порыв к звёздам.
Комиссаржевская была тем редким явлением, за которым шли — или спорили об этом, до хрипоты. Её сцену называли лабораторией нового театра, а её — самой загадочной актрисой нового века. Но... Какова была цена этой загадочной одержимости? Какую печать оставил на её молодом лице недуг, который вмиг разрушил все мечты?..
Корни таланта: Театральная семья и юность
Дело было, как обычно, в семье.
Вырасти в доме, где воздух пропитан разговором о театре, где отец — Фёдор Петро́вич Комиссаржевский — знаменитый актёр, а братья спорят об искусстве, носят афиши, веселятся после спектаклей… Звучит похоже на роман?
— Мама! А Вера опять пропадает в зале!
— Пусть сидит. У неё глаз — как у папы.
Зима. Петербург. Вечера с роялем, скрипкой, шелест нот, меланхолия пушистых снежинок за окном. Так формируется характер — тихий, сосредоточенный, упорный.
Некоторые уверены: если ты вырос среди театральных кулис, другого пути для тебя просто не существует. Но... была одна мечта, что маячила чуть поодаль: господи, как хотелось Вере стать певицей!
Голос у неё был необыкновенно красив…
— Только почему горло… опять садится?..
Врач покашливает, разводит руками.
— Девушка извините, но с таким горлом…
Мечта о вокальной славе рассыпалась. Казалось бы — точка? Но нет. Искусство нашло свой выход.
Взлет на сцену: триумфы и образы
Первая роль — не триумф. Это ведь всегда так: робкое появление на сцене, дрожащие руки, взгляд в зрительный зал, где мама кивает утешающе…
Но всё меняется!
Роль за ролью, работа за работой. Иногда казалось, что огонь в груди — слишком неукротим: он сжигал, не давал покоя, требовал — идти вперёд, идти против течения!
– Почему вы так играете, Вера Фёдоровна? Так нельзя!
– Нельзя?.. Тогда не нужно играть вовсе!
Публика — в оцепенении. Судьи — в восторге или в ярости, нет середины. Особенно — после "Бесприданницы", где её Лариса, не кукольная, не нежная — а какая-то безнадёжно настоящая...
"Чайка". Одна крылатая фраза стала пророческой:
– Я — чайка…
Отныне кличка «чайка русской сцены» стала её визитной карточкой.
Дальше — «Фауст», Маргарита. Совсем другое дыхание, другая боль.
И снова — восторги, споры, сплетни, газеты, аплодисменты стоя — выпрямив спину, до дрожи в руках…
Зачем она так выкладывается? Почему – всегда на разрыв?
Мечта о собственном театре
Своя труппа. Свой театр.
Для кого-то — амбиция. Для Веры — смысл.
1904 год. — Я создам свой театр.
Она читает пьесы вслух, ищет — не актёров, а единомышленников.
— Я хочу не просто пересказывать чужие истории… Я хочу ОТКРЫВАТЬ сердца людей!
Сколько ночей ушло на бессонные споры, жаркие репетиции, сумасшедшие поиски собственного лица…
Театр Комиссаржевской становится островом новых поисков: она сама — главная героиня в пьесах, педагог, постановщик, женщина, коллектив, огонь! Всё в одном человеке.
Здесь были дебюты, здесь рождалось что-то неведомое… кое-кто говорил, что именно так должен выглядеть театр будущего.
Трудности и борьба: личная жизнь и здоровье
Успех? Да. Слава? Да… — Но какой ценой.
Её сердце — тяжёлое, будто на дне камень. Тот, кто думает, что сцена забирает частичку души — ошибается: забирает всё.
— Вера Фёдоровна, вы уже не отдыхали третий месяц!
— Мне нельзя останавливаться…
Личная жизнь складывалась куда сложнее, чем роли персонажей… Неудачный брак, разбитая любовь, попытки забыться в работе.
Парадокс — чем больше страдала, тем ярче звучала на сцене. А кому нужна была эта боль?
Но всё чаще — кашель по ночам. Всё чаще — усталость, которую уже невозможно скрывать гримом и улыбками.
— Может, отдохнёте?.. Смените климат?
Но она продолжала — на износ.
Неотвратимая болезнь: как туберкулёз разрушил мечты
Туберкулёз… Слово, что тогда означало приговор.
Диагноз спустился на неё молча, как смерть во сне.
Острые боли, кровохарканье, ледяная испарина… но она скрывает это и… снова выходит на сцену.
– Публика ведь ждёт.
Какое упрямство! Какая любовь к искусству, что заставляет играть, даже когда каждый вдох — боль.
Ташкент, январь 1910 года. Последнее выступление — по сути уже не ради триумфа, а ради самой жизни…
Вера вышла на сцену больной. Видели это все — но не могли поверить.
— Она выдержит! Не может быть иначе!
Но сцена не могла исцелить.
Театр, недавно созданный с таким трудом — осиротел. Тот зимний ветер за окнами гостиницы… Кашель, жар, одиночество. И больше ничего.
Трагический финал и наследие
1910 год. Петербург. Смерть Веры Комиссаржевской потрясает не только театральный мир, а кажется — сам воздух в городе.
Говорили:
— Как же так?!
— Она не могла уйти так рано!
Похороны… длинная процессия, толпы людей, траурные ленты — словно последний спектакль, где главная роль — сама жизнь.
Цветы, слёзы и молчание.
Но — это не конец.
Комиссаржевская не просто изменила игру на сцене — она дала театру право быть живым, дерзким, страстным. Учила: не бояться казаться странным, быть собой, сгорать… ради искусства.
Мечты, не сломленные болезнью
Туберкулез отнял у неё голос, сцену, свет. Но не сломил её мечту.
Вера Комиссаржевская осталась там, где нет ни времени, ни болезней, — в памяти зрителей, в пьесах, где она ещё и ещё раз рождается заново.
Мечты великих не поддаются разрушению.
— Пройдет сто лет — и вы будете помнить о ней.
Потому что она жила, горела, страдала и любила искусство по-настоящему…
А это значит — победила.