Ирина открыла кухонный шкаф и на автомате достала кастрюлю. Рядом, как всегда, лежали детские тарелки, разноцветные ложки, чуть поцарапанная сковорода и бесконечная пачка бумажных салфеток, которые в этом доме уходили как вода.
Она мельком посмотрела на часы. Семь утра. Через двадцать минут поднимется Артём, через сорок — Маша. Муж, скорее всего, уже в ванной, слушает новости и бреется так, будто готовится к интервью на пост президента.
Из холодильника она вытащила яйца, молоко и сыр. Всё — по минимуму. Продукты закончились быстрее обычного, хотя вроде бы в этот раз брала с запасом. Но не удивительно — на днях Виктор заказал пиццу на вечер, «потому что устал». И в очередной раз приплёл, что это дешевле, чем она «накулинарит».
— Ты же не на шеф-повара училась, Ирин, расслабься. У нас что — ресторан?
Эта фраза снова всплыла в памяти, как надоедливое пятно на стекле. Она не стала тогда спорить. Устала. Но внутри всё кипело.
Дети, как по часам, появились в дверях кухни — сначала сонный Артём, потом Машка с лохматым хвостом и игрушкой-котом в руках. Она поцеловала обоих, разложила на тарелки омлет и включила мультики, чтобы хоть пару минут было тишины.
Виктор вошёл последним. Свежий, довольный, в рубашке и с телефоном в руке.
— Доброе утро, мои родные! — произнёс он с той интонацией, которую обычно используют дикторы в семейных телешоу. — Что у нас сегодня вкусненького?
— Омлет и чай, — коротко ответила Ирина, не глядя на него.
— Омлет? Опять? — он скривился. — А я думал, может, оладьи. Или хотя бы блинчики...
Она не ответила. Только машинально переложила ложку из одной руки в другую.
— Что, сложно что ли? — усмехнулся он, садясь за стол. — Я вот с утра уже душ принял, побрился, а ты даже...
— Виктор, — перебила она, глядя прямо ему в глаза, ты серьёзно сейчас? Ты только что встал и уже недоволен едой?
Он откинулся на стуле, чуть не задев локтем чашку.
— Не надо драм. Просто сказал. Устал я от однообразия. Вот Костя рассказывал, как его жена каждый день что-то новенькое придумывает. И экономит, между прочим.
Ирина молча вытерла руки о полотенце и отошла к окну. Утро, вроде бы обычное, но внутри что-то сдвинулось. Щёлкнуло. Как механизм, слишком долго сдерживавший напряжение.
— Ага, и наверно ещё успевает с детьми уроки делать, стирать, мыть полы, гладить рубашки и быть всегда «на позитиве», да?
— Ну, не знаю, как она всё успевает, но Костя доволен. А ты вечно уставшая. Хотя дома сидишь почти всё время.
Эти слова ударили, как пощёчина.
— Дома сижу?! — она резко повернулась. — Виктор, ты серьёзно это сказал?
Он пожал плечами, словно ничего страшного не произошло.
— Ну ты же не полный день работаешь. Часов пять бухгалтерии, остальное время — дома.
— И это, по-твоему, «ничего»? Два ребёнка, готовка, стирка, уроки, кружки... Всё это само?
— Ирин, не начинай. Просто я говорю, что можно как-то оптимальнее. Может, стоит меньше тратить. Ты знаешь, сколько уходит на продукты в месяц?
— Знаю, — процедила она, до копейки. Потому что ты не удосужился ни разу сам сходить в магазин со списком. Только пиццы свои заказываешь. Это, видимо, дёшево?
Он встал, забрав с собой чашку.
— Ладно, не злись. Просто сказал, что можно иначе. Не надо всё воспринимать как атаку.
Она молчала. Потому что чувствовала: если скажет ещё хоть слово — взорвётся.
Именно в этом молчании и зародилось решение. Пока он думал, что выиграл очередной спор, она уже поняла, что пора действовать.
***
На следующий вечер, когда дети уже спали, а телевизор тихо гудел новостями, Ирина села напротив Виктора. Она поставила перед собой чашку чая, но не сделала ни глотка.
— Виктор, мне нужно уехать. На три недели. В Калининград. У Светки операция, ей нужна помощь.
Он оторвался от телефона и хмыкнул.
— Светка? А что, в больнице никто не поможет?
— Там некому. Она одна, а после операции нужна будет помощь хотя бы первую неделю. И я решила — еду.
— А дети? — нахмурился он. — Кто с ними останется?
— Ты.
Он замер, словно не расслышал.
— Я?..
— Да. Ты же всегда говоришь, что дома сидеть — это не работа. Вот и будет возможность на практике убедиться, насколько легко всё устроено. Посуду мыть, бельё менять, с детьми гулять, в кружки водить, оплачивать счета… — она наклонилась вперёд. — Справишься ведь?
— Ну… конечно справлюсь. Что там сложного?
Она кивнула.
— Хорошо. Тогда вот тебе список. Завтра у Артёма танцы, 2800₽ надо сдать. Послезавтра — Машин утренник, надо купить фрукты, испечь что-то. За свет и воду придёт СМС — не забудь оплатить. Ещё детям нужны альбомы, фломастеры, пластилин. Каникулы — не значит, что можно только мультики смотреть. Надо заниматься.
Он кивнул, но уже не так уверенно.
— И да, каждую субботу — смена постельного и влажная уборка. Ты любишь чистоту — вот и поддержи её.
— Ирина… может, ты всё-таки не поедешь? Ну, наймите сиделку для Светки или пусть в больнице останется подольше...
— Нет, Вить. Я еду. А ты — остаёшься. Дети твои. Дом — твой. Впереди три недели счастья.
Она поцеловала его в щёку и спокойно пошла собирать вещи.
***
Утро отъезда было удивительно тихим. Ирина уложила чемодан, приготовила детям завтрак, собрала Маше рюкзак, записала на листке номера телефонов, аптечку и порядок дел. Потом подошла к детям, обняла их крепко и прошептала:
— Папа с вами, всё будет хорошо.
Виктор стоял в дверях, почесывая затылок.
— Ну ты же мне напишешь там? Если что — позвонишь...
— Конечно, — сказала она, надевая пальто. Но лучше ты мне пиши. Дел у тебя теперь не много, ты в отпуске.
Ирина ушла. А Виктор остался в коридоре, держа в одной руке Машин пакет с альбомами, в другой — список задач на три недели.
Первый день прошёл неплохо. Он сварил детям сосиски, поставил мультики, даже постирал одежду — правда, закинув туда случайно одну красную футболку, которая окрасила всё остальное в розовое. Артём рыдал над «девчачьей» майкой.
На второй день ему позвонили из кружка:
— Вы почему не оплатили занятия? Нам неудобно прерывать цикл. Пожалуйста, принесите деньги завтра утром.
Он покраснел, пообещал, что завтра всё принесёт, и только потом понял, что… забыл, с чего именно начинать экономить. Деньги на счёте были, но с момента отъезда Ирины он почти ежедневно заказывал доставку, брал детям игрушки "для поощрения", покупал себе «вкусненькое», как сам это называл.
А теперь, когда нужно было заплатить сразу за кружок, сад, детские мелочи и коммуналку — всё начало сжиматься в один тревожный ком.
Он впервые задумался: «А если это только середина месяца? А ещё каникулы, подарки, оплата интернета, и Машке вроде сапоги малы…»
***
К концу недели Виктор уже не знал, как вернуть порядок. Машка заляпала стену пластилином, Артём разбил тарелку, а кошка вывернула мусорный пакет на кухне. Когда пришёл счёт за ЖКХ, он в первый раз сел и замолчал над цифрами.
— Как? — пробормотал он, глядя в экран телефона. — Это что, только свет и вода?..
Звонить Ирине он не стал. Гордость не позволяла. Он отправил ей только короткое сообщение: «Удачи там со Светкой. У нас всё под контролем».
Она не ответила.
На вторую неделю «контроль» начал рушиться. Те деньги, которые по его мнению должны были легко покрыть жизнь на 3 недели заканчивались, дети просили нормальный обед, а дома пахло сыростью и чем-то кислым. Он попытался сварить суп — забыл посолить. Пельмени слиплись в ком. Машка расцарапала руку об неубранный ящик, и в саду на него накричала воспитательница.
— Где вы были? Девочка плачет, неумытая, без сменки!
Виктор впервые не нашёл, что ответить. Он лишь кивнул и увёл Машу домой.
К вечеру он сел на диван, обнял подушку и в тишине квартиры сказал вслух:
— Ирина, ты ведь сейчас смеёшься надо мной, да?..
***
На одиннадцатый день Виктор проснулся в полной тишине. Обычно его будил Машкин плач, просьбы Артёма включить мультики или запах каши, который варила Ирина. Но сегодня его разбудил… звонок из школы.
— Артём не пришёл на занятия. Он болен? — строго спросила женщина на том конце провода.
Он подскочил с дивана. Смотрит на часы — десять утра.
— Я… мы… проспали, — пробормотал он.
— Это уже второй раз на этой неделе, — холодно ответили. — Пожалуйста, постарайтесь быть внимательнее.
Он положил трубку, схватил брюки, натянул футболку и помчался в комнату детей. Машка спала, обняв куклу. Артём сидел на полу, рисуя на коробке от пиццы.
— Почему не разбудил? — спросил Виктор, стараясь не кричать.
— А ты сказал, что будильник сам включится… — тихо ответил сын.
Он ничего не сказал. Просто закрыл глаза и шумно выдохнул.
Вечером он взял ручку и открыл тетрадь. Решил составить бюджет. Точнее, попробовать понять, куда улетели все деньги. Записи были обрывочными, но даже из них вырисовывалась картина:
— доставка еды — 6 300₽
— лекарства для Машки — 900₽
— бензин — 2 000₽
— оплата кружка — 2 800₽
— альбомы, клей, краски — 1 500₽
— покупки «по мелочи» — 3 200₽
Итог: почти двадцать тысяч за неделю. Он уставился на сумму, чувствуя, как в груди сжимается. «Это что, без одежды, ЖКХ и нормальной еды?..»
В тот вечер он вымыл полы, сменил постель, вынес мусор, вытер подоконники. Потом рухнул на кровать. Тело болело, руки пахли хлоркой, и даже телефон не радовал. Он прокрутил ленту соцсетей — у Кости были фотки из сауны, вечеринка с друзьями, пиво, смех…
— Повезло тебе, — пробормотал Виктор. — Жена ушла — и кайфуешь. А я тут как загнанный…
Он хотел позвонить Ирине, написать, рассказать, как всё тяжело. Но снова — гордость. Он ведь сам сказал, что «всё под контролем». В итоге он просто записал ей аудиосообщение:
— Привет. Всё в порядке. Дети живы, никто не отравился. Даже Машка научилась сама обуваться. Представляешь? В общем… жду тебя. Тут без тебя… ну, ты поняла.
Ответа не было. Только два серых галочки в мессенджере.
На шестнадцатый день он попал в апогей катастрофы. Ванна засорилась, стиральная машина зависла с мокрыми штанами, Машка намазала шоколад на шторы, а Артём отказался есть — сказал, что «у папы всё невкусное».
Виктор стоял посреди кухни, с кастрюлей риса в руках, и смотрел, как по плите ползёт тонкая струйка пригоревшего жира.
— Да чтоб тебя… — выдохнул он и ударил кулаком по столу.
Дети замолчали. Машка испугалась и заплакала. Артём встал и вышел в комнату.
Виктор сел на табурет и закрыл лицо руками.
— Всё. Я проиграл. Ты победила, Ирина, — пробормотал он, обращаясь в пустоту.
Он взял телефон и написал:
«Прости. Всё не так. Я был дураком. Теперь понимаю, как это тяжело. И почему ты уставала. Ты сильнее, чем я думал. Возвращайся, пожалуйста. Мы справимся вместе. По-настоящему.»
Он не знал, прочитала ли она сообщение. Но на душе стало немного легче — он впервые сказал правду. Не для оправдания. А потому что по-настоящему понял.
***
Ирина вернулась через пять дней, под вечер. Такси остановилось у подъезда, и она, сдерживая волнение, вышла с чемоданом. Дети бросились к ней навстречу — сначала Машка, потом Артём. Они смеялись, тараторили, обнимали её так, будто не видели целую вечность.
Виктор стоял чуть поодаль, у двери, с опущенными плечами. На нём была мятая футболка, под глазами — синяки, волосы растрёпаны. Он выглядел так, как раньше выглядела она — выжатым донельзя.
— Привет, — сказал он, неловко улыбаясь.
— Привет, — кивнула Ирина, не делая ни шага к нему.
Он отступил в сторону, пропуская её в квартиру. В прихожей пахло чистящими средствами, пол блестел, а на кухне на плите дымились макароны. Виктор хотел что-то сказать, но она молча сняла пальто и пошла в детскую.
Когда дети наконец уснули, она вышла на кухню. Виктор сидел с чашкой чая и перебирал пачку чеков.
— Я начал вести расходы, как ты, — тихо произнёс он. — Правда, цифры… пугают. Как ты всё это тянула — не понимаю.
Ирина молча села напротив.
— А ты понял, почему я уставала? Почему была раздражительной? Почему не радовалась пельменям на ужин?
Он кивнул. Без оправданий.
— Ты мне не служанка. Не бесплатный повар, не нянька. Я это понял. Поздно, может. Но понял.
— Что ты собираешься делать дальше? — её голос был холоден, без намёка на сочувствие.
— Начать с простого. Брать на себя часть. Всерьёз. Готовить, мыть посуду, планировать вместе. И больше никогда — никогда — не говорить тебе, что ты «ничего не делаешь».
Ирина посмотрела ему в глаза. Долго. Очень долго. Потом медленно сказала:
— Я тебе не верю. Но готова посмотреть, как ты будешь доказывать. Делом.
Он выдохнул, как человек, которому дали шанс выжить.
Прошла неделя. Виктор мыл посуду, носил Машке сменку в сад, готовил простые ужины. Списки, чеки, план уборки — всё держал под рукой. Он не жаловался. Ни разу.
Однажды вечером он с гордостью вынес на стол картофельную запеканку.
— Сам сделал. По рецепту из интернета, — произнёс он, усевшись напротив.
Ирина попробовала. Пережарено. Солоновато. Но съедобно. И главное — не она готовила.
— Съедобно, — сказала она, и на губах мелькнула тень улыбки.
Он расцвёл, как ребёнок, получивший пятёрку.
— Знаешь, — произнёс он, наклоняясь ближе, может, мы уже вернёмся к нормальной жизни? Я ведь всё понял.
Она отложила вилку.
— К какой «нормальной»? Где я опять всё тяну, пока ты отдыхаешь?
— Нет, ну… теперь всё по-другому. Мы вместе. Просто я соскучился по тебе, по нам…
Ирина встала из-за стола, подошла к окну.
— А я… соскучилась по себе. Я там, в Калининграде, впервые выспалась. Почитала книгу. Погуляла без сумки, без пакетов. Поняла, что у меня есть желания. Не только «по списку».
Он встал тоже, подойдя ближе.
— Я не хочу терять тебя.
Она повернулась к нему, устало, но честно.
— Тогда не пытайся вернуть всё, как было. Потому что назад — я не пойду.
— А вперёд?.. Вместе?.. — в голосе его дрожала надежда.
Она посмотрела на него. Уже не враг. Но и не спаситель. Просто — мужчина, который наконец понял, что дом строится не на удобстве, а на уважении.
— Посмотрим, Виктор. Всё покажет время. Но знай — если ты снова забудешь, кто я тебе, я уйду. Навсегда. Без слов. Без объяснений.
Он кивнул. Молча. И знал — она говорит правду.
